Маленькая ложь Бога

— А у меня был Смотритель?

— Конечно. Вернее — Смотрительница.

— Мама?

— Да. Она долго за тобой присматривала.

— Ты говоришь об этом в прошедшем времени… Означает ли это, что через какое-то время ты перестаешь быть Смотрителем?

— Детали обсудим позже, хорошо?

— Ладно… В любом случае, признаюсь, что мне очень нравится эта Власть. Она греет мне душу. Я смогу отсюда сделать что-то для кого-то, кого люблю, там, внизу… Здорово. В общем, я уже выбрал, это будет Лео!

— Нет!

— Что?

— Нет, не Лео!

— Ну вот, начинается! Опять твои штучки! И почему же я не имею права присматривать за собственным сыном, скажи на милость?

— Потому что это место уже занято.

— Ах! Алиса…

— Конечно. А каждый живой человек имеет право только на одного Смотрителя. Тебе придется подыскать кого-нибудь другого.

— Но постой, если Алиса присматривает за Лео, значит, она где-то есть! Тогда я смогу ее увидеть?

— Нет, Алисы и твоей матери здесь нет. Но я уже сказал: о деталях поговорим после.

— Отлично.

Какое счастье!

Алиса… Знай я это раньше, насколько мне было бы легче! Теперь понятно, откуда в моем Лео было столько жизненных сил, столько радости, несмотря на то что он так рано остался без матери… За ним присматривала Алиса. Пока я проливал слезы у себя в комнате, она была рядом с ним; пока я в одиночестве топил горе в вине, она обнимала его и согревала своей любовью.

Мой сын никогда не был один. Как хорошо убедиться в этом!

— Ну вот, церемония твоего прибытия наконец завершена. Теперь можешь делать что хочешь, например, пойти осмотреть Сад…

— Ты побудешь со мной еще немножко? Пожалуйста!

— Хорошо… Но только потому, что ты — это ты!

Маленькие секреты Сада

Мы уже несколько минут шагаем по Саду, не торопясь, молча. Красота кругом необыкновенная, но больше всего поражает царящая тут тишина.

— Как тут тихо… Ничего не слыхать, даже река не журчит.

— Да, правда. Ни малейшего шума.

— А ты не мог бы добавить пения птиц, например?

— Нет. Я ничего не добавляю и не убираю. Тишина — одно из необходимых условий этого места: ничто не должно мешать твоим раздумьям.

— Это имеет отношение к власти?

— Да.

— Что? Всё ради этого? Тогда зачем такой простор, зачем этот прекрасный декор?

— Декор, как ты выразился, — это живая природа.

— Ты прости, но эта природа больше смахивает на мертвую… Прямо не пейзаж, а натюрморт какой-то…

— Возможно, ты прав. Впрочем, птиц ты не слышишь потому, что их здесь нет. Здесь нет ни животных, ни насекомых ни в каком виде. Только эта неподвижная природа, ибо для размышления и самоанализа нет ничего лучше… Что же до размеров этого места, так это тоже вызвано необходимостью: у вас ни в коем случае не должно создаться впечатление, будто вы сидите друг у друга на голове.

— «Друг у друга»? Значит, тут есть кто-то еще?

— Да.

— Но где же они все?

— Там и там. И вот тут тоже. Повсюду.

— Я их не вижу!

— Тебе стоит только захотеть, и ты их увидишь.

— Ты хочешь сказать, что мне нужно только подумать о них, и все эти люди появятся?

— Да.

Я едва успел сосредоточиться, чтобы пожелать увидеть тех, кто меня окружает, как вокруг стали появляться фигуры. Мужчины и женщины, десятки, сотни.

Вот их уже тысячи — сколько хватает глаз. Одни сидят, другие лежат на траве, третьи медленно прогуливаются. Одеты все одинаково — закутаны в широкие белые тоги, такие же, как у Бога. Ой, а я и не заметил — на мне-то такая же. Выглядит классно и, на мой взгляд, отлично подходит к окружающему декору.

— Кто все эти люди?

— А ты как думаешь? Такие же умершие, как и ты!

— Они меня видят?

— Если захотят — увидят.

