Факел (книга рассказов)

Вот именно что на одного человека.

Потому что дети оказались сообразительными: Сивку крутые горки укатали, и впредь рассчитывать можно не на Сивку, но исключительно на себя.

Нет, на детей Ангелина Васильевна не обижалась — они навещали ее и в больнице, и в санатории, а вот понятливость их хвалила.

Значит, так. Сын получал копеечки в своей лаборатории, но работу любил и в ожидании лучших времен не хотел ее менять. Да, а становиться вышибалой или мафиозником он не хотел. Да, но жить-то надо не только что в будущем, но прямо-таки и сейчас. Словом, сын закончил соответствующие курсы и стал милиционером. Что ему там платили, сказать трудно, но обходился без материнской помощи. Ну что там рассуждать, любимая работа, нелюбимая работа, если жить маленько надо, тем более с малолетним дитем.

Теперь его сестра. Уж она-то, точно, ничего не умела делать, помимо учить младшеклассников. Да, но она вышла замуж.

Тут история даже трогательная. Она нравилась одному военному человеку, точнее, моряку и даже капитану какого-то ранга. При этом ученому человеку — кандидату тоже каких-то наук. Да, а у этого ученого капитана четыре года назад умерла жена. А дочь Ангелины Васильевны была первой учительницей сына этого военного моряка, и сын и отец очень хорошо относились к учительнице, и отец несколько раз звал ее замуж. А она вроде того, что не больно-то я его люблю, да, человек он хороший и обеспеченный, но не больно-то я его люблю.

А когда заболела мать, она, видать, подумала, а чего ждать, годы-то идут и исключительно не в мою пользу, человек он хороший, к тому же обеспеченный, да я еще и своего ребеночка успею завести и уж его-то я буду любить, это точно. Ну, так, не так она думала, сказать трудно, а только она вышла замуж и отселилась от матери.

И Ангелина Васильевна осталась одна в двухкомнатной квартире. Конечно, она по-прежнему любила детей и внука, она ходила к ним в гости и делала подарки, но теперь это было совсем другое дело: есть свободная денежка, можно что-то купить внуку, ну, там, костюмчик или игрушку, а нет, так уж нет. То есть свободный выбор.

А по средам и субботам Ангелина Васильевна ездила в санаторий на танцы. Да, это далеко, это два с лишним часа в один конец, но на любимое занятие люди и побольше тратят. Или вот, она читала в книжках и видела в кино, люди на свидание даже в другие города летают. И Ангелина Васильевна с нетерпением ждала прихода среды или субботы, она надевала лучшие свои вещи, она днем перед танцами отсыпалась, чтоб выглядеть посвежее.

Сама признавалась, в девичестве не очень-то на танцы ходила, только на вечера в училище, куда приглашались ребята из мореходки, и теперь вроде того что она добирала то, что не добрала в молодости.

Нетерпеливое, значит, ожидание вечера, где музыка, танцы, встреча с друзьями.

Да, встреча с друзьями. После нескольких ее приездов постоянные люди поняли, что она теперь с ними, и были этому рады. Они держались вместе, человек пятнадцать-двадцать, и вот эти поездки на танцы и были, видать, главным развлечением в их жизни, а может, и главным дело в оставшейся жизни.

У всех дети, внуки, у некоторых и правнуки, и эти приезды в санаторий означали, а мы еще ничего себе, сердце, выходит, покуда бьется, ну да, если я могу выдержать не только танго, но и «Венгерский танец», и я буду приезжать, покуда ноги носят, а если не приеду, вы все поймете и молча и без грусти попрощаетесь со мной и простите мое дезертирство — оно ведь не по моей воле.

И они перезванивались, ну как дела, все такое, не нужно ли лекарство, оно у нас подешевле, и будешь ли сегодня, а как же, иначе вы подумаете черт знает что, а не хотелось бы, поскольку сама чувствую — рано и потому несправедливо.

Нет, не нужно понимать так, что вот Ангелина Васильевна в пожилые годы стала попрыгуньей, и ей поставили новенькое, что пятак, сердце, нет, жизнь прошлась по ее сердцу и поставила печать: проверено! мины есть! нет, все как положено, то сердце поднывает, то оно колотится порезвее, чем хотелось бы, но, во-первых, имеются лекарства, а, во-вторых, у человека есть воля и желание жить далее.

