Серпантин

И всё это как бы за час, или за два... Прямо в воздухе...

Но при этом они очень больно кусались, эти "блестящие"...

Степаныч - когда они отошли от костра к месту своего ночлега, сказал Линецкому:

- Тебе не кажется, что он принял за инопланетян каких-то земных насекомых... Которые, наверно, не давали ему спать... так долго, что он начал грезить наяву, знаешь, как перетирается от бессонницы эта граница между явью и сном... Слушай, а может быть, это были мандавошки?

- Скорее всего, - сказал Линецкий, и они долго смеялись...

А теперь он подумал, что если столько людей верят, что стеклянные черепа могут говорить... То почему бы и стеклянные крошки?...

А может, это и были... стеклянные черепки...

Линецкий прямо таки увидел эту картинку... Что-то вроде фильма Кроненберга "Муха" - когда она там предстала с крошечной человечьей головой...

Матрёшки, фракталы... Хрусталь, неисчерпаемый, как атом... - думал Линецкий, потирая виски...

Кто-то подошёл к нему из-за спины... Он вздрогнул и, обернувшись, увидел девушку...

В темноте он её не узнал и, приняв за официантку, сказал:

- Водка с тоником. Со льдом.

- Конечно, - сказала она, - только у нас самообслуживание.

И села за его столик.

Это была танцовщица, или, может быть, никакая не танцовщица, так же, как и не официантка... Просто участница стаи... Курортных бродяг, в которую входили в основном музыканты...

Линецкий вспомнил её странные па... Вспомнил, как он, глядя на её танец, подумал, что это - загулявшая чернильная фигурка из тетради Переверзева...

- Пойдём, - сказала она.

- Куда? - спросил Линецкий.

- К нам, - сказала она, - я давно уже хочу тебя... Без тебя я вынуждена спать с женщинами, хотя я это не люблю...

- Где ты видишь женщин? - сказал Линецкий. - По-моему, вокруг тебя всё время одни мужчины...

- И ты думаешь, что я с ними сплю?

- Откуда мне знать, - сказал Линецкий, - что ты с ними делаешь? Может, водишь хороводы - наяву...

- А вот приходи к нам и ты всё узнаешь... Хочешь? - она протягивала длинную беломорину...

Линецкий покачал головой и сказал:

- Нет. Я и так...

- Я вижу... Но Гераклит говорил, что путь вверх и путь вниз - один и тот же путь...

- Почему ты решила, что я хочу вниз?

- Мне так показалось.

- Показалось, - повторил за ней Линецкий. - У меня был знакомый, - сказал он, - который лазил по стенам - вверх и вниз... И позавчера мне показалось, что я его вижу сверху, что он стоит там, на пристани, и держит в руках вот этот череп, - Линецкий указал вглубь кафе, - кстати, ты не знаешь, чей он? Это не вы его таскаете за собой?

- Да нет... Это ты его таскаешь за собой.

- Я тоже так думал... Пока его здесь не увидел... Или ты скажешь, что он там не висит?

- Висит, - сказала она, - это череп хозяина кафе, ну то есть... Он ему принадлежит, да... А ты подумал, что я - Саломея...

- Ты читаешь мои мысли... А я твои нет... Так что скажи словами... Кому принадлежит кафе? Не тому ли, кому замок в конце набережной?

- Очень даже может быть. А что?

- Да нет, ничего, просто позавчера...

- Погоди... Зачем эта "поза"... А что вчера? Ты помнишь, что было вчера? Я тебя видела в "Малибу"...

- Не помню... Я просто так бродил, там и сям... Было ведь затмение... А ночью перед этим я упал... Всё сразу... Как-то наложилось... Ты здесь живёшь?

- В каком-то смысле... А как твой приятель лазил по стенам?

- Упирался в них руками и ногами... В таком узком аппендиксе коридора на восьмом этаже НИИ... Это было давно, ещё в СССР... Впрочем, может быть, он до сих пор так умеет, но уже в другом измерении... Вчера мне показалось, что я вижу его на пристани... Нет, позавчера... Это не поза, нет... Меня на самом деле не тянет во вчерашний день...

- Расскажи мне о нём. О твоём приятеле.