— Как-то я плохо понимаю смысл этого трюка…

— Все просто: если тебе хочется быть одному, ты один, но если ты тяжело переносишь одиночество, тогда можешь в любой момент поменять твой выбор и увидеть других умерших. Но общаться между собой вы не можете.

— А что, это запрещено?

— Нет, это просто невозможно. Если ты заговоришь с кем-нибудь, он тебя не услышит. Станешь делать ему знаки — он их не увидит. Никакое взаимодействие невозможно. Поначалу это будет мешать, но ты быстро привыкнешь.

— Странно… Как будто все мы друг для друга — призраки.

— Цель та же, что и в вопросе с тишиной: создать благоприятные условия для раздумий. Если бы умершие могли беседовать между собой, они только и делали бы, что рассказывали друг другу про себя, про то, как жили на земле, и конца бы этому не было… А ведь вы здесь совсем не для этого, повторяю. Это место вовсе не тихая гавань, где вы вновь встречаетесь с теми, кого любили когда-то.

— Но куда они деваются, те, кого мы любили?

— Всему свое время…

— Да уж, чувствую, что я не раз еще услышу это от тебя! И мне это скоро начнет действовать на нервы!

— Скоро я тебе все объясню, не беспокойся. Всему свое время.

Я слишком хорошо его знаю: настаивать бесполезно, он ничего не скажет. За те годы, что мы с ним вместе, к каким только хитростям я ни прибегал, чтобы расколоть его. Иногда, даже частенько, мне это удавалось, но боюсь, что теперь все мои уловки он уже знает наизусть. У меня ничего не осталось в запасе.

Ну и пусть.

— И все же в порядке исключения, дабы позволить господину утолить его неутолимую жажду знаний, хочу сделать тебе откровение.

— Типа сенсации?

— Да, типа того. Но внимание: к Саду это не относится! Это касается тайн земных.

— Здорово!

— Но это — в порядке исключения, хорошо?

— Естественно!

— Потому что, предупреждаю, это — тяжело…

— Ну, давай же, говори скорее!

— Хорошо. Ты ведь слышал о снежном человеке?

— Что? О йети? Конечно, слышал!

— А Несси — тебе это о чем-то говорит?

— Это чудовище из озера Лохнесс, что ли?

— Да.

— Ну тогда, конечно же, я его знаю! Погоди… Только не говори мне… Йети, Несси…

— Нет, скажу, дорогой мой друг: все это наиполнейшая чушь!

И едва докончив фразу, он покатился со смеху. Это просто невероятно, как он бесит меня своими шуточками!

— Какой ты все-таки!..

— Ха-ха-ха! Нет, честное слово, ты такой смешной! Тебе можно наплести что угодно!

— Да, правда! Я такой дурак, что даже поверил, будто после смерти ничего нет…

— Фу, какой брюзга… Когда надо испортить настроение, тебе действительно нет равных!

Я отхожу от него с обиженным видом, но через несколько шагов меня поражает одна особенность, которую я замечаю на лицах встречных. Я останавливаюсь, верчу головой по сторонам, вглядываюсь в каждого мужчину, в каждую женщину — у всех одно и то же. Непонятно.

— Скажи-ка, Бог, мне кажется, или все эти люди — молодые?

— Тебе не кажется. Они действительно молоды. Большинству из них от двадцати до тридцати пяти лет.

— Так что же тогда я делаю среди этих молодых людей? Мне-то уже шестьдесят, я тут явно не к месту!

— А это одно из преимуществ Смерти: она раскрывает тебя в самом выгодном свете. Стоит тебе ступить на траву Сада, как ты становишься таким, каким был на пике формы — как физической, так и интеллектуальной. Это не для того, чтобы сделать вам приятно, как ты догадываешься: это чтобы…

— Чтобы создать оптимальные условия для раздумий, я понял.

— Прекрасно!

— Но здесь нет детей! А что же тогда происходит с теми, кто умер до того, как стал взрослым?

— Они просто-напросто становятся такими, какими должны были бы стать, если бы остались жить.

— Понятно. Но мы, те, что помолодели, не лишимся, по крайней мере, наших воспоминаний?

— Что ты, конечно, нет! Вновь обретенная острота ума делает воспоминания только четче! Да ты и сам знаешь!

— Как это?

— Ты помнишь свой последний день рождения? Когда тебе исполнилось шестьдесят лет?