Вспоминая детство по ободранным коленкам

- Таня, можно мне петуха погладить? – спросила у меня Настя.

- Нет.

- Почему?

- Он тебя клюнет.

- А курицу?

- Ну, курицу попробуй.

Она подошла и ухватила курицу за хвост, та закудахтала, петух бросился защищать подружку. Настя отскочила назад и угодила в крапиву, что росла вдоль всего курятника, естественно, ужалилась, естественно, закричала. Я решила, что петух её всё-таки клюнул, и крикнула ей:

- Беги ко мне!

Она побежала, петух за ней, запутался у неё в ногах, в разные стороны полетели перья. Настя кричит, я кричу ей, петух верещит, курицы кудахчут. Больше она их гладить не пыталась, а наша тётя испугалась больше Насти. Побежала за святой водой, ребёнок же испугался, не дай Бог, заикаться начнёт!

Тогда же, будучи у них на даче, мы с тётей поспорили, и, как всегда это бывает со взрослыми, она оказалась права, потому что она взрослая. Я сердилась, она молча мыла стаканы, подавала мне, я молча вытирала и с громким стуком ставила их на стол.

- Таня, не стучи, кипяток нальём, они лопнут!

- Не лопнут!

Налили кипяток, стаканы не лопнули. Я начала пить, уже поднесла стакан ко рту, когда он разлетелся в дребезги. Я не пострадала, только кожа на руке между локтем и запястьем сразу слезла. У тётушки чуть приступ не случился. Она выволокла меня на улицу и сунула мою руку в бочку с водой. Следа не осталось, но взрослых иногда всё же надо слушать, хотя бы потому, что они взрослые.

На даче у них жила чудесная собака, красивейшая лайка по кличке Абрек. Редкое сочетание ума, доброты, любви, нежности и охотничьего инстинкта. Отпустить Абрека с поводка означало непременную его добычу чего-нибудь. Из леса он притаскивал в зубах птиц, ловил рыбу в соседском пруду, в котором сосед её разводил. Всю добычу он приносил и складировал на крыльце дома, никогда без разрешенья ничего сам не ел. Зато, когда разрешали, с удовольствием хрустел добычей. Умница-Абрек обожал детей, никогда не слышала, чтоб он залаял или зарычал на кого-то из них. Никто не боялся оставлять малышей рядом с ним, всё, что он мог сотворить, это от избытка нежных чувств уронить карапуза на мягкое место и облизывать его вдоль и поперёк. Однажды, отпустив Абрека с поводка, я решила бежать вместе с ним, бежала, но где-то позади. Зато соседские мальчишки сказали:

- Ничего себе, как ты быстро бегаешь! - Знали бы они про Грея!

Перед первым классом меня отправили в пионерский лагерь «Лайнер» ума набираться. Единственное, что мне там нравилось, это вожатая. Вожатая эта, имени её не помню, была с нами не постоянно, она менялась с ещё одной, которая нравилась мне гораздо меньше. С соседками по комнате по очереди мы набирали воду в зелёные стеклянные бутылки и ставили на тумбочки, чтобы не бегать каждый раз, когда захочется пить. Я шла с бутылкой, навстречу мне шла та вожатая, я обрадовалась ей и побежала. Бутылка выпала у меня из рук как раз вовремя, чтобы нога моя попала на неё и подвернулась. Заработав вывих конечности, я ежедневно сидела на лавочке около библиотеки с книжкой в руках до самого родительского дня. Именно так и застали меня приехавшие с бабушкой родители. И забрали. И отвезли на речку купаться. На берегу бабушка сдернула с меня повязку и отправила в реку, нечего придуривать!

В пионерских лагерях я вообще надолго не задерживалась, не нравилось, наверное.

Вспомнила ещё одно событие, в связи с которым испытала просто нечеловеческий страх. Мы гуляли днём во дворе, со мной была сестра, ей тогда было, наверное, года три или четыре. Мы варили из песка и травы суп, она сидела рядом со мной. Я отвлеклась, чтобы нарвать что-то, а когда повернулась, её не было. Я бросилась её искать, подняла на уши весь двор, и все, кто там был, тоже побежали на поиски. Самой страшной догадкой было то, что она могла пойти на дорогу, там её могла сбить машина…Меня уже трясло, и вся в слезах я, наконец, пошла домой сообщить маме. Каково же было моё изумление, когда я увидела эту маленькую козявку сидящей дома на горшке. С облегчением пришла злость на неё, почему ушла и не сказала?! Долго я ей это припоминала.