- Что-то старообрядное в нём было... "Нуте-с"... Бородка... Поэтому я удивился, когда подумал, что он выполз из тупика коридора прямо на пристань - из чёрной воды... Из утонувшей страны... Что это его замок... Он был, по-моему, несмотря на все книги, как бы это сказать... Горизонтальный человек... Так я думал, глядя сверху на кого-то, кто был похож на него... А потом вспомнил, что Мигулин ведь ползал по стенам... Так что кто его знает... Может быть, наоборот, я остался там в тупике на восьмом этаже... Хочешь, я тебе расскажу сон?

- Хочу.

- Не знаю, должен ли я рассказывать вам свои сны...

- Ну, смотри сам.

- Да нет, это цитата... Начало одного романа, Хавьера Мариаса... Мой сон был довольно банальный... Мне приснилось, что всё это сгорело - замок, пристань и всё, что вокруг...

- И это кафе?

- Наверно. Оно же совсем рядом... Я стоял вон там, на холме, где химера... И смотрел вниз на пожар... Пламя дышало мне прямо в лицо... Я подумал, что вулкан проснулся, но вспомнил, что кратер был не там - миллион лет назад, или два...

- И что было дальше?

- Всё сгорело. Остался только хрустальный череп... Где-то я перед этим читал - в Интернете - такую ссылку - что его нашли на другой планете, на фотографиях, которые передал американский зонд...

- Слушай, давай мы его разобъём?

- Зачем?

- Чтоб тебя на нём не циклило.

- Да ладно, это я так... Я же знал... Что не должен рассказывать вам свои сны... Не надо его разбивать, я и так буду хорошо себя вести, я тебе обещаю... Хорошие детки не ковыряют в носу и не прикладывают разность потенциалов к побрякушкам из горного хрусталя...

- А теперь - наяву, потому что перед этим - во сне... Видишь, тебя на нём циклит.

- Всё равно, разбивать не надо... И так всюду чёрные осколки... После вчерашнего затмения... Ты хочешь, чтобы к ним добавились белые...

- Ладно, посмотрим, - сказала она, - пойдём со мной... Ты умеешь играть на чём-нибудь?

- В каком смысле?

- На музыкальном инструменте.

- На барабане, - сказал Линецкий. - Шучу.

- Зачем же ты так шутишь? У нас как раз Мансур куда-то запропастился - некому играть на бонгах...

"Беги, кролик, беги, - думал Линецкий, когда она на самом деле подвела его к бонгам, - в обратном направлении... Путь вверх и путь вниз - один... Значит, и в ту же самую реку... ещё можно вступить... Имя реки - река..."

Он вспомнил, как в детстве ему принесли живого кролика... И как отец подсунул кролику жестяной барабан, как кролик сразу же стал стучать лапками...

Линецкий совершенно ясно увидел, как белый кролик стучит в барабан...

И вместо того, чтобы побежать - как кролик, ударил - в шутку, что ли - как кролик - в один бонг, в другой... Потом положил на один ладонь и ребром другой - рубанул...

- Ну вот, - удовлетворённо кивнула девушка...

Лицо её вдруг изменилось, она выпятила вперёд нижнюю челюсть и сильно взмахнула рукой...

Линецкий снял свою сетчатую майку... Как с раны марлевую повязку...

Сбросил с ног шлёпанцы...

И стал прыгать...

Ноги его быстро перемещались по полу... Как у боксёра... Веса пера...

А руками он колотил бонги...

Поглядывая вверх - на вращающийся череп...

Линецкий бил в тамтамы, передавая по цепочке... Сообщение... О том, что позавчера сошли на берег... Пришельцы... Способные... наводить... тень на плетень...

- Правда, это - необыкновенный концерт? - сказала Лена.

- В том смысле, что музыканты похожи на "образцовских" кукол? - улыбнулся Переверзев.

- Да нет... Разве что тот, который на бонгах...

- Это мой друг.

- Правда?

- Я вас познакомлю. Знаешь, я однажды видел настоящего "образцовского" музыканта... Ну, прямо "соло на водобачковом инструменте"... Он стоял в переходе метро - негр в сером плаще, надетом на голое тело - и играл на верёвке, которая была привязана к палке, а палка - ручка от швабры - была поставлена на металлический таз... И он дёргал за эту верёвку и пел о том, как он нас всех любит - всех людей... И все люди бросали ему деньги - я ни разу не видел, чтобы столько кому-то бросали... Ни одной монеты не звякнуло о его медный таз, только купюры летели, и я тоже бросил, хотя с деньгами у меня не ахти как... Это было в другой стране... У моего друга сейчас точно такое выражение на лице, как у того негра...