Кинокава

– Эта игра называется корабельный гольф, в ней наше хрупкое создание завоевало первый приз, – сказала Хана Косаку, который сидел на дзабутоне у открытых сёдзи спиной к энгаве.

– Ханако не одна этот приз выиграла, а в команде с матерью.

– Возможно, по мячу била именно Фумио, в душе она все такой же сорванец… Я очень переживаю, боюсь, как бы Ханако не заболела, набегавшись по палубе на ветру.

– Не стоит. Ей никогда не стать здоровой, если вы с Фумио будете продолжать квохтать вокруг нее.

– Знаю, Косаку. Теперь, когда я повидала Ханако собственными глазами, у меня прямо-таки камень с души свалился.

– Откуда такие речи?

– Ну, я все думала, что делать, если она окажется такой же взбалмошной, как Фумио. Но Ханако совершенно нормальная девочка.

Косаку рассмеялся, одного из передних зубов у него не хватало. Белое летнее кимоно с расплывчатым узором было немного ему великовато и висело на костлявых плечах, точно просторный ритуальный наряд каннуси. [84] На воротнике – безобразные складки. Умэ уже давно болела, и Хане пришло в голову, что Косаку, должно быть, вытащил кимоно из кладовки и надел, даже не проветрив.

После возвращения Ханы в Агэногайто Косаку стал частенько наведываться к ней. Видно, дома в обществе больной жены сидеть было совсем тошно. Хана считала своим долгом развлечь гостя приятной беседой.

– Ханако такой нежный ребенок. Ты только посмотри на этот рисунок!

– «Цветы моей памяти». Очень поэтичное название.

– Она нарисовала их в шторм, когда на нее нахлынули воспоминания о Японии. Различие между цветками персика и сакуры она отобразила разными оттенками. Посмотри же, Косаку!

Косаку совершенно не разбирался в цветах, а потому рисунки девочки мало интересовали его.

– Теперь, когда Кэйсаку умер, хвалиться тебе стало некем. Собираешься переключиться на внучку, да?

Фраза прозвучала гораздо жестче, чем хотел сам Косаку. Безжалостные слова ранили Хану в самое сердце. Интересно, не критика ли это в адрес их старшего сына, который так и не сумел высоко подняться? – пришло ей в голову. Смерть Кэйсаку настолько потрясла ее, что все эти месяцы Хана прожила точно в тумане. И вот теперь она вдруг поняла, что у нее действительно не осталось ничего своего.

Первой большой потерей стал особняк Масаго-тё. Хану в Вакаяме уважали, у нее были там собственные дела и обязанности, и если бы она захотела, то запросто могла бы остаться в городе и вести полноценную жизнь. Конечно, большая часть земель Матани ушла на финансирование выборов, но все равно оставшиеся поля приносили вполне приличный доход, и ей не понадобилось бы ломать голову над тем, где взять денег. Тем не менее Хана продала особняк и без колебаний вернулась в Мусоту, желая навсегда остаться женой Кэйсаку Матани из Вакаямы. Превращаться в современную деловую женщину она не собиралась. Действовать от своего имени, вместо того чтобы пользоваться властью в тени мужа, означает пойти против всех писаных и неписаных женских добродетелей, в которые она до сих пор свято верила. Оставаться в первых рядах таких организаций, как Женское патриотическое общество, будучи вдовой, просто неприлично. С ее точки зрения, сильная и умная женщина, рядом с которой нет мужчины, – зрелище поистине непристойное.

Была у Ханы и еще одна причина. Она никогда не стала бы продавать дом, хранивший воспоминания о муже, если бы имелась хотя бы призрачная надежда, что однажды он понадобится старшему сыну. Но она уже давно распрощалась со всеми надеждами. Косаку абсолютно прав: хвалиться теперь ей действительно некем и нечем. Ей так и не удалось передать старшему сыну свою жизненную силу.

Сэйитиро было под сорок, и работал он в центральном отделении банка «Сумитомо» в Осаке. Брак с Яэко оказался счастливым, но детей у них не было. Дочки родили Хане внуков, но эти малыши не носили фамилию Матани. Хана частенько жаловалась, что сыновья не порадовали ее внуками, а нежелание Сэйитиро обзаводиться потомством приводило ее в отчаяние. Как-то раз он даже заявил, что хочет сделать своим наследником еще не рожденного сына Томокадзу.