Как то около нашего подъезда раскопали большую яму, прямо у входа, и положили сверху доски для прохода. Когда трубы починили, яму почему-то не закопали, а на дне оказалась покрышка от колеса грузовика. Мы собирались куда-то ехать с семьей, я оделась первой и вышла на улицу. Стоя спиной к этой яме, я задрала голову кверху и, рассматривая что-то, потихоньку пятилась. В один прекрасный момент нога моя не нашла твердой опоры, и я полетела спиной в яму. Хорошо помню это падение, потому что оно было очень долгим, я успела о многом подумать, пока падала, в частности, что платье мое сейчас станет грязным, придется идти переодеваться, а еще, наверно, я ударюсь спиной о трубы, а может и головой обо что-нибудь. Но, как я уже говорила, на дне лежала резиновая покрышка, я мягко упала прямо на нее, очень удивилась, встала, отряхнулась, выбралась из ямы, и как раз вышли родители с сестрой.

Еще раз также долго и медленно я падала с лестницы. У соседей из дома напротив не было воды, и дети этих соседей набирали воду в ведра у нас. Мы жили на втором этаже. Пока мальчишка уносил воду домой, я села на перила и ждала его с пустыми ведрами в обеих руках. Я покатилась по перилам, потеряла равновесие и полетела вниз, не выпуская из рук ведер. Пока летела, успела рассмотреть верхнюю лестницу, подумать «может схватиться рукой за перила?», удивиться, что так медленно падаю, сравнить себя с Алисой и, наконец, упала на нижнюю лестницу. Упала я снова удачно, ровно села, как на стул, правда все равно чувствительно ударила спину, сначала даже трудно было дышать. Ведра с грохотом разлетелись по подъезду, который услышала соседка, вышла, испугалась и вызвала маму с работы. Мама прибежала, убедилась, что позвоночник цел, велела лежать и убежала обратно.

Глава VI. Зима

Зимой шрамов я не получала. Во-первых, потому что не было столько свободного времени, а во-вторых, удары и падения смягчались наличием снега. Зато были синяки.

Главным зимним видом деятельности было катание с «гудронной горы». Гудронной горой именовалось бывшее овощехранилище, организованное в земляной насыпи, сверху бортики из кирпича, плоская крыша была покрыта рубероидом и пропитана битумом, отсюда и гудронная. Общая высота строения примерно два этажа. По форме хранилище было квадратным, с трёх сторон – насыпи, которые зимой превращались в чудесные горки. Одна «горка» выходила прямо на дорогу, поэтому катались только с двух других. Поверхности для катания были самые разные: фанерки, картонки, куски пластмассы, санки, остатки каких-то конструкций и т.д. За хорошими фанерками все буквально охотились, поливали их водой, чтобы дальше уезжать, и прятали, уходя домой. Хорошая фанерка для ребёнка зимой была своего рода фетиш, самая настоящая драгоценность.

С этой горы мы не только катались, с неё мы ещё и прыгали в сугроб, выделывая разные кульбиты. Сухими домой мы, видимо, не приходили. Так, в очередной раз прыгая с горы, Аня приземлилась (вернее приснежилась или присугробилась) весьма неудачно. Под снегом оказалась бетонная плита, которая ничем не выдавала своего присутствия. Упала она на правую руку, заодно отбив и правый бок. Рука болела несколько дней, пока мама не отвела её в больницу. Оказалось, трещина. Ходила она ту зиму в гипсе, но каталась всё равно, хотя и чрезвычайно аккуратно.

Кстати, я обманула, один шрам оттуда у меня всё же есть. Правда, не на ногах, а на внутренней стороне нижней губы. Я катилась с горы на санках, они угодили в ямку, резко затормозив, я ткнулась со всего маху подбородком в колено. Шла я домой с полным ртом крови. Теперь у меня есть привычка этот шрам покусывать.

Недалеко от дома стояли гаражи, которые тоже не оставались без нашего внимания. Мы прыгали с их крыш в сугробы, с одной крыши на другую, пока кто-то, прыгнув, не застрял между крышами рядом стоящих гаражей. Снять его сами мы не смогли, пришлось звать взрослых.