Человек случайностей (др. изд.)

– Понимаю, понимаю. Я не против Дорины, не подумай. Она такая трогательная и словно попала в западню. Да еще с Остином в роли мужа… Но дело в том, что все так запутано и на самом деле им ничем нельзя помочь, никто не в силах, и тебя в это втянут…

– Только не волнуйся, малышка…

– Ты ходишь туда, как какой-нибудь секретный агент из полиции. Ведь свидания с Дориной – это не самое важное в твоей жизни?

– Наверное, нет… Но как же я могу отказаться… Мне надо туда пойти завтра. Что они подумают?

– Ни к чему беспокоиться, что подумают люди. Ты сам мне когда-то сказал. Выдумай какую-нибудь отговорку.

– Но бедняга Остин, он такой беспомощный.

– Когда я его вижу, мне делается дурно.

– Почему? Из-за этой его странной головы?

– Нет, конечно, при чем тут его голова. Просто он ко мне неравнодушен.

– Откуда ты знаешь? Он же не делал тебе никаких намеков?

– Нет, но женщины и без намеков чувствуют. Девушки всегда чувствуют.

– И что же в этом странного? Наверняка многие по тебе вздыхают. Это не преступление.

– Он такой противный… ну, не то чтобы противный. Просто старый. Неприятно нравиться старикам.

– Ему же нет еще пятидесяти.

– Но у него такое морщинистое, помятое лицо.

– А по-моему, очень хорошее лицо.

– И он неудачник.

– И за это нельзя судить.

– Это сидит в нем самом. Неотделимо, как врожденное уродство. Нет, даже не так. Мне противен такой ноющий взгляд на мир. Не сердись. Я просто не хочу, чтобы ты ходил в Вальморан. Если будешь ходить, они втянут тебя в эти свои нелепые дела. Я не хочу, чтобы ты ими интересовался и запутывался в их ужасный мир ссор и прощений. Прошу тебя. Ты понимаешь?

Людвиг огорчился. Как можно подвести Остина и Дорину, которые к нему так добры? И почему он не должен ими интересоваться, почему не должен пытаться им помочь? Он уже хотел возразить, но вдруг с радостью понял – она ревнует к Дорине.

– Хорошо, любовь моя, поступлю, как ты хочешь. Кажется, твои родители ушли. Голосов не слышно.

– Нет, я слышу, как папа печатает на машинке. Людвиг, ну прошу тебя. Я вдруг так испугалась. Ничего не случится, как ты думаешь? Я хочу, чтобы у нас всегда все было хорошо. В мире и без того столько ужасов.

– Рецессия? Ну да, понимаю. – Услышав от мистера Брансома это незнакомое слово, Остин тем не менее догадался, что именно оно означает.

– Все дело в компьютеризации.

– Безусловно.

– Никаких личных мотивов.

– Несомненно.

– Консультанты по менеджменту, которые были у нас в прошлом месяце…

– Я подумал, что это оформители помещений.

– Может быть, их так представили.

– Именно так.

– Чтобы не вызвать лишних пересудов.

– Весьма разумно.

– Так вот, они дали рекомендации по радикальному изменению штата.

– Ну да.

– Вы, разумеется, понимаете, что нам пришлось бы увеличить вам жалованье.

– Да.

– Мы, признаюсь вам, оказались в очень затруднительном положении.

– Сочувствую.

– Безусловно, мы вам выплатим за целый месяц.

– Благодарю вас.

– Но надеюсь, вы не задержитесь до конца месяца.

– Не сомневайтесь.

– Думаю, вам удастся найти другое место.

– Конечно.

– Без особых трудностей.

– Вашими молитвами.

– Тот, кто придет на ваше место…

– Мне казалось, что на мое место никто не придет. Что именно в этом дело…

– Но это всего лишь стажер… Вы получите хорошие рекомендации.

– А что с моими взносами в пенсионный фонд?

– Я ждал этого вопроса.

– Я смогу забрать сумму целиком?

– Дело в том, что вы занимали место временного служащего, без права на получение пенсии.

– Но это было давно.

– В этом вопросе время не играет роли, увы.

– Но я прекрасно помню…

– Вы избрали добровольную систему пенсионного обеспечения.

– И сколько я получу на ее основе?

– Увы, ничего.

