Тоомас Нипернаади

- Теперь только между глаз! - выкрикивает Тынис Тикута, швыряя в народ бутылки и миски.

Начинается потасовка, мужики сталкиваются, как разъяренные быки. Мрачно сопя, набычившись, сощурившись, они тяжко выступают навстречу противнику. От праздничного стола остались одни осколки и что-то жидкое на полу.

- Где кистер, заклинаю вас именем божьим, где этот пройдоха?! - кричит Яан Ярски.

Но кто теперь будет искать кистера, есть уже другие противники и заклятые враги.

- Ох, Иисус Христос и земля Ханаанская! - восклицает Таавет Йоона, продираясь к окну.

Но Якоб Аапсипеа, заметив его, подскакивает и хватает за рукав.

- А, ты тоже из этих самых! - вопит он.

Фельдшер Мадис Ярски просыпается от страшного шума и крика. Он садится и внимательно прислушивается. Неужто... прикидывает он и прижимает ладони к ушам. Но, заслышав среди общего шума и гама женский душераздирающий плач, он живо вскакивает, зажигает свечу и быстро раскладывает свои медикаменты. Нет, черт возьми, тут уже нечего сомневаться и рассуждать, тут дело ясное — в доме идет серьезная работа и серьезная резня. Вот здесь, на сене и соломе, он положит тяжело раненных, миску с водой для мытья и карболку для полоскания — на стул. А сюда йод и бинты с ксероформом, а сюда — рейки — на случай если кому-нибудь сломают руку или ногу. А здесь пластыри и скальпели, тут веревка, цепь — вдруг какой-нибудь раненный пьянчужка разбушуется? Наконец-то будет настоящая работа, нет, черт возьми, он-таки не ошибся в своих земляках — теперь они так просто не остановятся. Занимаются они медленно, шипят и свистят, будто сырое дерево, но когда разгорятся — огонь уже не потушить никакой силой. Поторопились бы дежурные приносить раненых, а уж он позаботится о дальнейшем.

И Мадису Ярски не приходится томиться ожиданием, уже волокут к амбару первого раненого. Но не дежурные, это рыдающие женщины, и тащат они с причитаниями первого раненого — Тыниса Тикута.

Правда, фельдшер Мадис Ярски в усердии и раже даже не замечает, кого именно доставили ему на перевязку и лечение. С важным видом, повелительным жестом он отталкивает женщин, срывает с раненого одежду и, напыжившись, начинает консультировать пациента — профессор да и только.

- Не бойтесь, - важно говорит он женщинам, - ничего серьезного, всего пара пустячных осколков стекла в голове, пара синяков под глазами, выбито три зуба, у подбородка и на горле незначительные следы ногтей, на плече небольшая рана, нанесенная как будто зубами, левая рука в плече слегка вывихнута, но  от сильного удара распух вдвое. Есть еще шишки и царапины поменьше, но это все несерьезно и даже не заслуживает упоминания, недели через две-три старикан снова встанет на ноги. Конечно, если нет внутренних повреждений, не порвалась какая-нибудь жила или кишка, если при лечении перечисленных ранений не возникнет никаких серьезных осложнений. Но будем надеяться на лучшее.

И фельдшер Мадис Ярски проворно принимается за свою первую жертву.

- Пустите меня назад, в битву, - бредит Тынис Тикута, - не удерживайте меня, я им покажу настоящий певческий праздник! Эй, наши, слушай, народ, собирайся вокруг меня, ударим вместе, разом!

- Ох, быть там сейчас одно удовольствие! - весело размышляет Мадис Ярски.

Вскоре прибегает и другой раненый. Это дежурный Якоб Аапсипеа, с фиолетовой физиономией.

- Взгляни-ка, братец, все ли у меня в порядке! - нетерпеливо частит он. - Не порвалась ли какая жила, не повредилась ли какая кость. Внутри болит, саднит так, будто меня всего иголками начинили. Только быстрой смотри, дело не терпит!

Фельдшер приглядывается и так и этак, но ничего серьезного не обнаруживает. Только лицо все синее да левая мочка уха надорвана.

- Как битва? - любопытствует Мадис Ярски.

- Будто селедку засаливают — укладывают одного к другому, - отвечает Якоб. - Нет уже ни дежурных, ни нейтральных, в темноте даже не видать, кто кого бьет, все равны перед ликом Господним. - И он опрометью кинулся обратно.

Потом в амбаре появляется старик Яак Ярски. Его крепко долбанули прямо в бровь.

- Они побили тебя, отец? - восклицает Мадис, и кровь ударяет ему в голову.

- Ох, сыночек, - стонет старик Яак, - никому там пощады нету. Уже не мужики силами меряются, как бывало, настоящее истребление идет. Кто в темноте под руку попадется, того и бьют по башке. Стыд и позор смотреть на все это. Дай-ка мне лекарства да порадей — ой-ой-ой, голова-то как трещит, а на правый глаз я и вовсе ослеп!

