Псевдо (СИ)
Псевдо (СИ) читать книгу онлайн
Не незрело ль сие? Да, конечно, и ещё как! Это ли хорошо? Наверное, да. Наверное, именно это и хорошо. Во всяком случае, не хужее иного. Вот и задаю себе вопросы-то я…
Ведь похоже на правду, нет ли? Не похоже ли? Да и что «нет», что «да»?! Нет, важности никакой решительно не представляет собой эта дихотомия! Вроде как…
Ещё, пожалуй, стыд. То бишь, скорее всего этим словом можно нечто испытываемое обозначить. Маркировать как бы… Ведь сколь ни много уж я об этом, да неизбывен сей как бы стыд.
Почему? Да потому, что почему бы и нет! Да, подлинны имена. Сложней с событиями. Имена ж подлинные. Много об этом размышлял, предполагая известность широкую. Огласку, если хотите. То хотел имена изменить, то написать (соврать) в предисловии, что вымышлены они, в то время, как отнюдь, очень даже истинные. И люди, что носят их на себе (одни — как лохмотья, другие — как кожаное бельё, третьи — как нижние сапоги) очень важны, близки мне, любимы мною, ненавидимы, опять любимы. Стыдно перед ними за правду, каковой предстаёт она с моей стороны, с моего угла. Ведь с их — иначе она. Но, с другой стороны, роман-то мой! Зачем мне правда чужая обо мне и моих друзьях и знакомых, когда собственной бог не обидел?
Два года назад, когда роман был написан, я в рассвете своих двадцати двух лет находился; давал всем читать, приговаривая, что сие — не литература, неизменно про себя добавляя «…но нечто большее»; также некоторым симпатичным девочкам и мальчикам говорил, что это, дескать, лабораторный эксперимент по искусственному созданию Пустоты, Материи, что суть одно и то же, полагая при этом, что и в самом деле так думаю о произведении сём. Теперь более молчу, а точней, говорю по-прежнему много, но о чепухе всякой, в чем нахожу удовольствие и спасение.
Наконец, по прошествии времени взялся вводить «Псевдо» в компьютер, и удивился: всё ожило. Верю и чувствую, что хоть многим другим в эти года два занимался, но, оказывается, нынешние переживания — чепуха, ибо в девяносто пятом ещё получилось таки у меня себе настоящий дом выстроить, и не только себе. А я уж и забыл об этом приятном факте. Сам удивился, как уже выше сказано. Вот вам всё что угодно, но всё работает!
Полагаю, что писать должны без исключения все и желательно об одном и том же, ибо только так разницу почувствовать возможно ещё. Разницу и почти сексуальное единение. Даже не сексуальное, а… Секс ведь — чепуха, ничто, а что-то другое — это всё. Всё есть средства. Цель отсутствует, но не это ли здорово, весело и легко?!
Ничто ничего не оправдывает, но это и хорошо! Никчемная, бессмысленная, ничем не оправдываемая, но вечная и непобедимая жизнь — не это ли Красота?! Не это ли те самые Новые и вместе с тем Вечные Ворота, которые одни лишь во всей вселенной заслуживают того, чтобы смотреть на них бесконечно всегда, ни о чём не задумываясь, не печалясь, не делая выводов и не надеясь никогда ни на что?!
А если же это и не так, то, право, какая разница?
Долго я думал, не мог решить, надо ли писать предисловие. Не надо ли его, наоборот, не писать?
И мучился я. Или не мучился. Наоборот, мужался, жил, решил, что надо. Вылетит — не поймаешь.
Что бы хотел я ещё, если, конечно, допустить, что в моём положении ещё позволительно чего-то хотеть? Я хотеть, очень хотеть извиниться за что-нибудь, но только не могу точно сформулировать за что. Не хотел никого обидеть ни тогда, ни тем паче сейчас.
Ещё хотеть мне желать. Желать того, чем самого как-то в течение жизни постепенно, крайне не торопясь, наградила Природа: желаю всем вам, дорогие читатели, отличного настроения и… никаких надежд!..
Так спасёмся…
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Поскакал он через лесок голубой в свой домик родной, но кое-чего не учёл.
Сколь ни прочно сидела в заднице пробка, сперма кащеева нашла-таки из положения выход. Да и как его не найти! Впиталась она в стенки ануса и очутилась в царевичевой крови…
Иными словами, скакал, скакал царевич Иван, а до дому добрался не он, не Елена даже добралась, а Божественный Андрогин. Имя ему Ивлен.