– Ничего?

– Выплата начинается по достижении шестидесяти пяти лет.

– Шестидесяти пяти?

– Вы избрали систему Ф-4 с меньшим дополнением.

– Вот как!

– Вот ваша подпись.

– Но у меня же нет денег. Ни гроша. Я ничего не отложил.

– Это не наше дело, мистер Гибсон.

Кажется, мистер Брансом понемногу раздражается? Кажется, Остин вот-вот расплачется?

– Я хотел сказать, что… мне кажется, это несправедливо – выбрасывать меня так неожиданно, без предупреждения, после стольких лет службы…

– Временные работники без права на пенсию всегда в этом смысле находятся под угрозой. Это четко обозначено в заключенном с вами договоре. Не хотите ли освежить в памяти? Он у меня здесь, среди документов.

– Нет, спасибо.

– Но мы хотим сделать так, чтобы для вас все прошло как можно легче.

– Благодарю.

– Я составил черновик вашего заявления об увольнении. Мисс Уотерхаус только что отпечатала его набело.

– То есть мое собственное заявление, вы имеете в виду?

– Да.

– Подписываю.

– И не хотите прежде ознакомиться?

– Нет, спасибо.

Остин подписался левой рукой. Правая у него не действовала с детства.

– Хотим еще вручить вам скромный сувенир в знак признания ваших заслуг перед фирмой.

– Это еще что?

– Книжка. С подписями сотрудников.

– Получается, все знали о моем увольнении?

– Хотели сделать вам сюрприз.

– Чудесно.

– И это, пожалуй, все.

– Я могу уйти сегодня же?

– Сегодня? Разумеется, если…

– Мне не хочется встречаться с тем, кто придет на мое место.

– Ну конечно, если…

– Сувенир я все равно уже получил…

– Таким образом, мне осталось лишь пожелать вам самого лучшего.

– Взаимно, дорогой мистер Брансом.

Мисс Уотерхаус и младший референт восхищенно следили за тем, как Остин собирает свои вещи с рабочего стола. Не каждый день предоставляется возможность наблюдать, как кого-то выставляют за дверь. Мисс Уотерхаус одолжила Остину свою хозяйственную сумку. Юнец жевал жвачку, что раньше Остин запрещал ему делать. На дне одного из ящичков Остин нашел фотографию Бетти. Порвал ее на мелкие кусочки и выбросил в корзину.

После такого унижения, думал Остин, какие могут быть возвышенные мысли? Он сидел в закусочной. На улице лил дождь. Он положил в рот кусочек маринованного лука и прикусил язык. Такое с ним случалось всегда в минуты кризиса. А может, у него слишком большой язык? Как же он до сих пор вовсе не лишился языка, ведущего опасную жизнь под полукруглой гильотиной зубов? Что-то уж совсем в духе Эдгара По, тут же пришла мысль.

Что там все мелькает и мелькает? Вне четко видимого мира, где-то сбоку существует другая, куда более ужасающая, действительность. Он начал всматриваться так пристально, пока все не покрылось серой дымкой, пока не выступили слезы, но это были не просто слезы. А как у других, неужели так же точно? Нет. Мир счастья – это не то, что мир горя, как сказал один глупый философ. Ну почему он не принадлежит к числу тех простодушных счастливчиков, раздевающих девушку на заднем сиденье автомобиля? Как справиться с тревогой? Один раз он послал заказ на такую книжку. Когда прислали, оказалось, что это о методе дыхания диафрагмой. Совершеннейшая абракадабра.

Человек из зеркала, думал он, в сотый раз напрасно стараясь согнуть пальцы правой руки. Если бы можно было себя переиначить и фантазии превратить в реальность, а реальность в фантазии. Но соль в том, что уже нет хороших фантазий, нет ничего святого, по-настоящему достойного стремлений; и в фантазиях остались лишь мигания чего-то ужасного по ту сторону экрана. Когда-то хорошим сном была Дорина. Казалось, что существует какое-то место, другое, где Дорина идет босиком с распущенными волосами, идет по росе. Там есть прохладные луговины, цветы и целительные источники. Там, где Дорина, – там счастье. Достигнет ли он когда-нибудь этой благословенной страны? О, эта райская жизнь в фантазиях, перед которой ничто не устоит.