Размышления о чудовищах

Когда Тот, Кто Был И Кто Уже Не Есть выпивал определенное число порций (скажем, восемь), он спускался на одну ступеньку по лестнице бытия и превращался в Того, Кто Был Тем, Кто Был И Кто Уже Не Есть Даже Тот, Кто Был, потому что у него из сундука души выбегал бандит, сидевший там в заключении, и этот бандит объявлял себе бесконечный праздник, с танцами и вандализмом и ритуальным сожжением утра, и мы в конце концов превращались в кочевников по всем дискотекам, и Тот, Кто Был бросался на девушек, как обычно бросаются кости на исследователей, и Хуп помогал ему в его плане, и Бласко присоединялся к ним на свой лад, и начиналась кутерьма с оскорбленными и ошарашенными девушками, мстительными парнями и жандармами, вышедшими на тропу войны. В качестве персонального вклада в эту суматоху Кинки занимался применением на практике своего нового метода приблизить конец света: он бросал бомбы-вонючки на танцевальные дорожки.

— Развлечения всегда непристойны, — изрекал Кинки, когда толпа танцующих рассеивалась в ужасе, затыкая нос, потому что этот концентрат вонял, как зад демона Астарота. Тот, Кто Был рукоплескал выдумке Кинки:

— Эти люди приходят в такие места, только чтобы делиться друг с другом своими кошмарами и убивать надежды. Например, вон та белокурая проститутка надела это платье, чтобы мы пустили слюну и задумали хитроумное свинство, не так ли? Но в конце концов она ляжет спать одна, потому что стыдится шрама, что идет по ее животу снизу вверх, или потому что дома ее ждет сын-параплексик, или потому что ее недавно сильно избили, и ей еще приходится ходить на консультации к психиатру, чтобы сосуществовать с этим ужасом, — и сказав это, Тот, Кто Был своей вывихнутой походкой направлялся к блондинке, говорил ей что-то на ухо, она поворачивалась к нему спиной, и Тот, Кто Был возвращался в наш загон для волков:

— Ну, не говорил ли я вам?

Я пользовался этими паломничествами, чтобы погружаться в пессимизм и увеличивать свою коллекцию подставок под стаканы.

(— Тебе нравится красть мелочи, коп?)

И где же оканчивалось все это? В «Гардене», само собой, и там, в баре, пока мы выбирали жертву, Тот, Кто Был строил из себя султана вселенной, уже с заплетающимся языком, со своим изъеденным лицом, со своей потной лысиной, импровизируя теории по поводу какого-нибудь осязаемого или неосязаемого явления и рассказывая нам биографические события, по большей части похожие на басню.

(— Эта дырка на затылке у меня — от пули, которой меня наградили в Мелилье.)

Молекула с яростью и ожесточением обнимал гигантских для него женщин, несомненно, тоскуя о недоступных телах девочек, а Хуп говорил с девушками о Том, Кто Был с применением методов торговца, приходящего на дом («Гений ума»), как будто хотел, — ну, я не знаю, — чтоб они заплатили Тому, Кто Был, а не наоборот, — а Мутис молчал, наблюдая за происходящим, словно человек, силящийся разглядеть что-то внутри хрустального шара, а Кинки делал попытки продать шлюхам браслеты и колье, которые вытаскивал из карманов, словно фокусник, а Бласко старался не смотреть на меня, потому что я знал его тайну, его тайну целомудренного посетителя шлюх, певца-теоретика продажной любви гетер, и я замечал, что что-то в нашем клане сломалось, что эти проныры завладели нашими ночами и нашими шлюхами.

Но еще много чего должно было произойти. (Например, худшее, безумный родственник плохого.)

Как бы там ни было, прежде чем рассказать вам о худшем, я расскажу вам о лучшем из того, что произошло со мной в этот период времени.

Все началось с лучистого видения. Поясню: пообедав, я закурил папироску, прилег отдохнуть немного и в ватном тумане травки и дремоты увидел маленькую точку света, приближающуюся ко мне из далекого цилиндрического пространства. Как вы знаете, смерть может заявлять о себе в сияющем обличье, хотя сама она — мрак, и я сказал себе:

— Смерть. Она уже здесь, — потому что однажды же она должна прийти, и для нее никогда не рано.

