Полтавский

– Что, сколько знает, и ни разу?

– Нет, ведь она еще невинна.

– Так она невинна?

– Да, она совершенно девочка. Ничего не знает. А он мудро поступает. Он отдает ее в руки других мужчин, чтобы те обучили всему. Это настолько тонко, этот поступок, что нельзя и передать.

– Что же, он не мог и сам обучить?

– Ты не понимаешь. Это не просто. Он не хочет девочку, неопытную, он хочет искушенную женщину. Ему не нужна девочка, ему нужна женщина. И как ему ни больно, он все же отдает ее на обучение другим.

– Этого я не могу понять. Зачем отдавать другому? Нет, я бы всему обучал сам, и, по моему мнению, каждый мужчина поступил бы подобным образом.

– Нет, нет, это очень деликатно, это очень философский момент. Это лишь настоящая женщина в состоянии оценить. Раньше и я бы не смогла, а теперь я могу. Он хочет, чтобы она узнала ему цену, чтобы оценила его, а это невозможно без знания других мужчин. Он хочет, чтобы она познала его не первым, а после других, и выделила его среди других, и возвысила в своих глазах, – до недосягаемых высот. Он ведь знает, на что способен: никто с ним не сравнится, и никто его не затмит. Он знает, что опасаться нечего. Но она еще не знает. И вот он ее опускает, чтобы затем принять.

– Ну, не знаю, трудно согласиться. А что потом, они встретились?

– О да, конечно. Потом он завладел ею, и что это была за встреча! Он так измучался, исстрадался, так соскучился. Но его труды не пропали напрасно, она узнала в себе женщину и полюбила его. Ты знаешь, я бы еще, вот сейчас, посмотрела этот фильм. С удовольствием. Еще бы раз взглянула на этого, – как же его фамилия? – актера.

– Послушай, что я тебе скажу. А где мы едем? Мы же давно с тобой едем.

– Ты имеешь в виду, что пора покушать?

– В некотором роде, да.

– Я буду потихоньку доставать.

– Так это нужно заказывать чай.

– Не надо чая, достаточно кипятка. У меня взяты пакетики с чаем для заварки, причем, двух сортов: с веревочками и этикетками и без веревочек. К тому же, я отсыпала немного кофе в майонезную банку, на случай, если тебе захочется.

– Покушать нам действительно подошло время, но, видишь ли, в чем дело, я очень люблю пить чай из стаканов в подстаканниках, разнесенных проводником.

– Нет, Володя, зачем нам покупать чай?

– И чтобы с двумя прямоугольными кубиками сахару.

– Нет, пускай это будет просто кипяток.

– Ну, я тебя прошу.

– И я заварю его.

– Ну, согласись на это ради меня.

– Сколько же возьмем?

– Возьмем три стакана.

– Хорошо. Я согласна.

– Спасибо тебе.

– Прости, что не согласилась сразу, а стала перечить.

– Ну что ты, что ты.

– Я подумала только о себе, а так нельзя. Необходимо думать вперед о тебе.

– Перестань, я тебя прошу.

– Если тебе вздумалось попробовать чаю из стаканов в подстаканниках, конечно же, надо это устроить.

– Ты и так обо мне заботишься как о ребенке, не вини себя. Молодой человек! Проводник! Послушайте, когда же у нас будет чай? Утром? Позвольте, я не понимаю. Ведь мы утром прибываем. Что он говорит? Я не понимаю.

– Я сейчас схожу, разберусь.

– Нет, Галочка, не волнуйся, я сам все выясню. Молодой человек! Нам необходимо горячего чаю.

– А мне тоже закажи два стакана. Тебе два и мне, итого четыре. А я пока примусь доставать.

– Он пообещал, но передал, что не раньше, чем через час.

– Может быть, начнем без чая?

– Нет, пускай подождем. Дело в том, что я совершенно не могу без горячего. Ну, абсолютно.

– Ты дома ешь горячее?

– Видишь ли, что, дома я совсем плохо ем. Мне никак не поесть со всеми. Я жду, когда сын и дочка и все соберутся за обеденным столом.

– Вот ты напрасно. Не надо никого ждать. Захотел и садись кушать, не жди никого.

– А они кто куда. Я же за многие годы привык.

– Нет, нет, нельзя себя терзать. Кушай, когда приходит желание.

