Совьетика

– Правда, – удивленно отвечаю я.

Ри Ран наклоняется ко мне, обнимает меня за плечи, и я слышу его голос, только почему-то с сильным североирландским акцентом:

– Женя, да что же это с тобой, наконец? Заснула на крыше! С тобой что-то давно уже творится. Не могу больше смотреть, как ты мучаешься. Что же это с тобой такое, а?

Я открыла глаза. В лицо мне ярко светили тропические звезды. А рядом со мной на крыше сидел Ойшин.

Я смущенно приподнялась и села. Меньше всего на свете мне хотелось рассказывать ему о своей личной жизни.

– Тихо ты со своей Женей! Вдруг кто услышит… Все в порядке, – буркнула я, – Со мной ничего. Просто устала на работе, вот и заснула. Спасибо, что разбудил.

– Просто устала? На крыше? Ты ведь всю неделю тут сидишь по вечерам, я видел. И не ешь ничего. И лицо у тебя такое, словно в Венесуэле опять произошел переворот. С детьми что-нибудь?

– Нет, с детьми все в порядке.

– А….ну тогда, конечно…, – Ойшин немного помолчал. Я тоже молчала. А что говорить?

– А это ты здорово придумала – на крыше спать… – сказал он вдруг неожиданно. -Зря я сам не догадался. Тепло, но не жарко. И комаров тут нет. Как раз что надо… Взял спальный мешок – и смотри себе на звезды…

– Правда, могут ночью к тебе могут присодиниться какие-нибудь отчаянные парни с мачете, – подхватила я, – Но это такие пустяки, что о них и говорить не стоит. А на зорьке тебя разбудит F-16 – как раз чтобы вовремя успеть на работу. Можно позвонить на базу и с вечера заказать полет-побудку.

Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Хорошо здесь, – Ойшин набрал полную грудь воздуха и широко развел руками, – Знаешь, ты будешь смеяться, но здесь чем-то похоже на Донегал времен моего детства. Это было единственное место, куда родители могли возить нас на каникулы- всю ораву. Это была наша Испания или наш Лазурный берег. В самую первую ночь там я всегда не мог спать. От тишины. Что такое, недоумевал я, ни тебе взрывов, ни выстрелов, ни криков? Как они здесь вообще живут? Ну, а потом уже, через пару дней, тогда привыкал. Набегаешься днем по дюнам с братьями, надышишься свежим воздухом – заснешь как миленький и без взрывов. Потом, правда, очень не хотелось возвращаться домой… А здесь чем-то похоже на Донегал. Наверно, именно этим. Жалко, растений здесь нет знакомых. Ни тебе клевера, ни ромашек. Как это?…»Любит-не любит»… Тебе никогда не хотелось погадать? Впрочем, ромашек ведь все равно нет, – добавил он поспешно, когда до меня только еще начало доходить, что он сказал.

– Можно и без ромашек, – вырвалось у меня, – На пуговицах.

– Это как? Никогда еще о таком не слышал.

– А вот, смотри, – и я начала перебирать пальцами пуговицы на своем платье:- «Любит-не любит, плюнет-поцелует, к сердцу прижмет- к черту пошлет, любит-не любит, плюнет-поцелует, к сердцу прижмет»… Ну, спасибо хотя бы на том, что не пошлет к черту!

Я опять подумала про Ри Рана. Эх, когда это будет, что он прижмет меня к сердцу?…

– А у меня, – Ойшин провел ладонью по своей футболке, – как назло, нет ни одной пуговицы. Наверно, поэтому, хоть к черту никто и не посылает, но никто и не….

Он не договорил. А я сделала вид, что не расслышала.

– А ты надень завтра рубашку с пуговицами и гадай себе сколько влезет.

– Но ведь так можно и сжульничать – заранее подобрать что-нибудь с таким количеством пуговиц, как тебе хочется.

– Можно, конечно. Только какое же это тогда гадание? Это будет уже как торговля акциями авиакомпаний накануне 11 сентября – зная, что оно планируется. Мягко говоря, неэтично.

– А если действительно хочется погадать? Серьезно? – спросил Ойшин,

– А если серьезно, то уж где-где, а на Кюрасао-то специалистов по этому делу полным-полно. Спроси хотя бы нашу так называемую служанку, когда она придет к нам делать уборку. Уверена, что она подскажет, к кому тебе надо обратиться.

– Спасибо, Так я и сделаю. Кстати, ты сегодня обедала?

– Нет. Что-то мне не хочется есть. Наверно, от жары.

