Шел снег

— Я слышал это от того, кто там был!

— Пусть продолжает, — вмешался Себастьян, отхлебнув из бутылки изрядный глоток водки.

— Так вот, среди ночи, когда было совсем темно, люди Нея ушли окольными путями, оставив артиллерию и обоз. Их было не более сотни, и они по одному переходили реку, так как лед был очень тонким…

До самого Борисова чудесное спасение Нея было единственной темой разговора. Отступающие солдаты уже не думали об опасности и верили в чудеса.

Был полдень. Уверенно расставив ноги, император разглядывал в подзорную трубу заснеженный холм, за которым находился мелкий городок Борисов. В зеленом меховом плаще, наброшенном на плечи, Наполеон выглядел слегка пополневшим. Из-за холма доносились крики: начальник штаба отправил в разведку группу улан, и вот они возвращались: размахивая флажками, разведчики появились на вершине белой от снега пологой высотки. Император облегченно вздохнул. Сигнал подтверждал, что прибывшие из Литвы второй и девятый армейские корпуса заняли свои позиции.

Наполеон вернулся к карете, и кортеж отправился дальше. За окном мелькали картины зимнего пейзажа: темные стволы голых деревьев, пушистые лапы елей, изящные тонкие ветки подлеска, сплетенные в прозрачное зимнее кружево, припорошенное снегом. Наполеон был готов на все, даже застрелиться; возможно, придется бросить остатки имущества и повозки, чтобы во главе гвардии попытаться прорвать окружение. Березина рядом, остается лишь преодолеть ее. Он готов был пожертвовать своей жизнью и судьбой империи, но не отдать врагу овеянных славой боевых знамен Великой армии.

Накануне он провел памятную церемонию, зная еще со времен битвы при Арколе, что людям нужны яркие события, которые поднимают боевой дух и укрепляют чувство долга. Перед строем были собраны знаменосцы всех разбитых полков. Вокруг огромного костра из горящих повозок плавился снег. Один за другим знаменосцы подходили к огню и бросали в него увенчанные орлами знамена. Они целовали эти символы боевой славы и со слезами на глазах смотрели, как они превращались в пепел. Барабанщики выбивали дробь, а офицеры, опустив сабли, отдавали знаменосцам честь.

Позднее император доверительно сказал Коленкуру, что он скорее станет есть руками, чем оставит русским хотя бы одну вилку со своими вензелями. Поэтому он велел раздать прислуге двора по серебряному кубку и столовому прибору из императорской столовой.

Карета Наполеона проехала окраину Борисова. Крепкие и опрятные воины с бритыми лицами и без намека на вшей, в новых шинелях и киверах, украшенных султанами, с растерянным видом встречали жалких голодных оборванцев, на долю которых выпала честь побывать в Москве. Они были потрясены их убогим видом.

Держась друг за друга, шли слепые с обожженными снежной белизной и гарью бивачных костров глазами. Опираясь на ружья, как на костыли, ковыляли раненые. Руки на перевязи, обмороженные пальцы, понурый вид стадо калек, армия призраков. Солдаты Удино выходили из строя, чтобы поддержать своих собратьев, передать им какую-нибудь одежду и еду. В общей суматохе люди, перенесшие тяжкие испытания, набросились на хлеб из солдатского пайка и жадно глотали его, словно на свете не было ничего вкуснее этой простой пищи.

Хотя раньше император не видел никого и ничего, кроме своей гвардии, он начал осознавать плачевное состояние войска, которое вел на запад. Войдя в дом, где уже была расставлена походная мебель, он сел на раскладной стул, однако не стал рассматривать развернутые на столе карты. Констан зажег лампу.

— Бертье? — обратился к начальнику штаба император. — Бертье, как нам выбраться отсюда?

Слезы текли по его щекам, и он даже не пытался вытереть их. Вместо начальника штаба ответил Мюрат, который, чтобы согреться, переминался с ноги на ногу:

— С эскортом поляков, поскольку они знают эти места. Мы двинемся вверх по Березине на север и через пять дней будем в Вильно.

— А армия?

— Она будет отвлекать внимание русских.