Стал он жить-поживать, да добра наживать. Об этом и речь пойдёт.
Вчера ездили с Катей Живовой (фамилия её странным образом совпадает с фамилией вовиной бывшей жены, а Вова — это басист Другого оркестра) на концерт группы «Аукцыон», проходивший в Зеленограде.
Удивительную девочку Лену встретили там. Лена эта — как бы девушка одного катиного знакомого Серёжи, который учится на пятом курсе текстильного института, но почему-то хочет заниматься журналистикой. На этой почве они и сошлись с Катей. Лена же — юная, милая, нежная, умная и добрая. Такое, знаете ли, чудо.
Вот едем мы в электричке: я, Катя, Рита (о которой вы уже здесь читали) и Парфёнов (эти двое с радио «Ракурс») и два котёнка (Серёжа и Лена).
Лена замечательная. Интересно так же то, что запись Другого Оркестра появилась у неё ещё до знакомства со мной. Как всё похоже. Просто пиздец! Хочу, чтобы было так, как должно быть! А как должно быть — известно…
Я надеюсь, что история (с Леной) поимеет некоторое продолжение прежде, чем я закончу «Псевдо». Хочется надеяться. Если что-то будет происходить, незамедлительно сообщу.
Если Лена станет моей женой (а я думаю, что так тому и быть) для неё будет весьма забавным чтение этих строк. В самом деле, представим себе, что Лена — моя жена и уже давно. Значит, мне ничто не мешает обратиться к ней, как к той, кем она ещё не является, но в одном из вариантов судьбы это уже существует…
Леночка, любимая моя девочка! Я очень, очень люблю тебя! Маленькая… Маленькое мое сокровище!..
История должна повториться ещё раз, ибо тогда это будет всем известное дважды. История должна повторяться, чтобы не нарушать законов. Без законов весело, но тяжко и больно. Я пробовал. А так, когда история повторяется положенное число раз — больно (поскольку уже не в первый, но так же, как раньше), но не тяжко (по той же причине).
Продолжу потом, потому что сейчас станция метро «Нагатинская», и я выхожу…
Вот опять урок. У детей контрольная работа. Надо сказать, что во всём есть свои преимущества.
Так, например, хотя на уроках у меня недостаточно свободна голова (что вполне естественно), но зато я пишу за столом, что очень, надо сказать, удобно.
Забывчивые дети заставили меня вырвать целых два листочка из тетрадки, где живет мой маленький «Псевдо». Ещё один я вырвал, чтобы записать вопросы контрольной работы.
Как всегда случайности сокращают жизнь повсеместно. Как людям, так и романам. Тем более таким людям, как я, и таким романам, как «Псевдо». Как я и мой лучший друг «Псевдо».
Вчера я сочинил сразу три вещички. Небывалый улов. Одна из них называется «Юмореска», а названия двум другим я придумал только что, когда курил в туалетной комнате. Они будут называться «Одно и то же» и «Прекрасная Ляля», она же — «Прекрасная ля-ля».
«Я не выспался. У меня рябит в глазах», — апостол Павел сказал. «Я чувствую себя хорошо», — апостол Иисус сказал. Тут его и распяли.
Хуйня. Надоело. Не пишется что-то. Хочу опять сегодня на «Аукцыон». Постараюсь взять с собой Гавронского. Должен же человек, который так любит эту музыку, хоть раз попасть на живой концерт!..
На удивительном автобусе поехали мы в лес. Поехали собирать, собирать священную поросль. Поросль молодую. Чтобы привезти домой, посадить в горшок и вырастить.
Комиссар, по ночам эта поросль уже начинает светиться. Смотри мне в глаза!
Мешают, мешают мне обнародовать все этапы моего духовного роста, судьбы. Почему? Не хотят, чтоб я был известен? Почему? Ведь этого не миновать. Явление такого масштаба, как я, не может, никак не может остаться незамеченным. Не должно быть иначе! Совсем обидно тогда. Хотя нет, совсем не обидно. Нет, так нет. Всё равно. Какая разница.
Развивается Дух Человеческий так, развивается сяк. Апостолы говорят, молчат, закладывают всевозможные храмы. И всё слова да слова. Я когда-нибудь в них утону. Силы уже и сейчас почти оставляют. Берега не видать, а мы всё плывём, подхлёстываемые мыслью, что до другого быть может уже несколько ближе, чем до покинутого.