– Тогда сейчас как раз впору устроить поздний ужин. Нельзя так, совсем ничего не есть. Пойдем… или нет, сиди здесь, сейчас я тебе сюда принесу…

– Что? Неужели опять спагетти по-болонски?

– Обижаешь. Что ж я, уж больше и ничего приготовить не могу? Печень с беконом, тушеная с луком и гарнир из колкэннона . По-ленадунски . Пальчики оближешь. – Ойшин подмигнул. – Я в свое время баловал этим блюдом ребят в Лонг Кеше. В Англии нам не разрешали готовить самим, а вот уже когда нас перевели в Ирландию… Сиди, я сейчас принесу тарелку.

И он застучал пятками по крыше в направлении лестницы.

Я улыбнулась. Все-таки приятно, когда о тебе заботятся. Надо будет поесть хоть немного, чтобы его не обижать.

Минут через десять Ойшин вернулся. С подносом под мышкой и рюкзаком за плечами, из которого, когда он его раскрыл, повалил пар. В рюкзаке оказались 2 небольшие кастрюли, с печенкой и с колкэнноном, 2 тарелки, вилки с ножами и начатая бутылка красного вина с пластмассовым стаканчиком. Наверно, для меня, потому что сам он все-таки не пил спиртного. Один только раз, в Португалии.

– Ты бы еще свечки со спичками захватил для пущей атмосферы!- фыркнула я. – Спасибо за такую заботу, только пить я не буду, ладно? Мне завтра надо быть в форме: приезжает товарищ Орландо, помнишь?

– Ладно, не пей, – согласился Ойшин,- Мне с тобой на встречу идти, или ты одна?

– Думаю, что лучше будет пойти нам обоим- тебе ведь тоже надо познакомиться с ним. Кстати, Тырунеш сказала, что это с ним надо будет договариваться, когда нам будет можно в следующий раз в отпуск. Ты до сих пор еще отпуск не брал – не тянет домой?

Ойшин помрачнел.

– Не тянет, – сказал он почти сквозь зубы. – Я не устал, не хочу отдыхать. Ты лучше ешь, а то остынет.

Я очень не люблю вареную капусту. Картошка-пюре- это вкусно, но вот такая, перемешанная с этой зеленой массой… Я зажмурилась , густо полила ее луковым соусом и взяла на вилку маленький кусочек.

– Слушай, какая вкуснятина!- изобразила я на лице удивление. Ведь человек все-таки старался.

Ойшин просиял.

– Я же тебе говорил, что оближешь пальчики!

Он немного помялся:

– Слушай…может быть, научишь меня, как готовить этот ваш… как его?…такой красный суп…?

– Борщ? – пришел мой черед удивляться, – С удовольствием! Я бы уже давно тебя научила, только ведь вы же, северные ирландцы, боитесь даже попробовать то, чего не знаете с детства…

– Ну вот, а теперь я больше не боюсь. Дозрел наконец, можешь сказать. Наверно, я должен сказать тебе спасибо…Если бы я не оказался здесь, то так и не знал бы, что в жизни бывает столько всего разного.

– Ну вот, видишь, я давно говорила тебе…

Тут я вспомнила, что лучше не вспоминать то, что было давно, и что я ему тогда говорила. Хотя Ойшин явно перестал паниковать при воспоминаниях о прошлом.

– Слушай, давай с завтрашнего дня готовить с тобой не отдельно, а по очереди: день – ты, день – я? – предложил он.

– Предлагаешь вести совместное хозяйство? – пошутила я.

– А почему бы и нет? Знаешь, сколько можно будет сэкономить на газе и на воде?

– Ладно, давай экономить, Матроскин…. Это кот у нас был в мультфильме такой, тоже все любил экономить. Только если к нам кто-нибудь зайдет на ужин и увидит, что мы готовим ирландские и русские блюда, плакала наша конспирация. Ты об этом подумал? Хотя я могу и что-нибудь эфиопское приготовить. Или… – я хотела сказать «корейское», но не стала. Таких чистых вещей лучше не касаться в тривиальном разговоре.

– А мы никого не будем пускать к нам на ужин, – сказал Ойшин каким-то странным, как мне показалось, голосом. – Будем вывешивать на дверях табличку «Please do not disturb». Как в отеле.

– Хорошо, давай попробуем, – засмеялась я. Почему-то мне стало не по себе, хотя ничего такого Ойшин не сказал. Какое-то внутреннее чувство подсказывало мне, что разговор лучше повернуть в другое русло. И я начала отчаянно нахваливать приготовленную им печенку, которая и впрямь удалась на славу – я и не заметила, как съела свою порцию.