Тату (СИ)

- Слава, ты молодец! Дай пожать твою руку! Мы бы так не смогли. Ты, что, правда, в прокуратуру собрался? Комбриг погорячился! Да и ты остынь! Он извинился, просил, чтобы ты вернулся. Зайди к нему в кабинет. А в прокуратуру всегда успеешь.

Это был командир первой роты Женя Иванов, которого я уважал. Мне он представлялся настоящим профессионалом среди спецназовцев. Конечно, никакого извинения не последовало, но и наказания тоже. В кабинете один на один беседа пошла о жизни и текущих делах части.

Когда я вышел из штаба, заметил, что на меня смотрят с немым вопросом.

- Ну как там? - не выдержав, первым спросил дежурный по части капитан Новицкий.

- Да всё нормально... за жизнь поговорили... друг друга простили, - ответил ему. Геройские амбиции распирали мою грудь, подкрепляемые тёплыми рукопожатиями сторонников оппозиции.

А к сентябрю эпидемия дизентерии пошла на спад, вместе с наступившей короткой бурятской осенью и первыми ночными заморозками. На смену им пришли платяные вши. Но с ними борьба простая. Враг видимый и осязаемый. Его можно потрогать, щелкнуть между ногтями, он и погибнет. Вынес кровать с постельными принадлежностями на таежный мороз, она - паразит теплолюбивый, несмотря на сибирскую закалку - не выдерживает таких перепадов температур, а нательное бельё и обмундирование можно горячим утюгом прогладить после дезобработки.

Первые шаги всегда бывают трудными, особенно в коллективе сильных борцов. Труднее всего будет, если поддашься нажиму или ещё хуже - станешь инициатором удовлетворения чьих-то слабостей. Невозможно жить и волком-одиночкой, так как всегда найдутся и посильнее особи, поэтому приходится выбирать нечто среднее между швейковским прототипом и студентом-отличником с обратным военному мышлением, при внешне кажущемся соответствии уставным требованиям. Как гласит армейский лозунг: "Живи по уставу, завоюешь честь и славу!" Недалеко от истины...

Кроватка

Эти события произошли на исходе 1998 года. Страна ещё не отошла от августовского кризиса-дефолта, а армия - тем более.

Лишь в декабре я получил своё первое офицерское денежное довольствие... за август. Оно ушло на оплату долгов в продуктовых магазинах. Через полтора месяца должен родиться сын. Питерские друзья пообещали подарить детскую кроватку и вещи для новорождённого. Но как их доставить в Улан-Удэ?

Тем временем в части начался зимний период обучения, одной из задач которого была подготовка сержантского состава в учебке в городе Печоры, что на границе Псковской области и Эстонии. Предполагалась отправка самолётом полусотни молодых солдат в сопровождении офицера.

Осмотрев будущих сержантов в медицинском пункте, я написал рапорт, что по своему состоянию здоровья они могут быть допущены к обучению. Однако в связи с неблагоприятными погодными условиями, низкими адаптационными возможностями молодых организмов, необходимо сопровождение медицинского работника.

Начмед выступила против такого решения. Составление годового отчёта, сезонный рост заболеваемости по простуде, борьба с платяным педикулёзом, ремонт медицинского пункта, расконсервация техники - считались более важными.

- У меня сын вот-вот должен родиться, Оксана Петровна! Как и где мне вещи приобретать?

- На Новый год дадим вам недельку отдыха - слетаете!

- А какие гарантии, что роды не начнутся раньше положенного? Да и какой гражданский самолёт возьмёт на свой борт кроватку, не попросив оплаты багажа?

Выслушав наши словесные перепалки, комбриг принял решение.

Позови ко мне, док, начальника строевой. Так и быть, пусть выпишет тебе командировочное удостоверение на четыре дня... А далеко ли ваша кроватка находится от Печор?

- Да совсем рядом с Печорами... в Питере. На электричке туда съезжу. Часа за два, думаю, доберусь! - клятвенно заверил я его. Конечно, приуменьшал, но вот насколько, ещё не предполагал.

Построив солдат учебной роты на плацу, взводник передал их мне по головам.