Точка отплытия, преплытия точка. Дождик. Дождики, дождинки, снежинки. Кого любить, кого жаловать, кого жалеть, а кого и разжаловать. Уровень внутренней проблемы, наконец.
Ей богу, теперь я правда делаю то, что хочу! Ей Богу, ей-ей, гой-еси. Весна пришла…
Пришла, небрежно чмокнула в хуй, как будто женаты лет десять. Что теперь? Как? Что? Что надлежит поделывать мне теперь, рыженькой горемыке?
Бедная, бедная Добридень… Серёжа твой полный мудак. Иногда я его ненавижу. Он мне друг, и я для него многое сделать могу (как и он, пожалуй). Но сука он страшная! Неделикатный, невоспитанный, нахальный, самовлюблённый, (что бы он там ни говорил) и не добрый. А амбиций у него побольше, чем у всех, кого я знаю, вместе взятых. Опять-таки, что бы он там ни говорил.
Мои амбиции направлены на сферу, которая, возможно, вообще реально не существует, а у него всё на самом деле. Ненавижу всех тех, кто твёрдо стоит на ногах. Шеф — лгун. А с милой доброй Добридень не можно поступать, как с бирюлевскими пёздами. Ужели это непонятно?!
Ах, простите меня все опять и опять! Прости Шефушка, прости Ирочка, которая так тебя любит, говнюка эдакого, простите! Сам не знаю, что для меня важно в каждую секундочку новую. Гимназистик я.
А о девке моей площадной ничего не слыхать много лет. Где ты, Ленушка, Алёнушка, Милушка, Оксаночка?
Одна Катя известно где, но там все изначально было не так, хоть в первое время я и охуел с непривычки. А потом всё стало так просто…
А тебя, псевдогениальная Абазиева, мне искренне и оченно жаль. Всё-таки дура ты редкая или такая, как я: никому ненужная на хуй, талантливая и очень несчастная. Даром, что гомик Семён мне руку пожал. Даром.
Теодоров Роман имел сына Антошку. Этого самого Антошку мне вздумалось как-то покатать на милином велосипеде. Дай, думаю, доставлю радость ребенку. А он, пятилетняя бедняжка, возьми, да и сунь свою лапку в колёсные спицы. Оры, крики — хорошо, хоть нога осталась цела.
А ещё Теодоров учил Милу стрелять из своего револьвера. Учил в том самом лесу, из которого мы с моим тестем (в интерпретации тёщи — Гришечкой) спиздили три толстых бревна для внешней отделки колодца.
Им (тестю и тёще) повезло. Грунтовые воды у них на участке протекали на глубине всего лишь двух метров, и земля была мягкая, а всё-таки не песок.
На этом самом дачном участке, близ города Бронницы, я замыслил смастерить себе электрогитару. Не вышло, но процесс был приятен. Гриф получился гладкий и очень красивый. (Опять звучит сорок седьмой номер из «Страстей по Матфею». Попса, конечно, но, во-первых, дети, и им полезно, а во-вторых, я не знаю музыки лучше.)
Вот так. Живет себе такой человек Скворцов. То делает, этим увлекается, такую-то любил, кого-то там хочет, чего-то добьётся, чего-то нет, всенепременно умрет. Вот тебе и Лакримоза.
Надо сказать, что с точки зрения пресловутой вечности «Реквием» Анны Андревны — полное и сраное говно, да простит она грешному мне.
А потом я сидел на этой даче мудацкой, издавал разные звуки на баяне, найденном чуть ли не на чердаке, а с Милой мы были в ссоре.
Сижу себе, играю. С грехом (как всегда) пополам подобрал на незнакомом до сей поры инструменте «Пусть бегут неуклюже…» Вдруг открывается, или даже правильнее сказать, распахивается, дверь, и вбегает весёлая Мила. «…Ты — моя Гава с сумкой!» — апостол Мила говорит, и мы с ней уходим гулять и целоваться в лесу. Вечером обязательно будем трахаться… Потому что супруги.
Непонятно одно; зачем теперь так открещиваться от всего, что было? Ну, полюбила другого, ну вышла за него замуж, ну родила ребёнка от него — и что теперь?! Что я, совсем говно теперь? Отчего?
