Путь наверх

– Это правда. Помоему, я тебя все время любила, потому что, даже когда я думала о том, какой ты гадкий, я уж очень много времени уделяла этим мыслям. К тому же я дружила с Джеком, и это так все путало.

– Ты была влюблена в Джека?

– По-настоящему – нет. Я давно его знаю, и он нравится маме. Он такой степенный и уравновешенный.

– А я тоже степенный и уравновешенный?

Она опустила глаза.

– Когда я смотрю на тебя, у меня дух захватывает,- сказала она.- Я никогда прежде не испытывала ничего подобного.

– И я тоже. Знаешь, я сотни раз проклинал тебя: даже наедине ты держалась со мной всегда так холодно и отчужденно, была такой недотрогой. И я уже поставил на этом крест: мне казалось, что мое чувство безнадежно.

– Бог мой! А ты сгорал от подавленного желания, как пишут в романах?

– Сгорал.

– Но ты даже не пытался поцеловать меня.

– К чему? Всегда можно сказать, хочет женщина, чтобы ее поцеловали, или нет.

– Ты не любишь получать отказ? Правда, Джо?

Ее неожиданная проницательность немного смутила меня.

– Да. Я буду с тобой честным до конца: для меня это невыносимо. Да и ты на моем месте испытывала бы то же самое.

– А почему для тебя это труднее, чем для меня?

Я почувствовал, как во мне поднимается злость. Ей хорошо говорить, ее жизнь баловала: ей не приходилось спать в нетопленой каморке, есть в душной общей комнате под вопли радио; не приходилось думать об экзаменах или о том, как достать работу, или где добыть денег на новый костюм; даже ее трогательная манера по-детски присюсюкивать была роскошью, которую не могли позволить себе девушки из рабочей среды. Мне хотелось выкрикнуть все это ей в лицо, но она бы не поняла, и потом при ней я не мог быть самим собой. Я чувствовал, что у нее сложился определенный образ Джо Лэмптона и я во всем должен следовать ему.

Жалость «к себе и сознание классовых различий не вязались с этим образом. Вот Элис это понимала, хоть и всячески издевалась над моим глупым самолюбием. Правда, Элис обладала достаточным житейским опытом и знала, что человек – существо ложное, знала, что надо принимать меня таким, каков я есть, а не требовать от меня качеств, которые ей нравятся. Но ведь и я тоже видел в Сьюзен не прото Сьюзен, а девушку категории № 1, дочь фабриканта, с чьей помощью я могу проникнуть в волшебную пещеру Аладина, где скрыто все, что манит меня в жизни; она же видела во мне идеального возлюбленного и человека, с которым приятно проводить время,- страстного и нежного, загадочного и бесконечно мудрого.

Возможно, Сьюзен приняла бы меня со всеми моими недостатками, потому что она была по уши в меня влюблена,- больше того, возможно, если бы я повел себя не так, как ей нравилось, это помогло бы мне еще больше подчинить ее себе. Но рисковать я не мог.

– Я очень застенчив,- сказал я.- Я знаю, это звучит смешно, но я не верил, что могу понравиться настолько, чтобы девушка разрешила мне поцеловать себя.- Я взял ее за руку.- Я знаю, детка, это звучит смешно, но что поделаешь. И потом… возможно, я немножко тщеславен. Мужская самоуверенность… С одной стороны, мне кажется, что я самый некрасивый человек на свете, а с другой – что я совершенно замечательный. Такой замечательный, что не могу получить отказ.- Я немножко отодвинулся от нее и закурил сигарету.- О господи, до чего же я сам себе противен! Боюсь, что ты связалась с очень странным субъектом.

Я говорил, а ощущение у меня было такое, что я повторяю чьи-то чужие слова, не имеющие ко мне никакого отношения. Да они и в самом деле не имели ко мне никакого отношения: хоть я испытывал большую нежность к Сьюзен – она была доверчива, словно ребенок,- думал я прежде всего о том, как успешнее провести давно задуманную операцию.

– Какие красивые у тебя руки,- сказала Сьюзен, целуя меня в ладонь.- Широкие и сильные.

– И очень гадкие. Когда Сьюзен рядом, они так и норовят забраться куда не следует.

– У-у, какой гадкий Джо! И руки тоже гадкие.. Только очень теплые, теплые, как свежие булочки. Какой же ты чудесный, самый чудесный челрвек на земле! И совсем не странный! Совсем как все остальные мужчины.

