Бархат и опилки, или Товарищ ребёнок и буквы

— Не огорчайся, — утешала меня Малле. — Ты ещё успеешь научиться читать, ты ведь ещё маленькая!

— Я УМЕЛА читать, честное слово!

Тата смотрел на письмо с грустной усмешкой.

— Успокойся, ты и не смогла бы прочесть это, потому что письмо написано по-русски! Не «мон гопорне», а «мои дорогие». Многие русские буквы выглядят, как эстонские, но произносятся совсем иначе, — объяснил мне тата.

Значит, мама теперь сделалась русской? Но такого жуткого страха перед русскими, как раньше, у меня уже не было, и мне не раз говорили, что и среди русских тоже есть разные — и плохие, и хорошие… Но неужели хороших среди них так мало, что и маме пришлось заделаться русской?

— Кхраа! — вдруг каркнул Почта-Юссь. — В старину принесшему письмо подавали глоток…

Тата читал письмо и не обращал на него ни малейшего внимания, но дядя Артур протянул Юссю свою пивную кружку.

— Пей, с толком и расстановкой — на сей раз пиво получилось… с ног валит.

— Обо мне не беспокойтесь, кхраа! — объявил почтальон и, запрокинув голову, осушил кружку. — Мужчина знает, что делает.

— А мама скоро вернётся? — спросила я, дергая тату за рукав.

— Мхмм! — хмыкнул он. — Мама жива!

Конечно, жива — это мы знали давно! Иначе и быть не могло!

— Но когда она домой вернётся?

— Ладно, — вдруг сказал Яан-Наездник, — дело ясное, что время позднее… Как говорится: всякая зверюшка — в свою норушку! Завтра я исчезну, и духу моего здесь не останется.

— Так ли тебе надо уезжать? — спросил тата, все ещё не отрывая глаз от письма.

— Надо, надо! Человек вроде меня не должен нынче долго задерживаться на одном месте, а то тебе вскоре придётся читать и мои письма, написанные по-русски! — Яан засмеялся и добавил: — Но времена меняются! Будьте здоровы! И ты тоже, маленькая отважная всадница!

Когда мужчины ушли, уведя с собой почти насильно и Почту-Юсся, ушла в бывшую холодную комнату и Малле со своей матерью.

— Мама пишет, что она жива и здорова, и не голодает. Скучает по нам и по вечерам смотрит на звезды в небе. Там, в Коми, холодно, и мама вместе с другими ходит работать под открытым небом. Просит прислать ей шерстяные носки, и перчатки, и тёплую шаль… — пересказывал мне письмо тата.

— А съедобного ничего не просит? — поинтересовалась тётя Анне. — Копчёного мяса, или сыра, или… Ах, ладно, я позже прочту письмо сама.

— Напишем сразу маме и спросим! — предложила я и бросилась в комнату, чтобы принести бумагу и карандаш.

— Погоди, дочка, — остановил меня тата. — Мама просит писать ей только по-русски, получать письма на эстонском языке там не разрешается. И мы можем писать ей хоть каждый день, но она имеет право послать нам следующее письмо только через полгода.

— Ох, господи! Через полгода! — охнула тётя Анне, домывая посуду. — Но ничего не поделаешь — жить-то надо! Слушайте, а вы не хотите доесть бутерброды, а то эта варёная колбаса к завтрашнему дню может испортиться.

— Не хочу! — гаркнул тата. — Ешь сама, если хочешь!

— Хорошее мясо, да ещё и с начинкой, — соблазняла нас тётя.

— Собакам отдай, — велел тата.

Иллюстрации

Гундобин У. С Великим праздником Октября!

Клуцис Г. «Кадры решают всё!»

Г. Зотов К. (Без названия).

Завьялов Я. Весь мир будет наш.

Говорков Виктор. За радостное цветущее детство! За счастливую крепкую семью!

Серебряков В. Всесоюзный комитет по делам физкультуры и спорта при СНК СССР.

Иванов В.

Ватолина Н., Денисов Н., Правдин В., Рыхлова-Правдина З. Спасибо товарищу Сталину за счастливое детство!

Говорков В. Спасибо любимому Сталину — за счастливое детство!

Ладягин В.

Корецкий В. Честь и слава советскому учителю!

Низовая С. У меня друзья повсюду.

Нестерова-Берзина М. Будь физкультурницей!

Бри-Бейн М. Слава нашей любимой Родине!