Кот, который всегда со мной

Еще долго после смерти Нортона его маленькая черная подружка прибегала во двор и искала своего приятеля. Он не выходил играть, и она ждала около задней двери. А иногда прокрадывалась в дом проверить, не прячется ли он где-нибудь внутри. Она до сих пор появляется во дворе, но думаю, больше ничего не ждет. Просто это место нравится кошкам. И если мы с Дженис дома, то гладим ее и говорим, как она потрясающе выглядит.

С год назад я был в Лос-Анджелесе и остановился в отеле «Времена года» — одной из любимых гостиниц моего кота. Это был какой-то кошмар. Стоило мне выйти из машины, как дежурный на парковке подошел и широко улыбнулся:

— Добро пожаловать, мистер Гитерс. Нортон с вами?

Я пробормотал, что не со мной. Что, к сожалению, он умер.

У дверей удивился привратник:

— Неужели без кота?

Я покачал головой и, немного смущаясь, объяснил:

— Без кота, мой кот умер.

В вестибюле меня окликнула консьержка:

— А где же Нортон?

То же самое спросил портье, таскавший в мой номер пакеты с кошачьими туалетами. Подойдя к конторке регистратора, я был уже настолько на взводе, что когда со мной просто поздоровались и улыбнулись, я не выдержал и завопил:

— Он умер! Вы слышите, он умер!

Теперь во «Временах года» меня принимают далеко не с тем радушием, как это было, когда я останавливался там с Нортоном.

Несколько месяцев назад мне случилось позвонить на ферму Суитуотер, и я сообщил ее владельцу Рику, что Нортон умер. Он ответил что-то вроде:

— И нас смерть не обошла стороной.

Я ожидал, что он скажет, что почил козел, но когда поинтересовался, кого они потеряли, Рик сказал:

— Грейс.

— Грейс?! Вашу жену?! — воскликнул я.

Рик подтвердил и рассказал, что несколько месяцев назад она почувствовала боль в желудке. Боли не проходили три дня, только становились хуже, и она обратилась к врачу. У нее обнаружили рак желудка. Через три недели все было кончено.

Женщина, позвонившая мне сказать, что слышала по радио объявление о смерти Нортона, тоже недавно умерла. Вот видите, это случается не только с кошками. Умер от СПИДа мой давнишний друг. Брат товарища погиб в авиакатастрофе.

Все меняется. Люди умирают. Но жизнь продолжается. И это, должно быть, хорошо.

В этом году весеннее путешествие состоялось на Кубу — самое потрясающее из всех мест, в каких я только побывал. Мы курили сигары и выпили немало выдержанного рома, познакомились с добрыми, мужественными людьми, послушали замечательную, проникновенную музыку в стиле сальсы. Субботним вечером мы провозгласили тост не только за Белль. Бокалы с мохито были подняты за маленького серого вислоухого шотландца. Мы порадовались, что мы там, где есть, с близкими друзьями и чертовски хорошо проводим время.

Несколько недель назад мы с Дженис ездили в Париж. Обедали с Романом Полански и его женой Эммануэль, видели двух их прекрасных детей, останавливались в отеле «Тремуаль», ели в ресторане «Ами Луи» изумительных цыплят и еще более изумительный картофельный пирог — что может быть лучше? Мы ходили по магазинам, гуляли по любимым местам, делали вид, что говорим по-французски. Все, казалось, было как в старые времена. Только не хватало женщины из антикварной лавки, где я встретил Марчелло Мастроянни. Этот магазин исчез. Да еще каждый раз, когда я спускался по лестнице в вестибюль отеля и видел на стуле кота, возникала мысль: «Да это же Нортон. Как ему удалось выскочить из номера?»

И только потом я вспоминал, что он не выскакивал из номера.

Но, думая о коте, я по большей части размышлял, насколько лучше он сделал мою жизнь, потому что был в ней.

Благодаря его существованию многое для меня стало возможным, и он многому меня научил. Любви, умению строить взаимоотношения, независимости, научил ценить приключения. И в конце жизни продемонстрировал, что можно умереть мирно и с достоинством. До некоторой степени так, как скончался сам. Кот продемонстрировал мне, что можно уйти с любовью и без страха, и это очень ценный урок.

