Посылка

— Но мама! — кричал Уолтер-младший.

14 сентября

Теодор проснулся и выключил будильник. Поднявшись, он опустил в карман маленький пузырек с серым порошком и выскользнул из дома. Добравшись до места назначения, он насыпал порошка в миску с водой и помешал пальцем, чтобы порошок растворился.

Вернувшись домой, он нацарапал несколько писем, в которых говорилось следующее: «Артур Джефферсон пытается нарушить “цветной” барьер. Он мой кузен и должен признавать, что такой же черный, как и все мы. Я сообщаю об этом, потому что желаю ему добра».

Он подписал письмо именем Джона Томаса Джефферсона и адресовал три конверта Дональду Горсу, Мортонам и мистеру Генри Путнаму.

Завершив дело, он увидел, что по бульвару идет миссис Бакус, и последовал за ней.

— Можно вас проводить? — спросил он.

— О,— произнесла она.— Конечно.

— Вчера вечером упустил вашего мужа,— сообщил он.

Она непонимающе заморгала.

— Думал, встречу его в кегельбане,— сказал Теодор,— но, наверное, он снова заболел.

— Заболел?

— Я спросил тамошнего работника, и он сказал, что мистер Бакус перестал ходить, потому что все время болеет.

— О.— Голос миссис Бакус сделался тоненьким.

— Ну, может, увижу его в следующую пятницу,— сказал Теодор.

Позже, снова вернувшись домой, он заметил, как к дому Генри Путнама подъехал закрытый фургон. С их заднего двора вышел мужчина, неся завернутое в одеяло тело, которое он затем положил в машину. Мальчики Путнама плакали, глядя ей вслед.

Артур Джефферсон открыл дверь. Теодор показал письмо Джефферсону и его жене.

— Пришло сегодня утром,— сказал он.

— Это просто чудовищно,— прокомментировал Джефферсон, прочитав письмо.

— Именно так,— согласился Теодор.

Пока они разговаривали, Джефферсон поглядывал в окно на дом Путнама на другой стороне улицы.

15 сентября

Бледный утренний туман затягивал Силмар-стрит. Теодор тихо шел по улице. Под задним крыльцом дома Джефферсона он поджег коробку с бумагой. Когда она задымила, он прошел через двор и одним ударом ножа распорол резиновый бассейн. Спешно удаляясь, он слышал, как вода толчками выплескивается на траву. В переулке он выбросил коробок спичек с надписью «Вина и крепкие напитки Путнама».

Утром, вскоре после шести, его разбудил вой сирен. Маленький дом будто подпрыгивал, когда мимо проезжали тяжелые машины. Повернувшись на бок, он зевнул и пробормотал:

— Отлично.

17 сентября

Дверь на стук Теодора открыла бледная как смерть Дороти Бакус.

— Может быть, подвезти вас до церкви? — спросил Теодор.

— Я... я, кажется, неважно себя чувствую,— проговорила миссис Бакус.

— Как жаль,— сказал Теодор. Он увидел, что из кармана ее фартука торчат уголки фотографий.

Выйдя от нее, он увидел, как Мортоны грузятся в машину, молчащая Бьянка и смущенные Уолтеры. Чуть дальше по улице, у дома Артура Джефферсона, притормозила полицейская машина.

Теодор отправился в церковь с Дональдом Горсом, который сообщил, что Элеонора приболела.

— Очень печально,— сказал Теодор.

Тем же днем после обеда он провел некоторое время в доме Джефферсона, помогая прибирать и отмывать закопченное заднее крыльцо. Увидев распоротый бассейн, он немедленно поехал в магазин и купил точно такой же.

— Но ведь дети любят этот бассейн,— сказал Теодор, когда Пэтти Джефферсон начала протестовать.— Вы сами мне сказали.

Он ободряюще подмигнул Артуру Джефферсону, но тот был явно не в настроении.

23 сентября

Ранним вечером Теодор заметил, как улицу перебегает собака Альстона. Он схватил свое воздушное ружье, осторожно высунул в окно спальни и выстрелил. Собака яростно вцепилась себе в бок и завертелась на месте. Потом, поскуливая, припустила домой.

Прошло несколько минут, Теодор вышел на улицу и начал поднимать ворота гаража. Он увидел, как из переулка спешно выходит старик, неся на руках собаку.

— Что случилось? — спросил Теодор.