Я постарался встряхнуться, отчаянно вернуться к бодрствованию, вернуться по своим же следам по тому туманному мосту, что ведет в обманные области сна, но очень густая дрема мешала мне, как будто на веки мне налипла стая летучих мышей.

Эта светящаяся точка продолжала приближаться, мерцающая и медленная, и казалось, она собирается разорваться в моем мозгу, чтобы наводнить его последним светом, светом, что ослепляет навсегда. Я не мог дышать, моя грудь превратилась в сведенную судорогой полость, сердце, казалось, билось о само себя, молот и наковальня одновременно. Тогда свет стал всеобъемлющим, он заполонил собой все, словно кто-то пролил на мои глаза кувшин жидкого серебра. Тогда я почувствовал внезапную умиротворенность и решил, что умираю. (Я представил себе гармоничный скрип сияющих калиток вечности или ничто.) (Я представил себе летучую дорогу, ведущую в мир иной.) (Я представил себе, смирившись волей, свое растворение в звездном поле, бестелесное парение моих мыслей по саду симметричных созвездий и непостоянных планет, похожих на калейдоскопичные жемчужные ожерелья.) (И так далее.)

Но, к счастью, все произошло вопреки моим опасениям, потому что в середине этого горнего света мне меньше чем за секунду открылся золотой силуэт, более сияющий, чем сам свет, и тут же свет превратился в настоящий полумрак, и летучие мыши, висевшие на моих веках, взлетели, и я открыл глаза, а на следующий день познакомился с Марией.

Марию звали не Мария, но я дам ей это имя, потому что, когда я признался ей, что пишу эту повесть, она попросила меня, чтоб я скрыл ее настоящее имя.

Итак. Один товарищ из комиссариата организовал барбекю в сосновой роще, потому что он преждевременно уходил на пенсию и хотел отметить это событие на широкую ногу: отбивные, ребрышки, Природа, солнце, дети, чистый воздух и полтонны полицейских. (Сама Аркадия, можно сказать.) О такого рода празднествах можно и не говорить ничего, потому что они мало интересны сами по себе, но дело в том, что среди гостей была Мария.

— Какая она, Мария? — спросите вы меня.

Ответить непросто. Скажем, если б ее под страхом пытки заставили станцевать танец живота, через две минуты ей бы пришлось бежать в ближайшую уборную из-за поноса. (Таков был бы результат.) Поймите меня правильно: не то чтоб Марии не хватало привлекательности, совсем наоборот, но одна из жизненных целей, которые она упрямо перед собой поставила, заключается в том, чтоб скрывать свою привлекательность.

— Почему?

Я не знаю. Так что продолжим рассказ о предшествующих событиях, предшествующих для моего рассказа.

Как и следовало ожидать, на этом деревенском празднестве не было ни одной агросинии (нимфы полей), ни одной гамадриады (нимфы деревьев и кустов), но было довольно много женщин, очень улыбчивых и очень сильно накрашенных, но все они либо уже имели пару, либо к ним невозможно было подкатиться, так что, благодаря методу исключения, я в конце концов обратил свое внимание на Марию, которая бродила там одна и собирала в пакет кости от отбивных и ребрышек.

— У тебя есть собака?

(Увы, именно об этом я ее спросил, потому что повседневные разговоры очень сильно отличаются от парадной риторики.) Но нет, у Марии не было собаки, хотя у нее были оравы собак, следующие одна за другой оравы собак, приговоренных к смерти.

(?)

Поясню: Мария была ветеринаром. Она основала в окрестностях города ферму и по контракту с муниципалитетом занималась там принесением в жертву и последующей кремацией бродячих собак, хотя, как она сказала мне, она позволяла этим псинам несколько дней пожить там по-королевски, отсюда — и собирание костей.

— Поначалу я даже плакала, теперь — нет.

(Мария, палач…) (Должно быть, убийство у них — семейная традиция, ведь Мария была сестрой Роки, полицейского, пустившего пулю в голову вору, пытавшемуся сбежать на угнанной машине.) (Об этом много говорилось в прессе, и Роки все это чуть было не стоило места, впрочем, потом обо всем забылось, потому что газетные новости — это что-то вроде черной дыры, все поглощающей и все отрыгивающей: булимическая сила, ежедневно выливающая нам на голову центнер загрязняющей информации, от которой наша память опорожняется за несколько часов.) (К счастью для Роки.) (И также для нашей памяти, частной и коллективной, само собой.)