Алёна и Алеша абсудр (СИ)

Отвлекла, сумасбродная, упустил я шанс, и сказочник дверь захлопнул, оборвал цепь в мечту.

Крикнул на прощание, журавлиным эхом отозвалось у меня в левом полушарии глобуса головы:

"Владимир Ильич Ленин отменил нужду!

После Великой Октябрьской Социалистической Революции трудящиеся не нуждаются, и по нужде не ходят на крепких ногах тяжелоатлетов!

Слава героям Амстердама!"

Я одинокий - анчар, чинара, дуб - стоял на пустой лестничной клетке - некуда бежать, нет времени на туалет, скован льдами могильными.

В отчаянии матроса с "Титаника" приспустил штанишки, грациозно присел (себя похвалил за гибкость) и справил - собакам и поэтам с ограниченными возможностями в назидание - большую нужду на коврик возле двери квартиры сказочника - так рыбка испражняется на ракушку.

Газеткой из почтового ящика прочистил между ягодиц, не енот-полоскун, но - чистюля, памятник мне на Родине героя!

Снова вышла обнаженная девушка, с недоумением, перерастающим в звериное любопытство, посмотрела на мои испражнения, засмеялась - капель летняя, а не девушка и протянула мне чёрствую горбушку чёрного хлеба шахтёров:

"Модельер! Прими чёрствый хлеб, утоли желудочный голод, а о душевном голоде не заботься, мальчик, он тебе не тётка.

Взяла бы тебя в мужья за твою оригинальность, но маленький ты и без денег, откровенный работник морга!

Не прислушивайся, не услышишь в моём голосе печаль художественную с клокотанием журавлей на поганом болоте".

Девушка опустила головку, придвинулась, щекотала соболиными ресницами мой сократовский лоб.

Закашлялась, зажала носик пальчиками и огромными прыжками - пума на охоте - скрылась в своей квартире.

Я вышел из подъезда, присел на лавочку - если бы рядом сидели старушки - убил бы всех, разглядывал чёрствый хлеб, вглядывался в него, искал ответы на вопросы: Для чего живём? Есть ли жизнь на Марсе? Кто убил Кеннеди? Куда уехал цирк?

Чем дольше вглядывался, тем тяжелее становилось на сердце, эльфийский страх - но не страх не найти туалета - сжимал сердце калеными щипцами.

На горбушке хлеба проступили слова на непонятном языке, хлеб незрячий, но смотрел в меня, выворачивал душу, видел тайное, даже толпу моих фаворитов в детском садике.

Через бездну времени я почувствовал (кричал непонятное, с намеками на ядерный гриб: "Ейск! Надобность! Чревоугодие!"), что хлеб поглощает меня, окутывает, затягивает в пасть - так удав всасывает факира и белого кролика.

Я забился в истерике, пытался отбросить горбушку, но она впилась зубами в мои ладони - как я впивался в пальцы сказочника, хохотала, давала мне почувствовать разницу между хлеборобами и балеронами.

Я проваливался в ад, искал выход в абсурдных заклинаниях, но хрип изо всех моих природных отверстий динамитом заглушал Добро!

Вдруг - кухарка с миской супа над кроватью бредившего убийцы хуже - Луч Вселенской доброты с ответственностью за всё человечество распорол мрак - так скальпель хирурга распарывает брюшину нерадивой старушки.

Луч высветил мораль во мне, интеллект в прохожих, неподкупность чиновника возле ясеня.

Мир засветился, я вознесся и из Космоса наблюдал за собой, за явлениями природы, за хорьками - коварными пленниками суеверий продавцов Птичьего рынка.

Луч доброты выбил из моего мозга мусор дурных мыслей, и я оказался близок к разгадке тайны тайн - Для чего живём? Почему живём? С какой целью пришли на Землю и плодимся с помощью ругающихся матерей-героинь.

Девушки в городах не отличаются от парней, происходит слияние мужского и женских начал и концов - плохо это или хорошо - судить чёрту.

В деревнях девушка - девушка, женщина - женщина, а мужчина - крестьянин, батрак, на котором держатся хлеб, изба и русская печь с пирогами, похожими на чебуреки в руках назойливых узбеков.

Луч беспощадной доброты просвечивал одежды красавиц, и я в нелепом восторге рассматривал анатомию балерин, художниц, причём художницы - дебелые, вальяжные, мне пришлись больше по сердцу, чем жилистые бараноподобные балерины с лютнями между ног.

