Мои рыжий дрозд

Наконец Шемас увидел Кэвина: он танцевал, высоко подняв руки и вертя головой. Эти телодвижения он, видимо, считал танцем. Какая-то девица, вся в черном, напоминающая английского полицейского в Белфасте, мерно покачивалась рядом с ним, игриво заглядывая ему в лицо и непрерывно жуя резинку. Да, Кэвину сейчас не до Плана-Б. Шемас стал пробираться к выходу, машинально отцепляя от своего свитера худые кулачки какой-то девчонки, которой захотелось потанцевать с учителем, чтобы было о чем рассказать потом в школе. Выйдя, он сел на маленький холмик недалеко от входа. Подошел какой-то парень из местных и молча сел рядом. Кажется, они были знакомы еще с прошлого года.

— Ты чего, Шемас, не заболел? — спросил парень, желая завязать разговор.

— Да нет вроде бы.

— А чего дрожишь?

Шемас смутился.

— Не знаю. Наверное, в зале очень душно, а тут ветер с озера дует.

— Вы завтра утром поедете?

— Да, завтра утром.

— На следующее лето приедешь?

— Не знаю. Это еще так не скоро. Я бы хотел, но мало ли что может случиться. Ты внутрь заходил?

В ответ парень как-то неопределенно пожал плечами.

— А по-моему, неплохо он играет, — продолжал Шемас.

— Кто?

— Который наверху сидит, специально приглашенный.

— Да я как-то не посмотрел…

Открылась дверь, и во двор вышел Михал со своей «возлюбленной». Оба растерянно озирались, пытаясь выбрать место для романтического уединения на свежем воздухе. В тумане резко зазвучала английская речь.

— Эй, Шемас, гляди, они по-английски говорят.

— А я так старался. — Он вздохнул. — Впрочем, девчонка и без ирландского его понимает. Эй, Михал!

—  Это вы меня зовете?

— Нет, это не я. Но раз ты вышел сюда хвастаться своим шекспировским языком, расскажи уж нам, что тебе здесь надо.

—  Ой, Шемус, ну сегодня же последний вечер, что вы прямо все время ко мне пристаете…

— Все вечера одинаковые, и каждый из них может оказаться последним. А я здесь, между прочим, на работе. В любое время суток. Понятно?

—  А вы, кажется, мне хотели еще что-то рассказать.

— Без Кэвина не могу.

—  Я пойду, найду его.

— Не стоит, он сейчас, кажется, занят.

—  Не больше, чем я.

— Ладно, тогда идите назад в зал. Я тоже сейчас туда пойду.

Михал повернулся и вошел в дом. Девочка мелко семенила за ним.

— Видишь, — вздохнул Шемас, — еще хоть слушаются. На них управу найти, это прямо ужас. А в прошлом году, помнишь, приехала компания бритоголовых? Тоже, сказали, хотят языком заниматься. Я их прямо боялся. А под конец они мне стали угрожать, что бороду насильно сбреют. Я тогда от страха сам сбрил. Хотя, думаю, они бы не решились. Но я на всякий случай и в этом году без бороды приехал. Ладно, пойду в зал. Пока!

Михал сидел прямо у входа рядом со своей девочкой, а Кэвин извивался в танце. Шемас махнул рукой, и Кэвин медленно подошел к нему.

— Ну что, Кэвин, не забыл наш план?

— А что я должен делать?

— Пора проучить того типа. Тебе надо будет просто молча кивать на все, что я буду говорить. Ну, можешь тоже вставлять отдельные реплики, но особенно не старайся, а то вдруг он, может, догадается, что все это розыгрыш. Я тут придумал кое-что…

Он наклонился к самому уху Кэвина и зашептал. Кэвин испуганно отшатнулся:

— Да я ни за что на это не пойду!

— План просто замечательный. Я прямо вскрикнул, когда меня осенило. Вреда ему никакого не будет, но он на всю жизнь запомнит, как всем надоедать. Ты лишь подтверди мои слова.

— Кто этот тип?

— Ты разве не понял, что речь идет о Михале? О ком же еще? Давай, тащи его сюда!

— Ну, этого гада мне не жалко. Тут я готов. Он про вас вообще такие пакости говорил!

— Ну договорились?

— Да хоть сейчас!

— Подожди. Его надо увести одного в какое-нибудь глухое место, потемней. Слушай, сейчас эта музыка кончится, а потом, я знаю, будет блюз «Море наслаждения», очень длинный, у нас будет много времени.

