Факел (книга рассказов)

Витя год пожил вольной жизнью, а потом хорошую девочку нашел, стеснительную, тоненькую. У нее были длинные ресницы, вот что. Педучилище кончала. Да, такая Тоня с длинными ресницами. Как бы сонная девушка, а взметнет ресницы и улыбнется, сердце у тебя так и перекувырнется.

Жила она в общаге, потому что приехала издалека — это важно. Живи ее родители здесь, не было бы никакой перепутаницы.

Да, но когда молодые женятся и любят друг друга, им надо где-то жить? Хотя чего так хватать, даже если и не любят друг друга, все одно где-то надо жить. Но Витя и Тоня как раз любили друг друга. Вот когда все вокруг хмурые, а кто-то бродит в обнимку и сияет, что солнышко после летнего дождя, это бросается в глаза. И каждому ясно — молодожены друг друга любят.

Витя привел Тоню в свой дом и прописал, это понятно. То есть в хрущобной восемнадцатиметровке прописаны трое. Ну, это чего, это нестрашно, оно, может, и не очень удобно доказывать любовь к юной жене при ворочающейся от бессонницы мамаше, но это ладно. А чего ты — только женился и хоромы отдельные тебе подавай? Так не бывает. Нет, хорошенькие мои, все помаялись, и вы помайтесь, а то ушленькие какие, хоромы им отдельные подавай.

Жили дружно. Лидия Филипповна невестку любила и никогда не взбрыкивала, мол, два медведя на одной кухне, нет, жили дружно. Ничего не скажу, девочка ласковая, небалованная, хорошая девочка.

Но каждому известно, что когда молодожены любят друг друга, то обычно бывают дети, и это каждому известно. Через год появился маленький, и его назвали Сашулей (это вот он как раз называл перепутаницей все, что не умещалось в его детской головенке). А еще через год обозначилась маленькая, которую, наоборот, назвали Настенькой.

Что же это получается? За два года народонаселение квартиры значительно увеличилось, было трое на восемнадцати, стало пятеро и, что характерно, на тех же восемнадцати. То есть рост народонаселения значительно опережал рост жилплощади. Да, а эта жилплощадь в хрущобе, то есть пол, как известно, сближается с потолком, коридор равен почти нулю, и это гаванна — совмещенный санузел, привычно говоря.

Да, а Витя к тому времени работу сменил. Нет, грузчиком он остался, но станцию сменил на большой гастроном. Платили там вроде бы поменьше, но зато поближе к продуктам. То есть получается, человек не был отравлен высшим образованием и сообразил, где лучше и глубже.

Значит, пять человек в одной комнате, а дети маленькие, и если они, к примеру, мокрые, то вопят даже и ночью, не считаясь с тем, что папе и бабе утром на работу. А у бабы после бессонной ночи прыгало давление. Да, но это же любимые внуки, и потому злости не было ни вот столько.

Молодые твердо решили, рост народонаселения покуда останавливаем, потому что концентрация народонаселенности довольно высокая. Пять на восемнадцати — это немало. Скажете, бывает и хуже, но ведь сейчас не война, и жизнь вроде того что улучшается, и пора нас ставить на учет, дорогие товарищи, пора и еще раз пора. И их поставили на очередь, ну, если положено.

И тут Лидия Филипповна сделала ускорение. Ну да, всю жизнь проработала в леспромхозе, до пенсии остается полтора года, и если сейчас ты ничего не пробьешь, то кому ты будешь нужна, когда ты выйдешь на пенсию, и она бухнулась в ноги своему начальнику: двадцать лет вместе работаем, вы наш депутат и пробейте, что пробить в силах. Мы стоим в очереди на жилье, но все знают, с какой скоростью эта очередь ползет, так пробейте мне какую-нибудь комнатеху до подхода, мне все же легче будет, а то нет — не дожить.

То ли начальник оказался хорошим мужиком, то ли просто повезло, но комнату Лидии Филипповне пробили. Очень временное жилье и в очень маневренном фонде. То есть деревяшка и густо забитый клоповник. Но в центре города. То есть деревяшка, густо забитый клоповник, без воды и отопления, но в центре города.

А вот теперь нужно следить — пошла перепутаница. Лидии Филипповне дали комнату, она выписалась из своей квартиры и прописалась в деревянном клоповнике. Да, но по силам ли ей колоть дрова и таскать воду? Нет! Это все для молодого поколения, чтоб оно могло вести самостоятельную жизнь, растить детей и одновременно надеяться на лучшую жизнь впереди.

