Афорист

Хвойные деревья тоскуют о том, чего не имеют. Поэтому осенью они колючими кронами своими, словно сетью, ловят листву. А потом до холодов, до раздевающих ветров стоят в этом чужом наряде, как бедные дети в обносках.

Разговор на почте:

— Строчную «в» ты пишешь так, что она походит у тебя на муравьиную матку.

На фиолетово–чёрном небе воссияли звёздные буквы: Альфа и Омега.

Рэн:

— Зря ты на Пур — Шпагатова бочки катишь. На днях он по ящику весьма красочно приделал Хакхана.

— Флюгер показывает перемену ветра.

— Ты бываешь несносно несправедлив.

— Надеюсь, ты не злоупотребляешь моим служебным положением? Не смотришь телевизор в рабочее время.

— Просто у меня был критический вечер.

— Я уже и не помню, как включается этот ящик. По вечерам допоздна в заведении.

— Ну, так послушай меня. Хак этот хан устроил пресс–конференцию. Всякие там отрепетированные вопросы–ответы. Ну, и вдруг встаёт наш Пурик и глумливо так, потупясь, спрашивает: мол, а вы, глубоко уважаемый претендент, исполняете на рояле или каком ином инструменте «Реквием» Амадея Моцарта?

Хак снисходительно так усмехнулся, развел руками: мол, я был депортированным ребёнком, учиться музыке возможности не имел. И Пурец, ещё больше засмущавшись, извинился и, ещё глубже уважая претендента, спросил: «А вы не скажете мне, какое лекарство лучше от алкоголизма — антабус или тетурам?» Хан глядит на нашего Шпагата, как на ребёнка, говоря: «Дорогой мой, я не врач. Проконсультируйтесь у нарколога».

— И правильно.

— Постой, Пиза! Послушай дальше. Тогда Шпагат поднял свои кроткие глазёнки и спрашивает: «Бездонно уважаемый Хакхан, а где надо учиться, чтобы стать президентом?»

Хак этот хан даже рот открыл: «Насколько мне известно, такого учебного заведения пока что нет».

«Во всяком случае, — добил его невинным тоном Пурим, — не в сельзотехникуме, который вы с отличием закончили, будучи отнюдь не депортированным ребёнком, а сыном вполне благополучных родителей корейской национальности».

— Это его спецслужбы, обеспечив информацией, напустили на самозванца.

— И чем это для того и другого может кончиться?

— Шпагат получил хороший гонорар за услугу. А движение аборигенов обезглавлено.

— Надо же, и не побоялся, что его зарежут.

— Шутов не казнят, просто их посылают к шутам, говоря при этом: на шута ты здесь нужен!

Люби собаку, которая тебя укусила, особенно в течение десяти последующих после такой её любезности дней.

Не так ли и с женщиной? Пока не кончится «контрольный период», мы её наблюдаем и бережём. Правда, бывают случаи, когда в течение этого срока удаётся к ней привязаться и даже полюбить.

— Жизнь — это Олимпиада, где идут соревнования по всем видам. Например: зависти, подлости, ненависти… И конечно же, Доброты и Любви.

— Нет, Чемпионат Любви — это весна.

Аттракцион в «Афродизиаке»:

В клетку с тигром вталкивают нагих девиц — черную и белую. Те поначалу верещат от ужаса, а потом начинают играть друг с дружкой. Валяются на звере, как на матраце. А тот лишь зевает. В перебивку Ерик диким голосом что–то шаманит.

— Как это всё сделано?

— Секрет фирмы.

— Почему зверь их не разорвёт? Дрессированный?

— Ладно! Только никому больше ни слова. Пиза узнает, казнит.

— Клянусь мамой!

— Всё просто. Дали зверю таблеток, вот он борется со сном. До баб ли ему!

— Так просто?

— Дурное дело нехитрое.

Пушкин прав. Нет в жизни счастья. Но нет и покоя. Воли тоже нет. Гений.

Семечки клёна, ветром несомые,

Вьются, трепещут, как насекомые.

