Кавалеры меняют дам

Вот и видишь, будто бы наяву, как он сидит и накалывает на булавку бабочек, жучков, мушек, а перед этим, из жалости, усыпляет насекомых ваткой с эфиром.

Изысканным этим развлечением — накалывать на досуге писателей — Солженицын тешится давно.

Еще первые читатели его «Архипелага» с изумлением, с благоговейным ужасом следили за тем, как издевается он над несчастными собратьями по перу, угодившими, как и он, в ежовские застенки, в бериевские лагеря, а потом осмелившимися — подобно ему, а порою и прежде него, — написать об этом: над Алдан-Семеновым, Борисом Дьяковым, Галиной Серебряковой, Львом Разгоном, Шелестом, Тодоровским... Как он желчно иронизирует: «Поймем их, не будем зубоскалить. Им было больно падать. «Лес рубят — щепки летят» — была их оправдательная бодрая поговорка. И вдруг они сами отрубились в эти щепки...»

Много позже, в постыдном своем сочинении «Двести лет вместе», он наколет на булавку и Александра Галича, знаменитого барда, человека неслыханной и непреходящей популярности, диссидента, тоже высланного на чужбину, погибшего там.

А Солженицын напишет о нем:

«...безвкусно переплел Сталина и Христа, сочинил свою агностическую формулу, свои воистину знаменитые, затрёпанные потом в цитатах и столько вреда принесшие строки:

Не бойтесь пекла и ада,

А бойтесь единственно только того,

Кто скажет: «Я знаю, как надо!»

Но как надо — и учил нас Христос...»

Тут, конечно, и младенцу понятно, что вовсе не за Иисуса Христа обижается Солженицын, а за себя самого, любимого. Многие уже писали о том, что сочиняя «Ленина в Цюрихе», автор, вне всяких сомнений, частенько разглядывал в зеркале свое собственное светлое отражение. Но Ленин отошел для него в прошлое. И теперь он отыскивает в зеркале иные черты сходства. Еще бы! Всех врагов одолел, все народы осчастливил. Учил-поучал всех на свете, как «жить не по лжи», «как нам обустроить Россию», как скинуть Советскую власть, как распатронить Эсэсэсэрию, всё сполна объяснил, как надо. Да ведь и послушались — так всё и сделали! А теперь вот никто его ни читать, ни слушать не желает. Лишь сплюнут в досаде, отключат телевизор да лоб перекрестят: «Сгинь-сгинь, нечистая сила!..»

Кто там еще на солженицынской булавке?

Михаил Александрович Шолохов, автор «Тихого Дона», тоже нобелевский лауреат, ошельмованный им завистливо, сладострастно, изобретательно.

Особенную ярость Солженицына вызывают те писатели, которые добились успеха и признания в советские годы, когда он сам еще был безвестен — когда лишь слал читательские письма Володе Солоухину.

Вот о Галиче:

«...И как же он осознавал свое прошлое? свое многолетнее участие в публичной советской лжи, одурманивающей народ? Вот что более всего меня поражало: при таком обличительном пафосе — ни ноты собственного раскаяния, ни слова личного раскаяния нигде!., (курсив Солженицына. — А.Р.) Ну что б ему отречься от своих проказёненных пьес и фильмов?..»

Речь, вероятно, идет о пьесах Александра Галича «Вас вызывает Таймыр», «Под счастливой звездой», «Матросская тишина», о кинофильмах «Верные друзья», «На семи ветрах», о песнях «Ой ты, Северное море...», «Затрубили трубачи тревогу...» Миллионы людей смотрели эти фильмы, пели эти песни — с таким же воодушевлением, как и его поздние крамолы, — так почему, настаивает Солженицын, почему не отрекся, почему не раскаялся, сукин сын?..

Те же обличения в адрес Нагибина:

«...Сам он выделяет из своего творчества, считает выдающимся успехом некий журнальный очерк 1949 года о председательнице колхоза, который дальше переделал в киноповесть, а из нее родился фильм «Бабье царство»... Уже такой шумный успех в советской обстановке внушает основательное сомнение в доброкачественности: вряд ли «Бабье царство» далеко ушло от «Кубанских казаков»... Знающие деревню писатели говорят: пейзанство, да еще по-советски вымороченное. (И другой, за тем свой фильм Нагибин оценивает как «истинно народный»)».