И когда Ангелина Васильевна ехала в электричке, она радовалась, что увидит Володю и будет с ним танцевать, и волновалась. Все понятно, очередное свидание, совместное кружение, пожатие руки, и легкий прилив крови к лицу, и приятное тепло в груди.

В жизни текущей, мимолетной у них были дети, внуки, болезни, а вот в этой жизни, по средам и субботам, в их главной жизни, они были веселы, здоровы, молоды. И что характерно, их главная жизнь — четыре часа в неделю — была важнее и, конечно же, интересней жизни текущей.

И еще: получалось вроде того, что предыдущая жизнь была и не жизнью вовсе, но лишь подготовкой к жизни новой, словно то была лишь первая, черновая попытка, а сейчас идет попытка вторая и главная, и она будет всегда.

И всегда, к примеру, Ангелина Васильевна будет волноваться, танцуя с Володей. Тем более он приглашал ее все чаще и чаще, что и понятно — со временем Ангелина Васильевна стала танцевать лучше всех.

Разумеется, состав приезжающих на танцы людей не был постоянным, кто-то к ним прибивался, кто-то убывал, а как же, это и есть жизнь, и если человек два-три раза не приезжал, все молча понимали, что больше никогда его не увидят. И ничего с этим не поделаешь, жизнь продолжается, кто-то приходит и кто-то уходит, потери здесь неизбежны, и Ангелина Васильевна даже допускала предположение, что однажды исчезнет Володя, и она заранее горевала, что поделаешь, в жизни приходится терять и любовь, и с жизнью не поспоришь, вот это верно, но ведь она продолжается, и покуда человек жив, он весел и волен.

Или же наоборот, покуда человек весел и волен, он жив.

Что, в общем-то, если внимательно разобраться, одно и тоже.

Перепутаница

Ну вот скажите, почему жизнь так быстро проносится, ведь моргнуть не успеешь, а она уже к последней занавесочке приближается.

Ну, это Лидия Филипповна зря — про моргнуть не успеешь. Наморгалась, надо думать. Когда растишь сына одна, когда ты не министр и не директор магазина и даже не заместитель того или другого, а когда ты, к примеру, учетчица в леспромхозе, понятное дело, наморгаешься.

Про ее сына Витюшу ничего худого сказать нельзя — хороший был паренек, не хулиган и мамашу уважал. Десятилетку кончил — дальше пойду учиться. Правильно, сыночек, выучишься, и работа у тебя будет умная и чистая. Не в деньгах счастье, нет, но работа должна быть умная и чистая, да.

Паренек был сознательный и поступил не на дневное отделение, а на вечернее. Оно и понятно — не век же сидеть на материнской шее. Тем более Лидия Филипповна всегда была женщина болезненная — то давление у нее прыгает, то сердце ноет. И тут удивляться нечему — ей было за тридцать, когда завела Витюшу.

Вот именно завела. Замуж меня не берут, а вот сыночка от какого-нибудь хорошего человека заведу. Ну и завела.

Год Витюша работал и учился, а тут и армия подкатила. Как Витюша служил — это ладно, это к перепутанице не относится. Видать, нормально служил, если нагулял килограммов десять. Человек и так-то рослый и здоровый, да тут еще такая добавка. Да, Витюша в армии усы такие красивые пустил.

Снова буду учиться, и вечером он получал высшее образование, а днем вламывал грузчиком на железнодорожной станции. Уставал, это конечно, ну, буквально нет сил ездить на учебу, придешь с работы, смолотишь чего мама приготовила, и никак не оторваться от дивана.

Ну да чего там, дело молодое, надо ведь и погулять, в общем, так: пока ты грызешь учебники и чертишь начерталки, жизнь мимо пролетит, что электричка, и характерно, все нормальные люди в вагоне, а ты один остался на платформе и машешь жизни ручкой. Пока ты грызешь учебники, у тебя все зубы выпадут и на голове ни одного волосика не останется. А зачем тебе корочки, если к тому времени ты будешь старым и больным?

Конечно, Лидия Филипповна переживала, что сын бросил учебу. Но ведь с жизнью ты не поспоришь, у тебя свои законы, а у нее свои, жизнь сама знает, кого схватить за горло и сжать так, чтоб кишки полезли, а кого схватить, но горла пока не сжимать.