Автор.

Желтые листья по небу, словно золотые звёзды по синим крестоносным куполам. Автор.

И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и море исчезло.

Ещё увидел я святой град Иерусалим, новый, нисходящий с неба от Бога, изукрашенный подобно невесте, нарядившейся для жениха.

И возник громкий голос, говоривший с неба: «Се скиния (обитель) Бога с человеками. Он поселится с ними. Они будут его народом, а сам Бог будет с ними Богом их. И отрёт Бог всякую слезу с очей их. И смерти не будет более. А также не будет ни плача, ни вопля, ни болезни, ибо прежнее прошло».

И сказал Сидящий на престоле: «Се творю все заново!» А мне наказал: «Напиши! Слова сии истинны и верны!» И еще Он сказал мне: «Свершилось! Я есмь Альфа и Омега, начало и конец. Жаждущему дам из ручья жизни даром. Победитель унаследует все. А Я Богом буду ему, а он сыном будет Мне. Трусы же и неверные, скверные и убийцы, любодеи и колдуны, идолослужители и лжецы — обретут себе участь в озере горящем огнем и серою. Это смерть — вторая!»

После этого вышел один из семи Ангелов. Из тех, что явились с чашами, наполненными семью последними напастями. Он сказал мне: «Подойди ко мне, я покажу тебе невесту Агнца».

Духом вознес меня на крутую высокую гору и показал мне святой град Иерусалим, спускающийся с неба от Бога. Во граде том была слава Господня. Сияние Его было подобно сиянию драгоценного камня ясписа и прозрачно, как горный хрусталь. Высокая стена о двенадцати врат окружала город Господень. У ворот стояло по Ангелу. На воротах были имена двенадцати колен Израилевых. Трое ворот были с восточной стороны. Трое ворот — северных. С юга и с запада трое ворот. Стены города опирались на двенадцать оснований, испещренных именами двенадцати апостолов Агнца.

У говорившего со мной Ангела была золотая мерная трость, коей предстояло обмерить город ворота и стены его.

Город был выстроен в виде квадрата: ширина равнялась длине. Ангел обмерил его посохом своим. И площадь оказалась равной 12000 стадий (2 200 км).

Измерил и стены. Высота их равнялась 144 локтя (23 метра) по мере человеческой, которой пользовался Ангел.

Стены были построены из ясписа (яшмы), а сам город из чистого золота, подобного прозрачному стеклу. Основания стен были украшены драгоценными камнями. Первое основание — яспис, второе — сапфир, третье — халцедон, четвертое — изумруд, пятое — сардоникс, шестое — сердолик, — седьмое — хризолит, восьмое — берилл, девятое — топаз, десятое — хризопраз, одиннадцатое — гиацинт, двенадцатое основание стены — аметист.

Сами же ворота были из жемчуга — по одному на каждые. Улицы были вымощены златом, прозрачным, как стекло.

Храма во граде видно не было, ибо храм Иерусалима — сам Господь Бог Вседержитель и Агнец Его.

Город этот не нуждается ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо великолепие Божие освещает его. А светильник его — Агнец.

Спасенные будут ходить в свете том и цари земные принесут во град славу свою и честь.

Врата его не будут запираться днем, а ночи там не будет. И принесена будет в него честь и слава всех народов земли.

И не войдет в него ничто нечистое. И никто из тех, кто творит мерзость и лжет, кроме тех, чьи имена занесены в книгу жизни у Агнца.

Из хаоса:

— В одном лишь мы последовательны — в саморазрушении.

— Если так, то, может быть, это и было целью эволюции? А что если самоуничтожение было назначено, предопределено, запрограммировано, в конце концов.

Пенсионеры:

— Значит, это не самоубийство, а переход в иное качество. Но ни те, ни другие, какой бы умный вид ни принимали, не понимают, что это.

— Новое качество — это бессмертие, потому что Бог милостив.

— Неужели все до одного мы получим это качество? И грешники тоже?

— Он всех простит. Но сначала накажет негодных. Накажет, а после помилует.