Джун и Мервин. Поэма о детях Южных морей

— Ну? — не поднимая головы, спросила девушка.

— Да я… я лучше потом, — пробормотал Дик, глядя себе под ноги. — Я подожду, ладно?

— Он стесняется, — хихикнула маорийка. — Большой Дик стесняется. Ну и умора! Окландские психи-болельщики все, как один, попадали бы от смеха с моста в залив!

— Говори! — приказала девушка.

— Подлипалы принесли еще четыре с половиной тысячи, — поспешно сообщил он. — Пока все чисто.

— Итого двадцать пять тысяч за пять дней, — проговорила девушка. — Неплохо. Сколько, думаешь, они выручат еще?

— От силы пятнадцать сотен.

— Плюс контракт… — задумчиво сказала девушка, прикидывая цифры в уме. — В общем, не так уж плохо.

— Очень даже неплохо! — подхватила маорийка. — Конечно, не так, как в Америке. Но ведь это и не Америка!

— Я бы снял подлипал, Джун, — посоветовал Большой Дик. — Засыпаться могут. Полицейских понаехало — ив форме и в штатском. Не иначе как проболтался кто…

Маорийка закончила массаж, и девушка спрыгнула со стола. Натягивая трико, она подошла к Дику, несильно ударила его ребром ладони по шее.

— Я уже предупредила тебя однажды, болван: Джун Томпсон умерла. Ее нет. Есть Кровавая Джуди. Помни это лучше, чем помнишь свое имя. Если же у тебя короткая память…

— Нет-нет, Джуди, я запомню! Я действительно круглый болван!

— Отлично, — сказала Джуди. — Что касается подлипал, то пусть еще потрудятся. Бизнес — всегда риск. Я не намерена заниматься филантропией. Мне, я это точно помню, за последний год никто даром и клочка туалетной бумаги не дал…

— Ладно, пусть трудятся, — согласился Дик. — Даже если и попадутся, улик против нас — никаких.

Странные сложились отношения между Джуди и Диком. Когда она объявилась в Окланде и вызвалась выступить на профессиональном женском ринге, ее мало кто принял всерьез. «Слов нет, девчонка неплохо сложена, — говорили меж собой менеджеры. — И техника есть. И рывок и сила. Злости нет!»

Девчонка в первой же схватке проявила такую злость, что ее соперницу Свирепую Марту через сорок пять секунд унесли на носилках. Спортивный мир был потрясен и другими обстоятельствами: Кровавая-Джуди отказалась от каких бы то ни было посредников; с ней невозможно было договориться о сколько-нибудь разумных скрытых условиях предстоящих матчей. Ее подтолкнули на зарубежное турне — Джуди прошла его с триумфом. По возвращении она и встретилась с Большим Диком — королем борьбы, скандалистом и грубияном, черной звездой международного ринга. Произошло это в конторе одного из влиятельных спортивных дельцов. Джуди только что подписала контракт о поединке с «грозой Европы и обеих Америк — Убийцей Виолеттой».

— Хэллоу, хэллоу, хладнокровный сокрушитель ребер и черепов! Вы не знакомы? — Делец вышел из-за стола навстречу знаменитому борцу, дружески похлопал по плечу, подвел к сидевшей в кресле Джун. — Мисс Кровавая Джуди — сенсация сезона. А это — очень Большой Дик.

Борец небрежным движением руки отодвинул в сторону хозяина конторы, смахнул с угла стола на пол кипу бумаг, подставку для ручек и карандашей, уселся на освободившееся таким образом место, обстоятельно стал рассматривать девушку. Она не отводила в сторону взгляд…

Вино было хорошее, настоящее бургундское, блюда великолепно приготовлены и изысканно сервированы. Все-таки здорово это придумано — ужин при свечах. Чуть-чуть таинственно, чуть-чуть интимно. Едва звучит — то щекочет слегка нервы, то мурлычет, убаюкивает — оркестрик. Соседние столики утонули во мраке. Официанты, как привидения, скользят неслышно; все делают молча, с полуулыбкой: «Ваш приход — такая честь!» Сейчас бы Мервина сюда, за этот столик! И Шарлотту, и дядю Дэниса. Да вот беда — расшвыряла судьба всех троих в разные стороны по миру. Может быть, к лучшему. Судьба… Только все равно, как чудесно было бы увидеть сейчас Мервина — ну хоть на секунду одну!

Однако что там болтает эта гора мускулов?

— Я спрашиваю, как ваше настоящее имя?