- Слав, старший команды задерживается. У него семейные проблемы. Подъедет прямо на аэродром. Личные дела и военники у него. Вот тебе список, пятьдесят два человека, - наставлял капитан Женя Иванов, - будь с ними построже. Обалдуи, только что призвались. В головах ещё "гражданские опилки" не выветрились... Самолёт полетит с посадкой и дозаправкой в Новосибе.

- Спасибо, Женя.

На аэродром Восточный прибыли за час до вылета. Подвезли прямо к трапу громадного двухъярусного ИЛа, задняя рампа которого была похожа на громадный клюв птицы-великана, раскрытого в ожидании жертв. В так называемом салоне на откидных металлических лавках уже сидели камуфлированные пассажиры, летевшие из Уссурийска и различающиеся между собой лишь выражением лиц. Ни ремней безопасности, ни мягких кресел, ни санитарных удобств.

Передал список личного состава командиру экипажа. Шапка набекрень, красное лицо, яркий блеск в глазах, шаткая походка и уловимое амбре.

А где старший команды, документы и личные дела? - спросил он у меня.

Лейтенант Дмитручина задерживается... обещал прибыть с минуты на минуту.

- Ну, смотри у меня, старлей! - как-то двусмысленно промолвил лётчик, - иди звони на свой Пакеляж, пусть ищут этого сукиного сына. Нам взлетать с минуты на минуту.

С пятой попытки я дозвонился дежурному по бригаде, который сообщил, что лейтенант выехал больше часа назад и должен вскоре прибыть.

- Ладно, грузитесь пока, - смягчился командир корабля, видя, что солдаты отплясывают чечётку, - но предупреждаю, что это вам не ТУ-154. Ссать и срать в салоне запрещено... и негде. Так что весь балласт оставить здесь... на аэродроме... до Новосиба летим без посадок.

После посещения сугробов солдаты, цокая подковами кирзовых сапог, загрузились на второй ярус железного монстра. Температура в салоне была минусовой. Топливозаправщик уже отъехал от самолета, лётчики заняли места в кабине, а Дмитручины всё ещё не было.

- Где твой старший? - нагнетая обстановку, закипал командир экипажа, - я сейчас подам команду "закрыть рампу".

- На подъезде, товарищ майор...

Что делать с полусотней солдат я не знал. Кому их сдавать? Какие документы оформлять? Ну, а самое главное - рушился мой план с кроваткой.

Самолёт медленно выезжал на рулёжную дорожку, готовый вот-вот ворваться в чёрное зимнее небо. Надежды мои таяли.

Внезапно меня одёрнул штурман.

- Док, командир вызывает тебя в кабину.

- Твой сокол на санитарку вылез? - указывает он на тучного военного, забравшегося на крышу медицинского УАЗика.

- Да... он самый!

- По морде бы ему... Ну ладно, на первый раз прощается. Пусть по боковому трапу поднимается, да поскорей.

На борт взобрался шатающийся, раскрасневшийся и довольный лейтенант.

- На, док, держи баклажку! Будет веселей лететь, - он протянул мне двухлитровую бутылку пива, - а я пока посплю. Разбуди меня, если что.

Пить холодное иркутское пиво не хотелось. В салоне температура поднималась медленно. Казалось, радиаторами отопления выступали наши лёгкие. Самолёт набирал высоту, и наряду с холодом мы почувствовали перепады атмосферного давления. Редкие иллюминаторы были заняты солдатскими головами. Возникало ощущение, будто летишь в холодной, дребезжащей железной бочке... Хотелось забыться и ни о чём не думать.

В полночь приземлились на новосибирском аэродроме Толмачёво. Открыли заднюю рампу, и пассажиры убежали в сугробы. На антрацитовом небосклоне застыл яркий диск полной луны. Её лучи освещали металлическую птицу, которая медленно остывала после напряжённого полёта. Солдатики топтались по снегу, обменивались впечатлениями и дымили огоньками самокруток.

После дозаправки самолёт заехал на стоянку.

- Будем ночевать здесь! Вылет на шесть утра! Вопросы есть? - спросил нас командир, - рампа будет открытой всю ночь. Пусть солдаты наденут на себя все свои вещи и намотают тёплые портянки.