Хана всю свою жизнь посвятила семье, и то, что старший сын не имел детей, которые могли бы продолжить их род, она считала смертным грехом. Однако сам Сэйитиро смотрел на это дело проще. Даже Яэко нисколько не волновала ее бездетность. Похоже, она не принимала всерьез идею о том, что главная задача жены старшего сына – рожать детей. Единственное требование, которое Сэйитиро предъявлял к своей жене, – выглядеть привлекательно. Поэтому Яэко не жалела денег на наряды и любила похвастаться, что на выходе из магазинов дамы из Национального общества защиты женщин непременно забрасывают ее листовками с надписью: «Роскошь – наш враг».

В свое время Ясу доверила Кэйсаку заботам Ханы. Что до Ханы, она не сочла нужным напоминать Яэко, что долг жены – забота о муже. Сэйитиро, в конце концов, был всего лишь простым банковским служащим. Хана чувствовала, что винить в этом его супругу нельзя, поскольку сам он пальцем о палец не ударил, чтобы подняться выше.

Хана никак не могла понять своего сына и не представляла, о чем он мечтает и к чему стремится.

Эйдзи тоже служил в банке. Он постоянно выставлял напоказ свои честолюбивые помыслы, и Хана считала это обыкновенным отсутствием вкуса. Однако о семье он никогда не забывал. Сэйитиро же был напрочь лишен этого качества. Он не испытывал ни малейшего желания заботиться об избирателях отца и заниматься политикой, впрочем, как и большим бизнесом. Может, боялся оказаться в тени славы отца. Хана не знала, куда девать свою энергию, до сих пор верой и правдой служившую мужу. Она не осмеливалась подумать о том, насколько ее усилия помогли Кэйсаку продвинуться наверх. Но одно знала наверняка – ей очень повезло, что ее мужем был такой человек, как Кэйсаку Матани, который всю свою жизнь неустанно пекся о процветании префектуры Вакаяма.

Преданность Кэйсаку одной-единственной жизненной цели раз и навсегда связала с ним Хану. Она вспомнила о своем мимолетном увлечении Косаку. Бесстрастно наблюдая за своим деверем, она попыталась представить себе, каково это – быть женой такого мужчины. Косаку был человеком умным и в некотором отношении даже превосходил своего брата. Получив в наследство холмы, он усердно трудился, засаживая их плодовыми деревьями, и тем самым поднял стоимость земли до невероятных высот. Проницательности и дальновидности ему тоже было не занимать. Всю жизнь он читал книги и ни разу не ошибся в своих прогнозах, предсказывая надвигающиеся перемены. И все же Косаку жил исключительно ради себя.

Умэ, единственная женщина в жизни Косаку, так и не смогла полностью реализоваться. При жизни мужа Хана относилась к деверю осмотрительно и даже до некоторой степени сумела убедить себя в том, что он ей не нравится. Ныне от былой увлеченности Косаку не осталось и следа. Но и неприязни к нему она тоже не испытывала, хотя все эти годы он прожил эгоистом.

Хана понятия не имела, как Косаку расценил ее долгое молчание. Он вдруг поднялся на ноги и заявил, что уходит.

Его гэта стояли на расстоянии суна друг от друга у входа. Обувь сияла чистотой – ее явно протерли мокрой тканью. Привередливый Косаку тут же заметил это.

– Хорошая у тебя служанка.

– Да, знаю, – кивнула довольная Хана. – Позволь мне представить ее тебе. Оити! – хлопнула она в ладоши.

Из кухни появилась маленькая светлолицая женщина средних лет, слишком утонченная и изысканная для служанки. Увидев Косаку, она поклонилась ему:

– Я служу своей хозяйке верой и правдой.

Голосок у Оити был бодрый, манеры приятные. Даже Косаку не нашел к чему придраться.

Во время подготовки к похоронам Кэйсаку к Хане пожаловали дамы, желавшие предложить свою помощь. Среди них одна выделялась особым усердием. Через некоторое время Хана вспомнила эту женщину с аккуратно завязанным поясом-оби. Приятельница сообщила, что ее зовут Оити и что она урожденная горожанка. Когда пришла пора выдавать ее замуж, семья обанкротилась. Вот она и живет одна. Будучи искусной швеей, помогает профессиональным портнихам и дает уроки молоденьким девушкам. Оити без раздумий согласилась на предложение Ханы стать ее личной служанкой, добавив, что будет счастлива работать у такой госпожи. По какой-то необъяснимой причине женщины понравились друг другу с первого взгляда. Оити, которая до сих пор оставалась девственницей, была натурой утонченной, и это очень импонировало Хане. Когда она решила навсегда поселиться в Мусоте, Оити молча последовала за ней.