Посылка

— Неужели? — произнес он.

И, легко развернувшись на каблуках, он оставил дрожащего Буллока стоять на пороге. Когда он усаживался обратно в ждущее рядом такси, он увидел, что Буллок все еще стоит и смотрит на него. Постояв, Буллок вновь исчез за закрытой дверью.

— Гостиница «Карфаген»,— сказал Тальберт, довольный своим блефом.

По дороге назад он вспоминал, как разволновался Буллок, и тонкая улыбка играла на его губах. Никаких сомнений. Он выследил свою добычу. Теперь, если его догадка верна, скорее всего, будет...

Когда Тальберт вошел в свой номер, у него на кровати сидел худой человек в дождевике и котелке. Усы незнакомца, похожие на мазок кистью, подергивались.

— Тальберт Бин? — спросил он.

— Он самый,— кивнул Тальберт.

Человек, полковник Пископ, посмотрел на Тальберта стальным взглядом.

— Какую игру вы ведете, сэр? — спросил он колко.

— Не понимаю вас,— солгал Тальберт.

— Прекрасно понимаете,— возразил полковник,— и сейчас вы отправитесь со мной.

— Неужели? — произнес Тальберт.

Он обнаружил, что на него смотрит дуло «Уэбли-Фосбери» [18] сорок пятого калибра.

— Так как? — поинтересовался полковник.

— Ну разумеется,— холодно ответил Тальберт.— Я не для того проделал такой путь, чтобы сейчас отказаться.

Перелет на частном самолете занял много времени. Иллюминаторы были закрашены, и Тальберт не имел ни малейшего понятия, в каком направлении они летят. Ни пилот, ни полковник не произносили ни слова, и все попытки Тальберта завязать беседу наталкивались на ледяное молчание. Револьвер полковника, все еще нацеленный в грудь Тальберта, ни разу не дрогнул, что, впрочем, его нисколько не беспокоило. Тальберт был в восторге. Все, о чем он мог думать,— это что его поиски подошли к концу и он наконец-то приближается к источнику непристойных анекдотов. Спустя какое-то время его голова упала на грудь, он задремал, и ему снились карлики, одетые в кишку от сосиски, актрисы, одержимые сарсапарелью, или банановым сплитом, или и тем и другим. Сколько он проспал и сколько границ они пересекли, Тальберт так и не узнал. Его разбудило ощущение быстрой потери высоты и стальной голос полковника Пископа.

— Мы приземляемся, мистер Бин.— Полковник крепче вцепился в револьвер.

Тальберт не стал сопротивляться, когда ему завязали глаза. Чувствуя, как в спину упирается дуло «Уэбли-Фосбери», он выбрался из самолета и ощутил под ногами прекрасно ухоженную взлетную полосу. Было прохладно, и у него слегка закружилась голова. Тальберт решил, что они приземлились где-то в горах, но в каких горах, на каком континенте, он не мог даже предположить. Уши и нос тоже ничем не могли помочь взбудораженной голове.

Его запихнули — не особенно вежливо — в автомобиль, а потом повезли, как показалось, по проселочной дороге. Под покрышками хрустели булыжники и сучья.

Внезапно повязку с глаз сняли. Тальберт заморгал и посмотрел в окно. Стояла темная и к тому же туманная ночь, он не видел ничего, кроме того клочка дороги, который выхватывали из темноты фары.

— А вы здорово отгородились о мира,— заметил он одобрительно. Полковник Пископ так и сидел, начеку и с поджатыми губами.

Еще пятнадцать минут езды по темной дороге — и машина остановилась у высокого темного дома. Когда мотор заглох, Тальберт услышал ритмичное стрекотание кузнечиков.

— Что дальше? — произнес он.

— Выходите,— предложил полковник Пископ.

— Ну разумеется.

Тальберт выбрался из автомобиля, и полковник повел его по широкой лестнице на крыльцо. Машина, оставшаяся у них за спиной, укатила в ночь.

Полковник нажал кнопку, и в доме раскатисто зазвонил колокольчик. Они ждали в темноте, и спустя несколько мгновений внутри послышались приближающиеся шаги.

