В честь пропавшего солдата (1984-1985)

«После того, как вы покушаете, вы будете распределены по принимающим семьям. Каждый из вас попадет в семью по соседству».

Кому она это говорит? У нас всех ошеломлённый и наполовину сонный вид.

Она толкает в сторону два баула и удаляет что-то в списке.

«Вы должны быть благодарны, что здешние люди хотят вас принять к себе. Здесь говорят на фризском языке, который трудно понять».

Она пытается рассмеяться и делает лицо удивленного ребенка.

«Поначалу я понимала только примерно половину того, что мне говорили. Но через месяц вы сможете свободно понимать по фризски, вы сами увидите».

Мы сидим в молчании, как будто её слова не до нас не доходят.

Как долго мы здесь будем сидеть?

Я вижу свой чемодан, который по-прежнему стоит среди другого багажа.

Но на самом деле мне глубоко безразлично, где находится мой чемодан.

Ян уже что-то съел, он держит чашку молока на коленях. Он не сказал мне не слова и смотрит мимо, как будто бы мы не знакомы и живем не на одной улице.

Но всё это не имеет значения для меня.

В дверь входит пара мужчин и подходит к столу; они разговаривают явно о нас, постоянно глядя или кивая в нашу сторону.

Тогда один из них сверяется со своим большим и широким блокнотом, словно решает трудный пример по умножению.

Человек водит указательным пальцем в блокноте и посматривает в нашу сторону.

Начинает пересчитывать нас на пальцах руки: раз, два, три… У него не получается и он начинает заново: раз, два…

Мы молча глотаем наши бутерброды и запиваем молоком, глядя поверх чашек.

Водитель сидит поодаль на стуле. Он сам сделал себе бутерброд и жуёт его.

Он выглядит угрюмым и недовольным.

Я строю коварные планы. Я подойду к нему и спрошу, едет ли автомобиль обратно и можно ли мне поехать с ним.

Никто и не заметит, как я исчезну. Я сберегу свой бутерброд и отдам ему, тогда он обязательно согласится.

Я осматриваюсь вокруг; что я делаю в этой сырой, тёмной комнате? Кто придумал что-то ужасное для нас?

Если бы я смог попасть в автомобиль, то я бы убежал обратно в Амстердам. Как глупо.

Я представляю, как водитель рассмеялся бы сочувственно и пустил меня в автомобиль.

Незаметно мы выходим и уезжаем.

Я спасен!

Но я знаю, что я буду сидеть и покорно ждать того, что произойдет со мной.

Шофер встаёт, заговаривает с мужчинами у стола и неожиданно выходит из комнаты.

Слишком поздно, я должен придумать что-то другое…

Первых двух детей Фрейлейн за руки поднимает со скамейки и они покорно идут к выходу следом за ней, словно животные, которых ведут на бойню.

Они уходят без багажа, так как их вещи выпали ночью на дорогу.

На улице, за дверью, слышится громкий плач и сердитый голос Фрейлейн. У меня такое чувство, что все дети в этой комнате становятся тише и меньше ростом.

В наступившей тишине есть что-то тревожное и между взрослыми, и между детьми возникает странное напряжение. Мужчины стоят близко друг к другу, как будто замышляют нечто недоброе.

Могут ли они навредить нам, можем ли мы доверять им?

Они общаются друг с другом приглушенно, никто даже не улыбается. Взволнованно они смотрят на нас, как будто мы являемся для них неразрешимой проблемой.

Следующими выходит небольшая группа с Гретой, живущей на Блоедстраат.

Она пытается улыбнуться, так же криво, как криво сидит её бантик в растрепанных волосах.

Она делает почти незаметные движения рукой: пока.

Затем наступает черед Яна. Когда Фрейлейн говорит «Хогесвоорт», он решительно хватает чемодан и направляется к двери. Я смотрю в его сторону.

«Мы должны оставаться вместе», — говорил он, теперь он уходит, даже не посмотрев на меня.

Медленно, но верно все дети исчезают. Я остаюсь один, словно на уроке физкультуры выбирают команды и меня не выбрали ни в одну из них. Меня это не удивляет, меня никогда не выбирают и я не считаю это большим несчастьем. Мужчины за столом смотрят на меня, потом изучают список и ничего не понимают. Фрейлейн пожимает плечами и смотрит на часы.

«Согласно списку должна быть девочка», — говорит она нетерпеливо, когда подходит ко мне.