– Вот я по этому поводу вспомнил историю.

– Правда? Рыбу будешь?

– Нет, не буду. А впрочем, доставай все. Я тогда служил в Германии.

– Ты был уже женат?

– Да, конечно. Давай расстелим вместе. Уже не припомню городок тот. Мне их названия были неразличимы. И ты знаешь, городки чистые, ухоженные, и жители приветливые, воспитанные. Меня как раз откомандировали в небольшое местечко для покупки продовольствия, и вышло так, что это оказался монастырь.

– Мужской?

– Нет, что ты, женский.

– И что, мужчин в нем совсем не было?

– Послушай, какие мужчины? Откуда? Но позволь, я расскажу.

– Хорошо, хорошо, рассказывай.

– Монастырь этот старинный, но содержится, боже ты мой! Стены, кровли, оконные проемы, красочкой подведены, дорожки, цветники. Встретила меня настоятельница. Не знаю, как уж у них там по иерархии.

– Мать-игуменья.

– Вполне может быть. Я, понимаешь ли, не запомнил, да и памяти на такие вещи у меня в те годы не было. Я был в полном расцвете, подтянутый, стройный. А она, следует сказать, совершенно молодая женщина.

– И что было дальше?

– Очень любезно приняла. А я, видишь ли, какое дело, прибыл именно вечером. Возвращаться назад поздно, да и не представляется возможным, – ни поезд, ни машина в такой час уже не ходят.

– И ты напросился на ночлег.

– Что было делать? Мне, естественно, было крайне неловко. Она ко мне с приветливостью, накормила, решили мы дела. Я и говорю: некуда, мол, идти, нет ли у вас какой-нибудь гостиницы или в этом роде? Она отвечает: можно остаться у нас, только есть одна просьба. Я выразил желание выслушать.

– Что же за просьба?

– А вот слушай. У нас, говорит, как и во всяком подобном заведении, есть свои правила. Так вот, просьба заключается в следующем: чтобы правила эти ни в коем случае мной не нарушались. Я согласился. Мы пошли по коридору, – а нигде никого монашек уже было не видно. Она принялась излагать распорядок дня. Привела меня на место и говорит: на ночь у нас принято не закрывать дверей.

– Как, совсем?

– Вот абсолютно. Все двери, в кельях, в подсобных помещениях, в службах нараспашку. Я удивился.

– Ну, видимо, такой у них закон.

– Мне было это неприятно. Как прикажешь спать с открытыми дверями?

– Тут ведь не поспоришь.

– Тут не поспоришь.

– Со своим уставом, как там говорят, не суйся в монастырь.

– Это совершенно точно. Мы расстались. Я осмотрелся. Комната небольшая, но, что характерно, чистота необыкновенная. Обстановка простая, никаких излишеств. – Я разделся и лег спать.

– И что же случилось на следующий день?

– Ты подожди. Мне очень было неуютно. Вот себе вообрази, раскрыть двери в квартире на лестницу. Смогла бы ты спокойно уснуть? Вот и я долго – долго не засыпал. Мне было не по себе. Но повсюду было тихо, и я, наконец, уснул. Проснулся среди ночи: тьма, хоть бы что-нибудь было видно. Проснулся из-за странного ощущения: что-то неестественное. Что-то мешает. Что-то рядом со мной в постели лежит. Стал осторожно ощупывать и понял…

– Что там было, говори скорей.

– Погоди, дай сказать. Стал шарить руками и понял, что это женщина.

– Женщина?

– Женщина. Обнаженная. Прильнула ко мне и обняла.

– И?

– Что, и?

– И что?

– Ну, что?

– Что было дальше?

– А что может быть дальше?

– Да? То есть ты…?

– Послушай, а что мне оставалось делать? Куда деваться? Закричать? Нельзя. Сбегутся люди, будет скандал.

– То есть ты хочешь сказать, что это получилось против твоей воли?

– Я не хотел. Но что было делать?

– Но как же это протекало? Не шумно?

– Никакого шума. А потом зажегся огонь, и я увидел, что это была…

– Кто?

– Настоятельница, собственной персоной.

– Вот почему она тебя так принимала, ты ей понравился.

– Но я не ожидал.

– А она, вероятно, все заранее распланировала.

– Я очень удивился.

– Представляешь, как ей повезло. Так ведь редко выпадает.