- Так вон оно что, вон какие дела! - восклицает Мадис Ярски. - Не силами честь по чести меряются, а первого попавшегося с ног сбивают? Даже на старика налетели и его покалечили!

- Сам завязывай себе глаз, некогда мне тут цацкаться! - кричит фельдшер и, как разъяренный бык, несется в дом.

Схватка уже переместилась в сад, в кусты, во двор. Повсюду стоит визг, крики, брань. Бегут, убегают. Отовсюду доносится топот. Тоомас Парви ищет свою невесту. Меос Мартин — своих, Ярски и Аапсипеа рыщут по кустам в поисках кистера. Все перемешалось.

- Где кистер, куда подевался этот проклятый кистер? - доносится из темноты.

И вдруг в саду кто-то возликовал:

- Поймали, поймали! Наконец-то попался самозванец проклятый! Сейчас мы тебя окрестим и проповедь прочтем!

Слышаться удары, крики, стенания!

- Залез, как крот, под куст! Ребята, на помощь, кистера схватили!

- Не кистер это, это я — констебль Йоонас Симпсон! - слышится в ответ.

- Констебль? - в голосе звучит разочарование. - И чего ты там под кустом искал?

Меос Мартин встал посреди двора и кричит:

- Женщины, дети, девушки — быстро по телегам! В этой чертовой заднице нам делать нечего! И малютку несите, немедля отдайте мне малютку Йонатана. Ох ты, жалкий конец Иуды-висельника — да погрузитесь вы когда-нибудь? И детей с собой берите, свиней, собак, хлеб, студень, жаркое, булки. Не забудьте мороженое, пиво, водку, жареную птицу. Все, что еще отыщется в клети, комнатах, в погребе, кухне, все несите в телеги. Спасайте что можно! А жеребеночке, куда подевался этот проклятый жеребеночек, которого подарили моему малюточке?

Он, как бешеный бык, встал посреди двора, а женщины и дети снуют вокруг него, словно муравьи. А Меос все кричит:

- Анн! Где моя хозяйка Анн? Водку и мясо погрузили? Жеребенка нашли? Почему еще не принесли сюда моего малюточку? Поживей, детвора, нечего копаться, время терять! Кто собрался, живо в телегу и погоняй лошадей. А свиньи — не забудьте моих свиней в хлеву. Собаки потом сами прибегут. Кранц, Попи, Казак! Где малыш Андрес? Анн! Где моя хозяйка Анн? Все погрузились?

И окликая друг друга, под визг свиней, детский плач и собачий лай семейство Меоса Мартина поспешно покидает Терикесте.

- Ах ты, Иуда, ну и местечко! - восклицают мужчины.

- Местечко? - кричит Меос Мартин под громыхание колес и визг свиней. - Ничего себе местечко, это же чертова задница. Господи, Иисус Христос, единственный сын и радость Божья, держи меня в поводу, чтобы ни в жизнь не очутиться мне больше в  этом проклятом месте! Тут тебя мало того что ограбят, так еще в придачу измордуют!

Хозяин Леозу Яан Мельц тоже получил пару крепких тумаков и теперь торопится к своей лошади.

- Была нужда мне сюда приезжать, - расстраивается он. - Только в дом вошел, а они стол на пол и давай драться. Очень надо было покупать столько водки и другого добра — теперь гости затопчут всю еду, а если что осталось, то Меос увез. Тысяча несчастий, пусть они сами справляют свою свадьбу, он сыт по горло. Он едет домой, он свое получил — два крепких удара в лоб.

Кадри Парви уже наплакалась досыта и теперь, успокоенная, сидит в амбаре рядом со стонущим Тынисом Тикута. С молчаливым равнодушием слушает она крики и отъезд части гостей. Дурачье, грустно думает она, подхватились и побежали, будто чума в доме. Будто раньше такого не бывало, мужики за водкой всегда любили поругаться да подраться, для того и позвали на праздник городского фельдшера. А этот старый мерин, Меос Мартин, тут же бежать, и остальные следом. Неужели не могли подождать до утра, новый паасоруский кистер наверняка уладил бы все. И ребенка окрестил бы и прочел бы проповедь. А этот старый мерин сразу заголосил, опрокинул столы, затеял драку и сам же удрал. И что, стало ему лучше? Да еще оставшуюся водку и еду прихватил — как теперь завтра свадьбу справлять? Да пускай, черт возьми, они все разбегутся по целому уезду, только бы Йоона остался здесь! Кадри непременно хочется послушать его пение на третий или четвертый день, когда он поднастроит свои связки и дело дойдет до настоящих песен. Этот парень мог бы и подзадержаться, теперь ведь сын Тоомас перейдет жить к молодой жене в Леозе, а Кадри останется в Терикесте одна, совсем одна! Ах, Йоона, бедный певец Таавет Йоона, куда он подевался? И в саду искала его Кадри, и в кустарнике, даже в лес ходила, аукала, но Йооны нигде не видать. Вдруг да сбежал со своим длинным приятелем-проповедником и не вернется? Ведь Йоона не виноват, Йоона сидел и пел, чего ему скрываться?