Император покачал головой. Ему было не по душе такое предложение.

— Сир, — вступил в разговор Бертье, — вы не раз выражали мысль, что были бы полезнее для армии в Париже, нежели находясь при ней.

— Но не раньше, чем она переправится через эту злополучную реку!

— Здесь это невозможно. На противоположном берегу полно казаков. Кутузов владеет обстановкой, и на вершинах холмов скоро появятся русские пушки. И даже если мы восстановим мост, это не решит всех проблем. Потребуется много времени, чтобы все переправились на другой берег.

— Я же просил, чтобы нашли броды!

— Мы выполнили ваше распоряжение, сир.

— Где? Покажите.

Бертье рассказал, что поляки Виктора поймали крестьянскую лошадь. Животное было мокрым по брюхо; по всему выходило, что оно где-то перешло реку. Разыскали хозяина лошади, и он показал брод.

— Это вверх по течению напротив вот этой деревни, — сказал Бертье, вкалывая в карту булавку.

— Сделайте все необходимое, разберите деревню по бревнышку, соберите материалы, чтобы построить, по меньшей мере, два моста. И чтобы уже завтра понтонеры и саперы работали там, где наименьшая глубина.

Когда штабные офицеры уже собрались расходиться, император внес уточнение:

— Сделаем вид, что мы надолго остаемся в Борисове. Пусть их шпионы думают, что мы намерены ремонтировать старый мост.

Оставшись один, Наполеон уткнулся носом в карту и по буквам прочитал название деревни — Студянка.

— Господин Констан, принесите мне Вольтера!

Камердинер достал огня из печи и зажег еще несколько свеч, затем достал требуемый томик из длинного ящичка красного дерева, в котором хранились книги императора. Наполеон пролистал его и остановился на не раз перечитанной главе. Именно в Студянке Карл XII переправлялся через Березину. У него не было известий из Швеции, как и у Наполеона из Франции, и его армия тоже разваливалась. Император еще раз сравнил две схожие ситуации, которые разделяло столетие. Вольтер писал о шведах то, что он мог бы написать об остатках Великой армии: «У кавалеристов не было сапог, пехотинцы были разуты и почти раздеты. Они, как могли, шили себе обувь из шкур животных; часто у них не было хлеба. Из-за нехватки лошадей они вынуждены были затопить в болотах и реках почти все пушки…» Император захлопнул книгу, будто дальнейший контакт с ней мог навести на него порчу. Его рука скользнула под жилет: он убедился, что мешочек с ядом, приготовленным доктором Юваном, на месте.

Главный штаб и гвардия расположились в имении князя Радзивилла, в одном лье от Березины. На фермах поместья нашелся фураж, говядина и сушеные овощи. Вооруженные гренадеры охраняли эти сокровища, приберегая их для себя, и не пропускали на фермы посторонних. Другим воинским подразделениям, потоку отставших солдат и гражданских беженцев не оставалось ничего другого, кроме как выкручиваться самостоятельно, хотя они могли выклянчить кое-какую верхнюю одежду и немного муки у интендантов Удино и Виктора, получавших припасы со складов в Литве. Поэтому часовые стали гнать прочь невысокого бородача с кругами под глазами, выряженного в красную шляпу и шубу с горностаевым воротником. Заметив на воротах гвардейский флаг, тот вышел из проходившей мимо колонны штатских и решительно направился к часовым.

— Проваливай! Здесь тебе делать нечего!

— Гвардейские драгуны…

— С такими отвислыми щеками ты в драгунах?

— Я этого не говорил. Я всего лишь хотел узнать, остановились ли здесь гвардейские драгуны.

— Здесь стоят только гвардейцы и никто другой.

— В таком случае вы должны пропустить меня.

— Тебе же было сказано — проваливай!

— Я слуга капитана д’Эрбини.

— У этого капитана дурной вкус.

— Но вы проверьте!

Капрал, командовавший часовыми, пожал плечами, однако приказал одному из гренадеров:

— Узнай, существует ли некий капитан Дерини.

— Д’Эрбини! Бригада генерала Сент-Сюльписа.