Откуда Луч непорочности и смелых надежд на возвышенную Вечную жизнь?

Я опустил мысленный взор, вернулся из Дальнего Космоса на Планету Земля, затем уже взором из глаз - сетчатка, колбочки, зрачки, хрусталики - мать их через коромысло, всего не упомню - обнаружил источник прискорбного доверия и Луча!

Двухметровый Нильский крокодил - я сразу понял, что крокодил африканский - очи у него нелепые, в них отражаются подозрительность бЕлок и бесшабашная радость папуасов!

Крокодил разглядывал горбушку в моих руках, таил в сердце надежду, что часть зерен ему обломится и останется на изогнутых янычарских зубах.

"Возьми, кушай, отрадное животное - хлеб полезен для пищеварения не только солдатам, но и крокодилам в переходный возраст от страстной молодости к спокойной старости.

Вы, крокодилы, живёте больше двухсот миллионов лет каждый, долгожители, как и горцы, а я - облачко на вашем небосклоне, муха це-це, со скоростью умирания один раз в сто лет. - Я протянул крокодилу хлеб, а затем в неимоверном восторге - так вероломный мавр бросается на белую балерину - обнял животное за шею, оросил его очи своими слезами узника Закарпатских сновидений.

Крокодил с благородным достоинством князя принял хлеб, жевал и плакал, мучительно родной в Мире безгласных старушек и дисгармоничных стариков, которые ногу выше головы не поднимут, а, если поднимут - то срам, ужас, бездна, бежать от поднятой ноги старика - ад в ней.

Крокодил скушал приношение, помахал хвостом - енот, а не крокодил.

Из подъезда вышел сказочник в красных туфлях с загнутыми носами, в длинном синем халате с золотыми звёздами и кометами и в остроконечной шапке фокусника из Московского цирка.

Не люблю фокусников - от лукавого фокусы, чёрт в коробке с фокусами сидит и забавляется аду на потребу.

В руках фокусник держал красное потрескавшееся ведро с мусором - флаг Москвы в форме ведра.

"Ах! Обличитель дизайнеров, разрушитель арьергарда войск сатаны! - сказочник схватился за сердце, синими зубами кусал желтые зубы, разукрашивал Мир своими красками. - Мальчик! Я полагал, что ты ушёл, или провалился в ад; может быть, женился на моей соседке - балерине Анастасии Должанской.

С трепетом в ушной раковине я прислушивался к звукам улицы: чу! - мародёр пробежал с мешком ворованных сухарей; призрак проскакал на Чёрном коне.

Но твои звуки затихли, и запах твой исчез среди мук асфальтоукладчиков из Таджикистана.

В степях и тундре нет асфальта, поэтому работа асфальтоукладчика для жителей пустыни и тундры новая, таинственная, с глазами под каждой лопатой.

Я не хотел, чтобы ты увидел меня с мусорным ведром - сказочники не пукают, не разгуливают с мусором, потому что сказка - мечта, розовая, иногда - голубая, но без мусора.

Сказочник с мусорным ведром, всё равно, что папуас с ядерной бомбой.

Но ты перехитрил меня - дожидался на скамейке, обличитель волшебников.

Укрылся за аурой африканского крокодила с эффектной кожей девственницы.

У добрых крокодилов кожа нежная, шелковистая, как у девушек на спортивных соревнованиях.

Под завесой чужой ауры, ты скрывал свои надежды - увидеть сказочника - меня с мусорным ведром, и разнести эту весть по Миру, озвучить на БИ-БИ-СИ, выложить в ютуб!

Время моё подошло к концу, мальчик-убийца.

Нет мне теперь смысла жить, потому что ты разрушил башню из слоновой кожи, стоптал в грязь мой талант, оборвал нить моей Судьбы, чёрт ты, а не мальчик". - Сказочник топал потешными куриными ногами, брызгал слюной, и в порыве ненависти ко мне - а я не виноват, потому что не нарочно оказался на скамейке, не прятался за ауру крокодила, а жил, пил жизнь большими глотками изможденного путника - замахнулся мусорным ведром, как булавой.

Крокодил зарычал на сказочника, поднял правую лапу, проявлял агрессию, показывал своё желание защитить меня - хоть от армии французских пьяниц, хоть от орды коротконогих леприконов из Дании.