Незадолго до наступления ночи

— Так это и есть закрытый фонд, именуемый «адом»? — спросил он.

— Да, это и есть ад… можно и так сказать! — ответила Вера.

— А Брюде тоже где-то здесь?

— И Брюде, и многие другие…

— Помещение уж очень большое, конца-края не видно… Знаете, я просто поражен… однако вы ведь мне говорили…

— Видите ли, я вас просто обманула, — промолвила Марина. — В действительности этот фонд огромен. Очень немногие знают о его существовании. Большинство читателей остаются в общих читальных залах, некоторых избранных вроде вас допускают работать в отдельных кабинетах, но редкие, очень редкие из избранных допускаются и сюда.

— Однако и вы ведь сюда вхожи!

— Да, мы… но это совсем другое дело… Мы всего лишь послушные и преданные хранительницы тайн другой, оборотной стороны, иного лика познания. Мы сами ничего не знаем.

— Вы хотите сказать, что у познания есть оборотная сторона… как оборотная сторона луны?

— Да, возможно… Но не пытайтесь понять! Идемте! — прервала его Вера.

И на сей раз, так как Александр все еще явно колебался, девушки взяли его под руки и мягко, но все же достаточно настойчиво повели куда-то. Он чувствовал, как на уровне его бедер плавно покачивались и соблазнительно подрагивали, словно колеблемые волнами, приятные выпуклости их тел, но он не испытывал ни малейшего волнения от соприкосновения с их упругими округлыми бедрами, а ведь при других обстоятельствах и в другое время он наверняка бы пришел в возбуждение от такого контакта… Нет, ни приятной легкости, ни хмеля возбуждения он не чувствовал, напротив, он ощущал во всем теле какую-то странную тяжесть, и в груди вновь проснулась и ожила боль. Ему показалось, что свет постепенно стал меркнуть и что они все трое теперь продвигались вперед в каком-то красноватом полумраке.

Сколько времени они шли, храня молчание? И куда вел этот все более и более сужавшийся проход среди сложенных из книг стен, казавшийся бесконечным? Александр ужасно устал и ненадолго прикрыл глаза…

Когда же он их открыл, то увидел, что стоит перед огромной абсолютно черной дверью… даже не дверью, а вратами… и на черной поверхности этих врат играют красноватые блики, похожие на последние отблески заката.

Обе девушки, по-прежнему не говоря ни слова, отступили назад.

Врата отворились, чтобы пропустить Александра, и тотчас же закрылись. Он почувствовал у себя за спиной не то чье-то дыхание, не то порыв ветра, словно его почти задела крылом какая-то гигантская птица. По легкому шороху он догадался, что где-то рядом, вероятно, как раз у него за спиной, упал какой-то занавес, поглотивший последние звуки внешнего мира. Он вытянул вперед руки и так вслепую сделал несколько шагов, но тотчас же остановился, так как ему показалось, что пол, внезапно ставший рыхлым, подвижным, словно зыбучий песок, начал уходить у него из-под ног.

Он находился в каком-то месте, где было не просто темно, а черным-черно.