И тут почти невозможно преодолеть искушение схватить Александра Исаевича за руку, плутующую незаметно, как в игре «напёрсточников»: стоп, Исаич! Это о каком же другом фильме вы обмолвились походя, в скобочках, намеренно опустив название, будто оно вам и неведомо?..

Ведомо, знаете, потому и ловчите!

Речь идет о кинофильме «Председатель», поставленном Алексеем Салтыковым по сценарию Юрия Нагибина, с Михаилом Ульяновым в главной роли.

В этой повести, посвященной трудам и дням Нагибина, немало слов, речей, эпизодов посвящено созданию выдающейся ленты отечественного кинематографа. Я далек от намерения воспроизводить их снова в конце книги, хотя — столь острый случай! — они здесь были бы весьма кстати.

Не стану пересказывать все мытарства этой картины, которую даже всесильное Политбюро не смело разрешить к выходу на экраны, которую нещадно кромсали цензурные ножницы, которую афишировали по всей Москве, а потом, за час до премьеры, сдирали со стендов эти афиши, которую смотрели из-под полы, при запертых дверях, в наших зарубежных посольствах...

Напомню лишь свидетельство самого Юрия Нагибина из его «Дневников»:

«...Картину, в конце концов, разрешили. Она прошла с небывалым успехом, истинно народным. Не знаю, имела ли хоть одна наша картина такой успех. Может быть, «Броненосец «Потемкин», «Чапаев», «Путевка в жизнь». Ее просмотрели буквально все взрослые люди, ибо детям до шестнадцати лет на картину вход был запрещен. Почему? В картине нет никакой эротики, но есть правда о прошлом, да и только ли о прошлом?..»

Да-да, именно с этой страницы нагибинского дневника выхватил Солженицын слова «истинно народный» — и глумится, потешается над ними.

Старость — не радость. Она лишает человека некоторых важных остерегающих, защитных функций, обнаруживает — то есть выставляет наружу — слабые места организма, уязвимые стороны характера. Не считаться с этим нельзя.

Читая в «Новом мире» статью А. Солженицына, я — тоже глубокий старик — то и дело корчился от неловкости, мне было стыдно за автора, который так опрометчиво выдает эти слабости, вполне извинительные, если их не выставлять напоказ.

Заметил это не только я.

В «Ex Libris»'e, литературном приложении к «Независимой газете», появилась статья Юрия Кувалдина «Одномерный Солженицын», названная так, вполне очевидно, в споре с его заголовком «Двоенье Юрия Нагибина».

Юрий Кувалдин — писатель и издатель, в свое время именно он выпустил в свет «Дневники» Нагибина, сопроводив их толковой статьей и комментарием.

Остро полемизируя с нашим классиком, Кувалдин, в частности, фиксирует внимание на странном его интересе к эротическим мотивам у Нагибина.

«...Солженицын, как мне кажется, не понимает, что такое любовь, и вряд ли интересовался Фрейдом и эдиповым комплексом. Хотя сама его фамилия, на мой взгляд, призывает к эротической открытости, к тому, чтобы идти жениться, как будто он сам шел жениться, но об этом у него ни слова...»

Очень едко и смешно.

Что же имеется в виду?

Уже приводилась цитата из статьи А. Солженицына, где он сетует на недоработки Юрия Нагибина по части освещения его многочисленных женитьб («...о которых почти нет подробностей...»), особенно о первой из них («...не обрисованной сколько-нибудь...»).

Вот он, клич из песни Александра Галича: «А из зала мне: давай все подробности!..»

Зато уж, когда Юрий Нагибин, особенно в повести «Моя золотая теща», будто бы идя навстречу пожеланиям трудящихся, живописует эпизоды роковой страсти, которые и мы щедро цитировали, наш литературный коллекционер заметно оживляется:

«... признаем: тут Нагибин достиг своего лучшего. Силы слога не утратил до самой смерти, весьма изобретателен в словесности, не всегда, но в аккордных местах, куда вкладывает главное чувство: «округлая дароносица живота» (желанной тёщи), «кудрявый этот лес рассекало опаловое ущелье с живым, будто дышащим кратером; скважина и глубоко запрятан зев вулкана», «накалывал её [тёщу] через потолок [совокупляясь с женою на 2-м этаже] на раскалённый шампур страсти...»