В тяжелой двери приоткрылась крошечная щелка, в ней показалась половинка очков и глаз. Глаз разок моргнул, а затем человек зашептал с легким акцентом, который Тальберт не смог опознать:

— Зачем вдова надевает черные подвязки?

— Чтобы помнить,— отозвался совершенно серьезно полковник,— обо всех, кто ушел.

Дверь открылась.

Обладатель глаза оказался высоким худощавым человеком неопределенного возраста и национальности, копна черных волос была кое-где тронута сединой. Лицо представляло собой сплошные бугры и рытвины, из-за очков в роговой оправе смотрели проницательные глаза. На нем были фланелевые брюки и клетчатый пиджак.

— Это наш Пресвитер,— представил полковник Пископ.

— Как поживаете? — отозвался Тальберт.

— Входите, входите же,— пригласил Пресвитер, протягивая Тальберту длинную руку.— Добро пожаловать, мистер Бин.— Он бросил оскорбленный взгляд на пистолет полковника.— Полковник,— произнес он,— вы снова прибегаете к мелодраматическим эффектам? Уберите это, старина, уберите с глаз долой.

— Лишняя осторожность не помешает,— проворчал полковник.

Тальберт стоял в громадном холле у входной двери и озирался. Затем его взгляд остановился на таинственно улыбавшемся Пресвитере, который произнес:

— Итак. Вы отыскали нас, сэр.

Пальцы ног Тальберта встрепенулись, словно флажки на ветру.

Он замаскировал свой изумленный возглас словом:

— Неужели?

— Именно,— подтвердил Пресвитер.— Отыскали. И это был образчик удивительного сыскного чутья.

Тальберт огляделся по сторонам.

— Значит,— произнес он сдержанно,— это здесь.

— Да,— сказал Пресвитер.— Хотите посмотреть?

— Больше всего на свете,— с жаром отвечал Тальберт.

— Тогда идемте,— предложил Пресвитер.

— А это разумно? — осторожно спросил полковник.

— Идемте,— повторил Пресвитер.

Все трое двинулись через холл. На мгновение какое-то нехорошее предчувствие бросило тень на чело Тальберта. Все получилось слишком просто. Не ловушка ли это? Но через секунду мысль ускользнула от него, смытая приливом возбужденного любопытства.

Они пошли вверх по мраморной винтовой лестнице.

— А как у вас зародились подозрения? — спросил Пресвитер.— Скажем так, что подтолкнуло вас к проведению подобного исследования?

— Я просто подумал,— многозначительно произнес Тальберт.— Кругом столько анекдотов, но, кажется, никто понятия не имеет, откуда они берутся. И всем наплевать.

— Совершенно верно,— заметил Пресвитер,— мы полагаемся именно на подобную незаинтересованность. Едва ли один из миллиона задаст вопрос: «А где вы слышали эту шутку?» Поглощенный тем, чтобы запомнить анекдот, желая потом пересказывать его другим, человек не задумывается о его происхождении. И первоисточник предается забвению.

Пресвитер улыбнулся Тальберту.

— Но только,— исправился он,— не такой человек, как вы.

Румянец Тальберта остался незамеченным.

Они добрались до лестничной площадки и пошли по широкому коридору, освещенному по обеим сторонам настенными светильниками. Больше никто ничего не говорил. В конце коридора они повернули направо и остановились перед массивными дверьми, окованными по краям железом.

— А это разумно? — снова спросил полковник.

— Теперь уже слишком поздно останавливаться,— сказал Пресвитер, и Тальберт ощутил, как по спине прошла дрожь. Что, если это все-таки ловушка? Он сглотнул застрявший в горле комок, затем расправил плечи. Как сказал Пресвитер, теперь уже слишком поздно останавливаться.

Огромные двери открылись.

— Et voilа [19]...— произнес Пресвитер.

Коридор был настоящим проспектом. Широкий, от стенки до стенки, ковер пружинил под ногами Тальберта, идущего между полковником и Пресвитером. Через равные промежутки с потолка свисали динамики, Тальберт узнал льющийся из них «Gaоt Parisienne» [20]. Его взгляд переместился на вышитый гобелен, где под сценой с веселящимся Дионисом красовался девиз: «Счастлив тот, кто занят делом».