— Не знаю,— ответил Альстон безжизненным, испуганным голосом.— У него что-то болит.

— Быстрее! — воскликнул Теодор.— Садитесь в машину!

Он повез Альстона с собакой к ближайшему ветеринару, проскакивая на красные светофоры и стеная каждый раз, когда старик отрывал трясущуюся руку от бока собаки:

— Кровь!

Три часа Теодор просидел в приемной ветеринара, пока дверь не открылась; старик, пошатываясь, вышел из кабинета, его побелевшее лицо приобрело пепельный оттенок.

— Нет! — воскликнул Теодор, вскакивая на ноги.

Он довел обливающегося слезами старика до машины и отвез домой. Потом Альстон сказал, что ему лучше побыть одному, и Теодор ушел. Вскоре черно-белая полицейская машина остановилась у дома Альстона, и старик провел двух полицейских мимо дома Теодора.

Теодор некоторое время прислушивался к гневным крикам с улицы. Они звучали еще долго.

27 сентября

— Добрый вечер,— поклонился Теодор.

Элеонора Горс слабо кивнула.

— Я принес вам с отцом жаркое,— сказал Теодор, улыбаясь и протягивая завернутую в полотенце керамическую кастрюльку.

Когда она сказала, что ее отец ушел в вечернюю смену, Теодор изумился, словно бы он не видел, как пожилой господин уезжал сегодня после обеда.

— Ну что ж,— произнес он,— протягивая ей угощение,— тогда это лично для вас. С моими наилучшими пожеланиями.

Сойдя с крыльца, он увидел, что Артур Джефферсон и Генри Путнам стоят под фонарем чуть дальше по улице. Пока он смотрел, Артур Джефферсон ударил собеседника и спустя секунду они уже скатились в канаву. Теодор побежал к ним.

— Как вам не стыдно! — задыхался он, растаскивая противников.

— Не лезьте не в свое дело! — предупредил Джефферсон и выкрикнул, обращаясь к Путнаму: — Лучше скажи мне, как эта краска оказалась под твоим крыльцом! Полиция, может, и поверит, что твои спички случайно оказались у меня за домом, но только не я!

— Ничего я тебе не скажу,— с презрением отвечал Путнам.— Ниггер!

— Ниггер! Ну естественно! Ты, конечно, первый этому поверил, придурок...

Теодор стоял между ними пять минут. И только когда Джефферсон случайно угодил ему по носу, напряжение спало. Джефферсон вежливо извинился, затем, бросив убийственный взгляд на Путнама, ушел.

— Мне жаль, что он вас ударил,— с сочувствием сказал Путнам.— Проклятый ниггер!

— О, вы наверняка ошибаетесь,— сказал Теодор, зажимая ноздри.— Мистер Джефферсон говорил мне, как боится, что люди поверят этим сплетням. Это из-за стоимости двух его домов, ну, вы понимаете.

— Двух? — переспросил Путнам.

— Да, пустой дом рядом с ним тоже принадлежит ему,— сказал Теодор.— Я думал, вы знаете.

— Нет,— осторожно ответил Путнам.

— Так вот, дело в том,— продолжал Теодор,— что, если пойдут разговоры, будто мистер Джефферсон негр, стоимость его домов упадет.

— Как и стоимость всех остальных домов,— сказал Путнам, сверкая глазами.— Этот грязный сукин сын...

Теодор похлопал его по плечу.

— Как родители вашей жены проводят время в НьюЙорке? — спросил он, меняя тему.

— Они уже возвращаются обратно,— сказал Путнам.

— Отлично, отлично.

Он отправился домой и примерно час читал комиксы. Потом вышел из дому.

Дверь ему открыла Элеонора Горс с раскрасневшимся лицом. Халат был надет кое-как, глаза лихорадочно блестели.

— Можно мне забрать кастрюлю? — вежливо поинтересовался Теодор.

Она промямлила что-то и покачнулась, отступая назад. Он, проходя мимо, коснулся ее руки. Она дернулась так, словно он ее ударил.

— О, вы съели все,— сказал Теодор, заметив на дне кастрюли следы порошка.

Он обернулся к ней.

— А когда возвращается ваш отец? — спросил он.

Все ее тело напряглось.

— После полуночи,— проговорила она.

Теодор шагнул к выключателю и погасил свет. Он услышал, как она ахнула в темноте.