— Готов идти, готов идти, готов идти я… — пропел Кэвин на мотив танго.

Салли Хоулм решилась. Вся ее жизнь, как она теперь считала, была лишь ожиданием той минуты, когда судьба постучится в дверь и спросит: «Вызывали?» И вот минута настала. Тщательно просмотрев все свои ценные бумаги, она присовокупила к ним золотое колечко, которое подарили ей в день совершеннолетия, и большую брошь с изумрудом, оставшуюся от матери. Все это предназначалось доктору Макгрене. Впрочем, сколько он может запросить за операцию, она не представляла.

Надев выходную шляпку, Салли отправилась в больницу. Увидев ее в конце коридора, Шамаш сделал несколько ракообразных движений, но сбежать не решился. Поджав губы, она вплыла в его кабинет и, не дожидаясь приглашения, опустилась в кресло. Шамаш тщательно закрыл дверь и молча встал перед ней. Да, теперь она выглядела еще хуже, под глазами, как он отметил, появились синяки, на щеках резке обозначились сосуды.

— Собрались умирать? А как же ваши планы?

Грубость его слов смутила Салли, и она не сразу нашлась, что ответить.

— Вот, — нерешительно заговорила она наконец, — я и хочу дать вам возможность все поправить, если сможете.

— Ага, так вы, значит, все обдумали?

— Да, и я поняла, что вы были правы. Я готова лечь под нож.

— Но проблема, как я помню, была не только в вас. Вы нашли другое тело?

— Да… Я тут присмотрела… — облекать мысли словесной плотью оказалось гораздо труднее, чем она полагала. — Ей четырнадцать лет. Довольно хорошенькая, неглупая… Ах, да, это же неважно… Ну, фигура. И мне кажется, Гилли уже влюблен в нее.

Услышав последние слова Салли, Шамаш вздрогнул. Сердце его почему-то сжалось и выбило нервную дробь. Он осторожно посмотрел на нее: может быть, старуха заговорила об этом нарочно и теперь ликует в душе, видя его волнение?

— И вы, значит, готовы всадить железный прут в голову этой красотки? — Он попытался взять реванш, намекая Салли на уже совершенное ею убийство, но она, кажется, не поняла намека.

— Железный прут? По-моему, лучше будет ее застрелить. Я, между прочим, неплохо умею стрелять. Сама научилась, когда осталась одна, мало ли что… И револьвер у меня есть.

— Но это ж будет квалифицировано как намеренное убийство, а мне бы не хотелось на суде фигурировать соучастником.

— Нет, нет, — она торжествующе улыбнулась, — слушайте, я все продумала. Когда она будет у меня, я выстрелю в нее, потом открою дверь, разбросав быстро какие-нибудь вещи, и потом выстрелю себе в ноги. Или еще куда-нибудь. Будто вооруженное ограбление, понимаете? Нас привезут к вам в больницу, вы будете настаивать на немедленной операции, девочка официально даже не будет считаться умершей, а мне вот придется умереть. Сердце, например, может не выдержать, ведь такое потрясение… Ну, что скажете?

— Да вам только банки грабить! — Салли улыбнулась, польщенная. — Но, — строго продолжал он, — вы понимаете, стрелять надо очень точно, чтобы был поражен только мозг. Я вам покажу, куда именно лучше всего. Мне ведь предстоит потом буквально ювелирная работа… И стоить все это будет недешево.

— Сколько?

— Мне нужны не только деньги.

— Я смогу дать вам тысяч пять.

— Этого мало.

— Если хотите, составлю завещание в вашу пользу. Я, правда, хотела оставить все Анне…

— Спасибо. Но, повторяю, мне нужны не только деньги. Деньги — это не главное. Вы должны обещать мне кое-что другое, дороже денег.

— Я вас не понимаю. Скажите же прямо.

— Слушайте, — Шамаш помялся, — если все пройдет хорошо и если потом вы с Гилли поженитесь и у вас будут дети, или даже если вы выйдете замуж не за него, а за кого-нибудь другого, — он махнул рукой в ответ на ее возмущенное восклицание, — ну так вот, если у вас родится сын, неважно от кого, вы должны будете отдать его мне.

Она растерялась.

— Прямо как в той сказке. Он ей обещает свою помощь, если она согласится отдать ему своего сына, который еще не родился. Но ведь в сказке надо было угадать имя того карлика. — Салли нервно улыбнулась, — мне тоже придется угадывать ваше настоящее имя? Это, в общем-то, думаю, можно будет как-нибудь узнать. И я, как та королева, сохраню своего сына себе.