— Кровавая Джуди — это самое настоящее. — От теплого вина девушка раскраснелась, глаза блестят — не то призывно, не то обещающе. — Когда-а-а-то в давным-давно прошедшем меня, кажется, звали Джун. Но это было в другой жизни и в другом мире.

— А что в той жизни была за семья? — продолжал допытываться Дик.

— Забыла. Не помню, — отвечает она издалека, оказавшись на миг в замке в Карори. — Пойдемте лучше танцевать.

И Большой Дик неуклюже несет все свои триста двадцать фунтов боевого веса на освещенный свечами пятачок. Какая девочка!..

Часов в одиннадцать его мощный «бьюик» умчал их в район горы Идеи — там Джуди снимала у вдовы второй этаж двухквартирного дома. Поднялись по открытой широкой лестнице, которая прямо со двора вела наверх. Девушка протянула руку:

— Спасибо. Я запомню этот вечер. И вас я буду звать теперь Диком, можно?

— Мож-но! — прерывисто выдохнул Большой Дик. В следующее мгновение он заключил ее в объятия и жадно поцеловал в губы: — Джун! Милая! Открой дверь, быстрее!

Дик так и не понял, какой болевой прием она применила. Только вдруг всего его пронзила острая боль. Тело его рухнуло вниз по лестнице. В тишине вечера грохот был подобен разрыву снаряда. Где-то залаяли собаки. Хлопнуло чье-то окно. Очутившись на земле, Дик не пришел еще в себя, как другой прием — на сей раз элементарный залом левой руки — легко поднял его на ноги. И она — эта девочка! — стояла перед ним. Он мог бы все понять: убежала, испугалась, спряталась. Но то, что она была здесь после того, что сейчас сотворила с ним, — нет, это было невероятно! Именно в эту секунду Большой Дик превратился в ее покорного раба, преданного телохранителя, послушную тень.

— Разве я не говорила тебе, что Джун умерла?

— Да, мисс Джуди.

— Надеюсь, теперь ты это запомнишь крепко?

— Запомню, мисс Джуди.

— И вот что самое главное — у меня есть парень. Жених. Сейчас он далеко. И когда вернется — не знаю. Но я его люблю.

— Да, мисс Джуди…

— Есть вакансия друга, Большой Дик.

— Я, я! — поспешно выпалил он, будто боялся, что его опередят. И обеими своими огромными ладонями бережно пожал протянутую руку девушки.

— Любишь меня — люби моих собак, — засмеялась она. — Я быстро!

Вскоре она спустилась в сопровождении Гюйса и Ширин. Бостонтерьер настороженно обошел вокруг Большого Дика, принюхался, несколько раз негромко тявкнул. Ширин дала себя погладить, повиляла хвостом — без особого восторга, так, из вежливости.

Они долго гуляли по зеленым пустынным улицам. На переходах Большой Дик бережно нес на вытянутых руках Ширин. Гюйса брала девушка. Он оборачивался к Дику, рычал…

Из дневника Джун:

«…Как унизительны поиски работы! Эти приторно-вежливые допросы, во время которых тебя выворачивают наизнанку. Цель морального, хорошо разработанного садизма — установить, как дешево можно купить твои руки и голову. Конечно, если они вообще нужны. А умильные «отеческие» взгляды всех этих бородатых и лысых, морщинистых и брюхатых примерных отцов многочисленных семейств и закоренелых холостяков! Сколько раз я чувствовала себя не просто раздетой — по моему телу жадно шарили липкие от пота пальцы. Каждый раз прибегаю домой и по часу моюсь в ванной — сдираю щеткой с кожи их грязные следы.

Отличная была работа в аптеке на Акбар-роуд. Покупателей не особенно много. Напарница, толстушка и хохотунья Кэтти, всегда добра и готова помочь. Хозяин сухой, опрятный старичок, вежливый, молчаливый. Зарплата сносная — Гюйсу, Ширин и мне хватало. Нет, обязательно что-нибудь должно было случиться. И случилось. Прилетел из Лондона молодой хозяин с женой. Покатались они недели три по Южному острову, вернулись в Окланд. Наш старичок меня и Кэтти лаконично и вежливо выставил на улицу: «Спад, самим деваться некуда».

Интереснее, куда интереснее было в крупном рекламном журнале. Главный редактор — смазливый, моложавый Лесли Андерсон, страстный игрок в гольф, эрудит, джентльмен. И я — его секретарша. Пожалуй, впервые я была благодарна своему колледжу. А ведь хорошо помню — я не хотела учиться печатать на машинке: «Тоже мне профессия!»