Черное солнце

Отец вздохнул. В другое время он рассмеялся бы непутевому сыну, но сейчас настроение у него было подавленное. Как Паша ни успокаивал его, но Чечня есть Чечня, Гудермес есть Гудермес, «горячая точка» она и есть «горячая точка».

— А мне не будешь мерить? — спросил он Диму, видя, что тот отдает матери кожаную сумочку с тонометром.

— А что, надо, пап? Давай, если плохо себя чувствуешь. — Дима взял из рук мамы тонометр.

— Да нет, пожалуй, не надо, а то сейчас намеряешь, я еще больше расстроюсь.

— Это правильно, — сказал Павел, — не надо мерить. Как и по врачам не надо ходить никогда.

— И это говорит психолог, человек, у которого в семье двое врачей и сам он почти врач, — покачала головой Татьяна Николаевна.

— Ну ладно, давайте ужинать, что ли, а то все какие-то расстроенные сегодня, — бодро сказал Дима. — Мам, что у нас на ужин?

— Запеченная рыба, салат, картошка в духовке, как вы любите. Давайте к столу.

Андрей Сергеевич занял свое, главное, место, рядом расположился Павел. Дмитрий сел напротив брата и посмотрел на Сашу:

— Иди садись, пивка пока выпьем.

На столе стояли три бутылки чешского пива и бокалы. Саша посмотрел на свои руки.

— Сейчас, копыта только замою, — сказал Александр. — Я воду в машину заливал.

— Что сделаешь? Что замоешь? — испуганно спросила Татьяна Николаевна.

— Руки, мам, руки, — засмеялся Саша.

— Ну и жаргон, — покачал головой отец. — Дим, у вас в больнице тоже так говорят?

Дима засмеялся и отрицательно помотал головой.

— Нет, пап, у них свой сленг, медицинский. Ты что, не знаешь разве, что врачи самый циничный народ? — сказал Павел и разлил пиво по бокалам. Одной бутылки на четверых не хватило, открыл вторую. Пена красиво поднималась.

— Бегу, бегу, бегу, без меня не пейте! — Саша занял свое место, взял бокал и чокнулся с братьями и отцом.

— Мать, ты пиво будешь? — крикнул Андрей Сергеевич в сторону кухни.

— Не надо ей, с таким давлением, — тихо сказал Дима. — Ей лучше рюмку коньяку. Если мы, конечно, будем. — Дима хитро посмотрел на Павла.

— Будем, — подмигнул ему брат. — Мне клиент такой коньяк подарил. Тебе с твоей зарплатой полгода на такой работать надо.

— Теперь заработаю. У меня тройной оклад будет, — гордо заявил Дима. Услышав это, Андрей Сергеевич тяжело вздохнул и опустил голову на руки.

— Пап, ну ты еще будешь, ну ладно, не надо, а? — Дима встал из-за стола, подошел к отцу и положил ему руки на плечи. — Мать и так вон переживает, давление вон какое, и ты еще.

— А чего тебе, здесь плохо? — сдерживаясь изо всех сил, чтобы не сорваться на крик, сказал Андрей Сергеевич и убрал руки сына с плеча. — Здесь, что ли, мало тебе экстремальных операций, обязательно надо туда лезть? Что ты там забыл?

— Да меня Михайлов позвал, понимаешь ты или нет, папа? Или ты не знаешь, кто такой Михайлов?

— Да знаю я его прекрасно. Недавно у нас с ним интервью было. Он что, тоже едет?

— Нет, он только вернулся. Но обязательно навестит меня там. Всего-то два месяца.

— Да знаю я твои два месяца, потом еще будут два месяца, потом еще.

Татьяна Николаевна внесла блюдо с запеченной рыбой. Сыновья глубоко с наслаждением вдохнули аромат, который исходил от блюда. Никто не делал никаких движений, чтобы помочь матери, знали, она этого не любит. Поставив рыбу, она исчезла и внесла блюдо с салатом, затем малосольные огурцы и квашеную капусту. За ними последовала дымящаяся печеная картошка. Завершив сервировку стола, Татьяна Николаевна стала раскладывать еду по тарелкам, никого ни о чем не спрашивая. Начала с мужа, потом положила Павлу, затем Александру и последнему — самому младшему, Диме. Такой порядок в семье Кочетковых соблюдался всегда.

— А коньяк когда пить будем — потом или сейчас? — спросил Саша. Он посмотрел на Павла. — Что за манера у брата: похвалиться, подразнить, а на стол не выставить?

— Вообще-то я думал, мы будем пить его на десерт, то есть как дижестив, но, если хотите, я достану.

— Что? Какой еще дижестив? — недовольно поморщился Андрей Сергеевич.

— Ну, то же самое что десерт. Так на Западе говорят. Они любят крепкие напитки после еды пить, чтобы лучше переваривалось, — объяснил Павел.