– Ну, положим, они не такие.

– Ах ты, глупыш! Конечно, такие. Вот видишь, теперь я чувствую себя очень старой и умудренной опытом.

Ее руки были холодны, как лед.

– Надо уходить,- сказал я.- Ты совсем замерзла.

– Нисколечко не замерзла,- возразила она.- Мне никогда не бывает холодно с Джориком.

– Какая ты милая, Сьюзен,- сказал я.- Я постараюсь, чтоб тебе всегда было тепло.

Но ведь сейчас не лето.

– А мне все-таки ничуть не холодно!

– Не спорь. Не то я поколочу тебя.

– Это будет только приятно.

Я подал ей руку, помогая подняться. Она встала на цыпочки и прижалась щекою к моей щеке.

– Джо, ты правда любишь меня?

– Ты знаешь, что да.

– А сильно?

– На сто тысяч фунтов,- сказал я.- На сто тысяч фунтов.

17

Хойлейк улыбнулся ослепительной улыбкой, обнаживщей все его вставные зубы.

– Присаживайтесь, Джо. Сигарету?

Легкая тревога, которую я ощущал, пока шел к нему в кабинет, исчезла: он явно ничего не пронюхал насчег меня и Элис. А я немного опасался этого: ведь муниципальные чиновники не могут вести себя в свободное время, как им заблагорассудится. Над ними всегда довлеет тень ратуши. Мне приходилось слышать о женатых людях, которым было предложено либо прекратить связь, либо подать в отставку. Однако я не верил, что сегодня со мной может произойти что-то неприятное: я был счастлив, удача, казалось, шла за мной по пятам, как большой добрый пес. Я уже целый месяц встречался с Сьюзен, и воспоминание о том, что произошло вчера вечером, когда мы «сидели с детьми» у Сторов, все еще приятно щекотало мои чувства,- мир, который дарит такие радости, рассуждал я, не может быть ко мне жесток.

– Ужасная погода,- сказал я.

Хойлейк перестал чертить на промокашке и взглянул в окно. Шум дождя наполнял комнату, разрезая тишину пульсирующим ритмом.

– Эта долина – настоящая ловушка для туч,- заметил он и принялся перекладывать бумаги на столе несколько нерешительно, но с таким сосредоточенным видом, словно они могли сказать все за него, если правильно их расположить.- Вы очень быстро освоились с работой,- заметил он.

– Благодарю вас, сэр.

– Вы ведь уже полгода у нас работаете, не так ли?

– Совершенно верно,- подтвердил я, недоумевая, куда он клонит.

Вошла Джун с чашкой чая в руках.

– А, вот и чай!-сказал Хойлейк.- Принесите, пожалуйста, и мистеру Лэмптону чашечку.- Он отхлебнул чай с таким видом, точно пробовал что-то невероятно горькое. Джун тотчас вернулась, неся на этот раз мою собственную чашку вустерского фарфора, синюю с белым.- Очень красивая чашка,- заметил он.- Джун, видимо, к вам особо благоволит.

– Нет, просто это моя чашка.

– Вот как? Да вы сибарит!- Он потушил сигарету и закурил новую.- Ну-с,- начал он, откашлявшись,- сейчас, Джо, я расскажу вам немножко о себе. Я родился в Уорли и прожил здесь всю жизнь. Как и вся моя семья. Я женился на местной девушке и, должен сказать, не жалею об этом. Я знаю Уорли как свои пять пальцев. Даже гораздо лучше, потому что свои пальцы я совсем не знаю. И я знаю всех муниципальных советников. Особенно советника Брауна. Мы с ним вместе ходили в школу.

Он помолчал. Туман у меня в мозгу внезапно рассеялся, и сердце неприятно заколотилось.

– Вы на редкость хорошо себя здесь зарекомендовали, Джо. И я рад видеть, что вы совершенствуетесь в своих познаниях и сможете достичь в жизни еще большего. У нас ведь достаточно возможностей для продвижения. Люди редко задерживаются надолго в Уорли. Они переселяются в более крупные города. Там больше платят, но и жизнь там стоит дороже, так что человеку приходится делать выбор: либо жить в каком-нибудь грязном переулке, либо в фешенебельном предместье. Здесь, наоборот, жизнь куда приятнее: можно иметь квартиру в двух щагах от работы, а впечатление такое, точно ты в деревне. Вам ведь нравится здесь?