Тату (СИ)

Наконец почувствовал отдачу от своей работы: там что-то достанешь, в другом месте что-то прокрутишь. Конечно, морально нет того удовлетворения, когда работал в НИИ скорой помощи в инфарктном отделении, психбольнице или инфекционной больнице, когда всего себя посвящаешь больному, а не решению хозвопросов: поиск материалов для ремонта, запчастей для санитарки, сокрытие травм от начальников. Противно! Молчать, когда видишь вокруг массовое уничтожение более здоровыми ребятами менее здоровых. Не проходит и дня, чтобы не регистрировались синяки под глазами, переломы носов, побои на ногах, груди и прочее. Я уже молчу, что банно-прачечный комбинат выдает постельное бельё, усеянное вшами, гнидами, что у каждого седьмого солдата чесотка, каждый десятый с дефицитом массы тела, каждый одиннадцатый убегает из части, что в столовой солдаты получают тридцать процентов суточного каллоража, что по два-три часа они маршируют с кроватями по плацу, и это в двадцатиградусный мороз, а потом лечат пневмонии в госпиталях, что офицеры-воспитатели, напившись до поросячего визга, начинают строить своих подчинённых, а потом - то разрыв селезёнки, то перелом носа или сотрясение мозга. Недавно я нашёл такого солдата на КПП. Он три дня пролежал там без сознания в дежурке. Думали, что оклемается. Ещё две недели он провёл в реанимации госпиталя. На вскрытии его мозг представлял собой сплошную гематому.

И выхода из этого положения я не вижу. Систему воспитания защитников отечества не перековать! Когда приезжают всевозможные проверки в нашу часть, их кормят, спаивают, обдаривают байкальскими сувенирами и на этом всё заканчивается.

Отношения с командиром у меня напряжённые. Военным он меня не считает и обзывает "пиджаком" (это человек, который закончил гражданский ВУЗ). Но я пропускаю его обзывания, так как меня радует, что я не такой военный, как он. Стелиться под кого-то я не умею, а делать из себя настоящего офицера - уже поздно. Я рад, что за девять лет службы Армия не сделала из меня уставного человека. Уже не раз я думал о подаче рапорта и увольнении из ВС РФ. Останавливает лишь кризис, отсутствие жилья и туманные перспективы. Поэтому буду терпеть.

Кстати, кушать я стал значительно лучше, чем во время учёбы в Питере. Могу позволить купить себе мясо, рыбу и даже на рынке, чего отродясь не было там. Научился делать домашние заготовки: квасить капусту, варить варенье, печь десерты и торты (по книжке).

Заработную плату офицерам за июль-август-сентябрь заморозили и выдали октябрьское денежное довольствие. Большинству обидно, а для меня наоборот. Так что получил я девятьсот пятьдесят рублей. Рассчитывал на большее, но здесь всё зависит от комбрига, который по своему усмотрению распределяет тарифные разряды. Но в сравнении с моей учебной стипендией - 560 рублей - это неплохо, да и уровень жизни здесь значительно ниже, чем в Питере.

Жизнь стала спокойнее. Исчезло нервное напряжение, когда несёшься с одной работы на другую, с учёбы на суточное дежурство, когда по трое-четверо суток проводишь на больничных топчанах и креслах.

Осень у нас была короткой и сухой. За месяц слетела листва с деревьев, первого ноября столбик термометра опустился ниже нуля и выпал постоянный снег. Сегодня минус двадцать, ночью было тридцать. В части получил тёплый камуфляж, берцы с мехом внутри и овчинный тулуп для зимних построений. Морозы хорошо переносятся, но когда с Байкала дует ветер (Баргузин), то пробирает до самых костей и тулуп не спасает. Окна утеплил мохом, ватой и скотчем. Считаю, что и сорокоградусные морозы переживём. С работы принёс камин на три киловатта. По телевизору показывает пять каналов, иногда шестой местный, по радио - три FM-радиостанции. Записался в библиотеку, так что скучать не приходится!

09.01.1999 г., Улан-Удэ-40.

Привет, папа! Не дождавшись твоего письма, решил написать.