То есть так. Лидия Филипповна живет в прежней своей квартире, но прописана в деревяшке, молодые же, совсем наоборот, прописаны в хрущобе, а живут в деревяшке. Покуда все нормально. Можно жить и даже надеяться. Дети прописаны в хрущобе, и, когда подойдет очередь, им дадут трехкомнатную, ну, если четыре человека и дети при этом, что любопытно, разнополые.

Теперь Лидия Филипповна. Она прописана в клоповнике, он в центре города, по ближайшему плану его снесут и построят большой жилой дом, и Лидии Филипповне дадут в нем однокомнатную. Это обязательно. Улучшенная планировка, и кирпич, а не блок. Можно жить? Не только можно, но и нужно. Ну, если дети живут дружно, внуки растут, а тебя согревает близкая надежда. Вот говорят, нужно смотреть жизни прямо в лоб и напрочь отказаться от надежды. Но как же ты, интересно знать, откажешься от нее. Если только она душу и согревает.

Но! Но не все так складно иной раз получается, и надежды иногда тю-тю, улетучиваются. Подкатили новые времена, жилье строить перестали, и очередь, понятно, замерла. И помаленьку проклюнулось: вот это жилье навсегда, другого не будет, без вариантов.

Лидию Филипповну такое положение более-менее устраивало: она живет в привычной квартире, если помрет, жилье не накроется — дети-то прописаны здесь. Не взбрыкивала и Тоня. То ли Витю своего любила, то ли вообще терпеливая. Да, она после второго декрета пошла воспитательницей в детский сад, так что ее детки всегда при ней.

Первым начал взбрыкивать Витя. Даже и не понять, с чего он начал взбрыкивать. Может, он не думал, что всю жизнь будет грузчиком, может, надеялся, что со временем найдет себе что-нибудь получше. И с жильем тоже — думал, поторчим в клоповнике год-другой, а оказалось, что запухли на всю жизнь. Ну, так — не так, не выяснить. А может, любовь к Тоне прошла. Нет, не выяснить.

А только Витя начал закладывать. Нет, не каждый день, он закладывал редко, но метко, дней так на несколько. Ходит мрачный, и чем больше закладывает, тем больше мрачнеет. Придет домой, сядет у окна и, свирепо поигрывая желваками, часами молчит. Ну, вот что человек в это время в голове прокручивает? Может, он счет налаживает, вот был в классе из лучших учеников, но тот стал доктором, а тот вот следователем, то есть из жалоб Тони (она, понятно, искала поддержки у свекрови, больно ведь смотреть, как дорогой человек часами поигрывает желваками) получалось, что Витя рассчитывал на одно, а вышло совсем другое, и в игре, которую все называют жизнью, он — сторона исключительно проигравшая. Ну, может, так, может, совсем иначе — нет, теперь не выяснить.

А потом Витя испарился. Нет, не совсем, ну, там, в низкое небушко, нет, он испарился из семьи. Витя сошелся со своей начальницей, замдиректора магазина. Нет-нет, вот каждый думает, если замдиректора, то сумками тягает продукты, жрет в три горла и потому вся состоит из шаров. Ага, а жирные пальцы в перстнях и кольцах. Но нет. Эта — совсем наоборот — красивая и стройная женщина. Делает зарядку и по утрам бегает. К тому же хорошее жилье и тринадцатилетний сын. Да, новая жена была старше на семь лет. Но что такое семь лет, если стройная, красивая и замдиректора с хорошим жильем.

И Витя ушел к ней. Нет, все чин чинарем, с прежней женой развелся, с новой расписался. Но не прописывался — не дурачок терять жилье. Ведь любовь может оказаться не вечной. Да и в работе замдиректора есть элемент риска. А может, новая жена велела: стоишь на очереди, вот и стой, придет время — получишь комнату, лишней она не бывает.

Да, вот тут новый довесочек к перепутанице. Лидия Филипповна по-прежнему прописана в клоповнике, а живет в хрущобе, Тоня, значит, наоборот, прописана в хрущобе, а живет в клоповнике, Витя прописан в хрущобе, а живет у новой жены. Да, но ведь теперь получалось, что в хрущобе прописаны уже две семьи, поскольку Витя — бывший муж, чужой, получается, дядька, а фактически член другой семьи.