Он означает, что даже если грусть неизбежна, жизнь не так уж плоха.

Через несколько недель после его смерти я заказал маленький памятник и поставил на могиле в саду. На нем выбито:

Чтобы вы неделями не ломали голову над значением букв, поясню: «Кот, который ездил в Париж».

Камень до сих пор там и останется до тех пор, пока мне будет принадлежать дом. Я не хожу смотреть на него каждый день, когда нахожусь в Саг-Харборе. Но время от времени это делаю. Обычно провожу там несколько минут. Стою или сажусь неподалеку на лужайке на лавочку.

Чаще всего, когда я смотрю на могилу, у меня на глаза наворачиваются слезы.

И здесь, у могилы, я всегда улыбаюсь.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Казалось бы, что к этому моменту мне уже все должно быть ясно. Но я всего лишь человек и посему до сих пор поражаюсь, удивляюсь и недоумеваю, как и через несколько лет после кончины моему незабвенному вислоухому шотландскому приятелю удается давать мне уроки жизни, смерти и всего, что происходит с человеком.

Издание в твердой обложке «Кота, который будет жить вечно» вышло из печати седьмого сентября 2001 года. Я гордился этой книгой, считал, что она лучшее из всего мною написанного. Но ни одна книга не давалась мне с таким трудом. Когда конец уже близился, я уехал в Саг-Харбор и три недели провел в одиночестве — работал день и ночь, чтобы уложиться в срок. В уединении мне не только лучше писалось, я чувствовал, что в каком-то смысле это последний отрезок времени, который я провожу наедине с Нортоном. И я знал, что пишу о нем последнюю вещь, во всяком случае, такого объема. Мне хотелось, не превращаясь в шоумена, демонстрирующего в своей передаче на телевидении контакты с теми, «кто в мире ином», установить последнюю связь с дорогим существом, с которым жил бок о бок шестнадцать лет. Поставив точку в последнем предложении книги и выключив компьютер, я — те, кто прочитал весь текст, а не перескочил сразу к этой новой, еще более повышающей ценность книги части, могут предсказать, что было дальше: я остался за столом и, глядя на сад и на могилу Нортона, добрых двадцать минут рыдал. Собравшись и преодолев последний взрыв душевной слабости и решив, что могу держать себя в руках и миновать ступень, где одна мысль о Нортоне была способна повергнуть меня в слезы, я позвонил Дженис сказать, что все закончил. Она подняла трубку.

— Я… — продолжать я не мог, потому что прорыдал еще минут двадцать. Пообещал перезвонить, что сумел сделать часа через три, когда припадок истерии немного утих.

В следующие несколько месяцев рукопись читали многие люди. Первой за нее взялась мой агент Эстер (и, читая, ревела сильнее, чем я, когда писал. Дойдя до последней страницы, она позвонила мне часов в одиннадцать вечера. Я услышал в трубке приглушенные всхлипывания, сопение, шмыганье носом. Потом она пробормотала: «Я тебя ненавижу», — и повесила трубку). Затем с рукописью знакомились редактор, маркетологи, рекламщики. Всем она как будто понравилась, и перспективы казались радужными. Предварительные отзывы были хорошими, и седьмого сентября я появился в программе «Сегодня» Марии Соледад О’Брайен (от которой просто балдел). Больше всего меня пугала мысль о том, как бы, заговорив о Нортоне, не разреветься перед телекамерой. Тогда конец всем моим мужественным мечтаниям, что когда уйдет Пирс Броснан, я стану следующим Джеймсом Бондом. Но я выдержал, и мое достоинство практически не пострадало.

В понедельник 10 сентября мне домой позвонил издатель «Даблдэй/Бродвей» Стивен Рубин. В результате моего любовного свидания с Соледад (можете считать меня идиотом, но мне показалось, что она на меня тоже немного запала) «Кот, который будет жить вечно» оказался двадцатым в списке бестселлеров на сайте amazon.com, и «Нью-Йорк таймс» тоже собиралась включить книгу в свой список.

— Как бы не сглазить, — сказал Стив, — но, похоже, у нас на руках забойный бестселлер.