Вечером тридцать первого декабря я устроил для себя экскурсию по сопкам - бегал три часа, проваливаясь местами по пояс в снег. Было и страшно и необычно находиться среди дикой природы. Для таких пробежек я беру с собой небольшой нож. Людей почти не встречаешь, да и зверей тоже. Лишь пару раз видел волчьи глаза, светившиеся в темноте, что придало мне ускорение. Затем мы пошли в Дом художественной самодеятельности, где собралось две трети нашей бригады. Было довольно весело. Лотерея, художественные номера, песни, конкурсы, танцы. Разошлись под утро, встретив Новый год по местному и по московскому времени.

На работе завал: годовой отчёт, шесть дежурств в месяц на скорой помощи, подготовка к комиссиям и эпидемиям. Все праздничные дни были посвящены борьбе с гриппом. Переболело почти семьдесят процентов солдат и офицеров. Я развернул изолятор в казарме и организовал лечение. Правда, командир не оценил моей работы и объявил выговор за срыв боеготовности нашей части. Но я не сержусь на него. Он ведь академий не заканчивал.

Цены в магазинах Бурятии повысились в четыре раза, но зарплату поднимут в полтора, и то с января. Правда, платить стали своевременно - как будто государство намеренно спровоцировало кризис, чтобы рассчитаться с должниками. Единственный плюс - это паёк, который сейчас стоит, как моя зарплата. Что будет дальше - не знаю.

Случай "подрыва боеготовности" бригады спецназ, произошедший где-то за Байкалом.

Как доктор, я не могу судить о специфике элитных подразделений боевого предназначения. Но могу оценить показатели заболеваемости и травматизма среди личного состава.

Постулат первый. Травм в армии нет.

Если есть перелом лодыжки, например, желательно, чтобы он звучал, как застарелое повреждение лодыжки, если есть растяжение связок - тендовагинит или миозит. Если удар тупым предметом с ограниченной поверхностью приходился в область головы (а в спецназе принято среди солдат проходить крещение разбиванием пустой стеклянной бутылки о лобную область, ещё лучше, если вместо неё будет красный кирпич; белый не бьют, а может и бьют, но я не видел), - значит у солдата кроме ссадины, царапины или астенического состояния другого ничего быть не может.

Так заведено, что по полученным травмам проводится административное расследование, сочетающееся со сбором объяснительных, написанием рапортов, звонков в вышестоящие инстанции, составляется акт административного расследования. В каждой части есть нештатная группа дознавателей, причём дознавателем может стать любой офицер. Все травмы записываются и регистрируются в трёх журналах (у доктора, у замполита, в финансовой службе). Их стараются избегать введением различных предварительных инструктажей (всегда есть масса книг-журналов инструктажей) или наложением запретов (например, проще запретить занятия рукопашным боем, так как в них очень часто ломаются челюсти и ноги, чем обеспечить страховку и бороться с дедовщиной).

Ну, а если они возникли? Тогда здесь появляются другие способы разрешения вопросов. Надавить на своего доктора. Пусть лечит её в медпункте под видом панариция, фурункула или ОРЗ. Будет артачиться - лишить квартальной премии или в отпуск пойдёт в ...бре или вообще не пойдёт. Можно договориться с врачами госпиталя. Это сложнее и не всегда срабатывает, так как там уже наступает контроль со стороны прокуратуры, да и не каждый госпитальный врач рискнёт брать на себя такую ответственность. Можно пролечить травмированного в учреждениях гражданского здравоохранения. Благо медицина - наполовину бесплатная, и эскулапы будут рады. А за лечение заплатят виновник травмы и/или его непосредственные командиры, не досмотревшие за чадом.

Постулат второй. Инфекционных болезней в армии быть не может.

А если и бывают - то это единичные случаи. Это на гражданке - повальные эпидемии коровьего гриппа, "птичьей" лихорадки, а в армии - молодые, здоровые парни, а в спецназе лучшие из лучших и закалённые уже тем, что на шевроне летучая мышь в снайперском прицеле. И не беда, что он всего второй день служит. Форма одежды ╧2 (голый торс, сапоги), декабрь, Забайкалье, третий месяц зимы, выходи строиться на плац на утреннюю физическую зарядку! А потом: "Это ты, доктор, виноват, что тебя не было на утреннем телесном осмотре или не давал витамины с компотом!"