«Тут какая-то ошибка. И ничего не изменить…»

Я притворяюсь, будто я что-то понимаю и пробую улыбнуться.

Когда я хочу встать, меня внезапно охватывает слепой страх.

На деревянных ногах я иду к своему чемодану, а затем к входной двери.

Они смотрят на меня и у меня появляется ощущение, что они облегченно вздыхают.

Прежде чем что-то соображаю, я оказываюсь сидящем на велосипеде за человеком в пиджаке.

Так я со страхом понимаю, что теряю последних знакомых мне людей в своей жизни, Фрейлейн и водителя… Теперь я один на один с этим молчаливым человеком, крутящим педали велосипеда и пригнувшимся из-за ветра. Мы едем по деревенской улице, которая выходит на дорогу, пересекающую пастбище с одиноким сараем. Проезжаем мимо нескольких коров и овец, глядящих недовольно из придорожной канавы.

Я уверен, что даже для коров мое появление странно, потому что они время от времени поднимают головы и смотрят на меня недоумённо своими круглыми, влажными глазами.

Внезапно мужчина останавливается посреди пастбища и спускается с велосипеда.

«Это конец, — говорит он. Я вижу, что он прилагает все усилия, чтобы говорить ясно и понятно. — Мы едем в Лаксум, на берег моря. Там живут рыбаки, хорошие люди. Теперь я должен быстрее вернуться назад. Мы забыли чемодан в воскресной школе».

И вот я остаюсь один на дороге. Вокруг нет ни одной живой души.

Это ловушка, конечно же этот человек никогда не вернётся и я умру от голода, так это и было задумано. И мой отец знал это с самого начала.

Просто хотели от меня избавиться.

Человек сказал: «Мы едем к рыбакам», и это уже был обман.

Мой отец всегда говорил, что я еду к фермерам. Фермеры — это овцы, амбары, стога сена, козы и лошади. Это я знаю из учебников. Рыбаки?

В моём воображении предстали ветхие хижины на открытом всем ветрам побережье, два старика, сидящие и чинящие рыбацкие сети.

Я не люблю рыбу, и никогда в жизни не полюблю, лучше уж умереть от голода, чем съесть её! Что я здесь делаю, зачем оставил всё, что любил? Где моя мать, где мой родной дом? И куда попал Ян? Если бы я знал, где он, то мы могли бы бежать вместе.

Если я вернусь обратно, то может смогу найти нашего водителя? Надо спешить, может машина всё еще в деревне.

Искра надежды затеплилась во мне: я начинаю бежать обратно. В тишине гулко отдается топот моих ног. Я чувствую во рту привкус крови от прокушенной губы.

Корова смотрит на меня и мычит громко и горестно. Вдали я вижу возвращающегося мужчину, на руле велосипеда болтается мой чемодан. Когда я, задыхаясь, останавливаюсь возле него, он смотрит с удивлением, но ничего не спрашивает.

Мне становится совестно и немного смешно. Сконфуженный, я забираюсь на багажник велосипеда.

Мы едем по дороге, которой нет конца.

«Видишь дамбу, там, где заканчивается дорога? Нам туда».

Я выглядываю из-за спины мужчины и получаю удар ветра в лицо. Я прячусь опять за его спину: всё равно увижу, когда доедем.

«Спускайся. Это Лаксум. Мы приехали».

Я осматриваюсь и вижу голое, открытое всем ветрам пространство с несколькими отдалённо стоящими друг от друга домами. Эти несколько домов и есть деревня? Чувство одиночества и тоски судорожно сжимает моё горло.

Мы перебираемся через деревянную изгородь и идём по высокой траве.

Пасущиеся лошади фыркают в нескольких шагах от нас и я стараюсь держаться поближе к мужчине.

Ещё одна изгородь и слева от неё небольшой дом. Ни деревьев, ни кустов. Пустошь.

Входная дверь расположена в задней части дома и состоит из двух половин, верхняя из которых приоткрыта.

«Акке», — зовет человек, он снимает деревянные башмаки, и мы заходим в дом.

В небольшой низкой комнате стоит, нагнувшись, большая, грузная женщина в тёмной одежде, с большими округлыми формами. Когда она выпрямляется, то комната кажется слишком маленькой для неё. Она обладает мужественным лицом и пронзительными глазами, которые вызывают у меня страх… Она идет к столу и усаживается на стул возле него.