— Нет уж, не надо нам никакого дижестива, на дижестив чай попьем. Давай доставай свой дорогой.

— Вот это правильно, папа, зачем нам этот диже… — весело отозвался Саша, но, почувствовав на себе строгий взгляд отца, решил не продолжать.

Павел достал бутылку «Хеннесси», легко открыл ее. Татьяна Николаевна достала из серванта рюмки.

— И мне налей, Павлуш.

Павел разлил коньяк по маленьким рюмкам. Саша хотел было сказать, что коньяк по правилам этикета положено наливать на дне бокала, но передумал. Все подняли рюмки и чокнулись.

— Ну, храни тебя Бог, сынок, — сказала Татьяна Николаевна, поднесла рюмку ко рту и выпила коньяк одним глотком. Смахнула слезу платком.

— Да ладно, что вы, как на поминках, — смущенно улыбнулся Дима. Паша сделал ему знак: не нужно, молчи.

— Ну, давайте поедим, мать старалась, — сказал Андрей Сергеевич, поставив рюмку. — Мягкий коньяк, не похож на армянский, вроде как пьешь и градусов не чувствуешь.

— Потому что «Хеннесси», — откусив огурец, сказал Саша.

— Да и хрен с ним, мне хоть хеннесси, хоть хернеси.

— Андрей, ты чего это? — Татьяна Николаевна с удивлением посмотрела на мужа.

— Да ладно, мать, все нормально. Салат что надо. Налей еще, Паш.

— Вы не очень-то расходитесь, — забеспокоилась Татьяна Николаевна, — что-то быстрый темп взяли.

— Между первой и второй — перерывчик небольшой, — вздохнул Андрей Сергеевич.

Отец тоже на пределе, подумал Павел, он так никогда себя не ведет, такие шутки никогда не отпускает. Но ничего не поделаешь, искусственно веселиться никто не будет — в семье не любили фальши. Пусть все идет как идет. Павел взял бутылку, вопросительно посмотрел на мать.

— Нет, сынок, мне хватит, я и так, по-моему, опьянела. Знаешь, Дим, ты прав был, голова прошла.

— Ну и хорошо, сосуды расширились, а больше и не надо, — серьезно сказал Дима. Паша разлил коньяк, и на этот раз все выпили молча.

Не коснуться Диминой чеченской темы родители не могли. Им хотелось знать все — как он будет жить, где, с кем общаться, что есть. Дима спокойно отвечал на все вопросы.

«Резиновый» госпиталь в Гудермесе. Гудермес — второй по величине город в Чечне после Грозного. Резиновые домики — 10 модулей, так называют эти домики, в них поставлено медицинское оборудование, проведено электричество, от него же печка. Рядом стоят два бывших кирпичных гаража, там он и еще трое врачей будут жить. У них будет круглосуточная охрана, хотя она в принципе не нужна — к российским врачам в Чечне относятся хорошо, потому что они лечат всех, никому не отказывают. При этих Диминых словах Андрей Сергеевич покачал головой и вздохнул, примерно то же проделала и Татьяна Николаевна. Дима сделал вид, что не заметил их жестов. Он сказал, что не было еще ни одного трагического случая, связанного с медицинским персоналом. Местные люди приносят еду, предупреждают об опасности.

— О какой опасности? — насторожилась Татьяна Николаевна.

— Ну, мало ли что, мама, Чечня все-таки. Но не волнуйся, все будет хорошо. Я буду вам звонить.

— Да там и связи, небось, никакой нет, — сказал Андрей Сергеевич.

— Да почему нет? Другие же звонят.

— Я тебе на счет деньжат подкину, — сказал Саша.

— Спасибо, Шурик. Не знаю, правда, как там с мобильной связью. Но думаю, есть. Там же город большой.

— Город… — вздохнула Татьяна Николаевна. — А этот твой Михайлов, он что говорит?

— Ну что он говорит, мам. Во-первых, условия тяжелые, дети. Операции приходится делать любые и любого уровня сложности. Это такая школа, после которой становишься настоящим профессионалом. Ну и закалка духа.

Отец внимательно слушал сына и не перебивал его. Когда он узнал о том, что Дима едет работать в Чечню, он очень расстроился. Но теперь смотрел на сына и понимал, что это его сын, он такой и другим быть не может. Андрей Сергеевич в душе гордился Димой. Сам он, наверное, на его месте поступил бы точно так же. Доктор Михайлов был героем России, он ездил в самые «горячие точки» и выходил на переговоры с террористами. То, что он пригласил Диму, а не кого-нибудь, — этим тоже можно гордиться. Если его сын настоящий врач и гражданин своей страны, он не может не ехать с Михайловым. Там тяжелые операции, раненые дети, и не только дети, и Дима должен быть там, где людям тяжело. Все нормально. Все понятно. Все правильно.