Путь наверх

– А вы, однако, долгонько пробыли у фюрера,- заметил Тедди Сомс, когда я вернулся.- Не очень распекал?

– Совсем наоборот,- сказал я.- Беседа протекала в самой сердечной атмосфере.- Я зевнул: мною овладела вдруг такая усталость, что, казалось, я мог бы заснуть прямо на полу.

– Ну, бросьте!-сказал он.- Не затем же он держал вас целых двадцать пять минут, чтобы вести дружескую беседу. Я не всегда верю вам, Джозеф. О чем же вы всетаки говорили?

– О женщинах,- сказал я.

18

Вечером по дороге домой я зашел в аптеку, чтобы купить лезвия для бритья. Хозяин, высокий сухопарый человек с лицом сердитого старшего сержанта, беседовал о политике с покупателем – толстяком, похожим на торговца шерстью. Аптекарь знал, что я работаю в муниципалитете, и, здороваясь, назвал меня по фамилии. (Он знал фамилии почти всех своих покупателей, чем в известной мере объяснялось его преуспеяние.) – Добрый вечер, мистер Лэмптон! В каком положении городские финансы?

– Мы вполне кредитоспособны,- сказал я.

– Чего нельзя сказать обо всей стране,- мрачно буркнул толстяк.

– Что верно, то верно, Том.- Лицо аптекаря побагровело от гнева.- На все введены карточки и лимиты, ни одно обещание не выполнено. Можно подумать, что они нарочно все делают, чтобы разорить предпринимателей. Куда делась наша свобода?

Уинни был прав: мы живем под пятой гестапо.

Помощник аптекаря кончил завязывать большой пакет для толстяка.

– Вы совершенно правы, мистер Роббинс,- сказал он.- А посмотрите на подоходный налог…

Это был крупный сорокалетний мужчина, почти с меня ростом. Я вспомнил, как однажды он сказал мне, что работает у Роббинса уже двадцать лет. Он явно принадлежал к числу тех, не имеющих специальности, простаков, которым приходится выполнять всю черную работу, причем в самые неурочные часы. На бледном лице его застыла вечная улыбка; привычка к покорности ссутулила широкие сильные плечи.

– Вы правы, мистер Роббинс,- повторил он.- Совершенно правы.- Он улыбнулся еще шире и кивнул в подтверждение своих слов. Но хозяин и покупатель будто не слышали его, хотя стояли совсем рядом.

Я вышел из магазина с весьма неприятным чувством. И как только он терпит все это?

Он продал себя, а за какую цену? Фунтов семь в неделю, и никакой уверенности в завтрашнем дне: он полностью зависит от хозяина, а хозяин этот невежествен, груб и мелочен. Тут я вспомнил о своей беседе с Хойлейком и подумал, что,собственно, между мной и помощником аптекаря нет особой разницы. Да, конечно, я получаю больше, у меня лучшие условия труда и больше гарантий на будущее, но в основном положение наше почти одинаково. Мой хозяин лучше воспитан, чем Роббикс, и имеет надо мной меньше власти, но все же он остается моим хозяином. Просго моя цена чуть выше – вот и все.

Дождь продолжал лить; я направился к остановке и сел в автобус. Внутри пахло мокрой одеждой и табачным перегаром; все места были заняты. Я прошел вперед и так углубился в свои мысли, что, только когда мы уже подъехали к Орлиному шоссе, заметил, как далеко от выхода я стою. С трудом протискавшись, я наконец выбрался из автобуса – пальто мое было помято, я тяжело дышал. Подняв воротник и придерживая шляпу, я шел навстречу дождю и ветру, как вдруг увидел «остин» Боба Стора, заворачивавший за угол на шоссе Сент-Клэр.

После чая я позвонил ему.

– Ну как насчет завтра? Приходить к вам, Боб?

– Не знаю… Подождите минутку, Джо.- По его тону ничего нельзя было понять.

– На прошлой неделе вы же сами просили прийти.

– Да, конечно. Сейчас спрошу у Евы.

Я ждал. Сердце у меня бешено колотилось от злости: я уже знал, что услышу.

– Мне очень жаль, старина,- сказал Боб,- но Ева пригласила на завтра кое-кого из друзей. Между нами говоря, по чисто деловым соображениям. Она начиталась статей о том, как помочь мужу сделать карьеру. Я лично с удовольствием ушел бы куда-нибудь: эти люди до того скучны, просто сил нет. Но что с ней поделаешь? Как-нибудь в другой раз, хорошо? И во всяком случае, теперь с каждым днем становится все теплее.- Он засмеялся, как мне показалось, злорадно.- Передайте привет Сью,- сказал он.- Ева тоже ей кланяется. Извините, если мы расстроили ваши планы, Джо.

– Ничего страшного,- сказал я.- У меня, собственно, не было никаких планов.

– Когда я был помоложе, я ездил в «Каприз». Там никого никогда не бывает. А если кто и зайдет, то можно не опасаться: они вам мешать не станут.- Он снова рассмеялся.- Все-таки чертовски трудно приходится пылкой молодежи в холодном климате.

– Верно,- сказал я.- Что верно, то верно! Ну что же, Боб, возвращаюсь к радостям экономической науки. До свидания.

Я положил трубку на рычаг и подошел к окну. Улица блестела от дождя. В комнате было тихо. Томпсоны ушли в театр и должны были вернуться поздно вечером. В камине ярко горел огонь, и дрова распространяли легкий приятный аромат – совсем как в тот день, когда я впервые вошел в эту комнату. Тишина сместила мое представление о времени, как слова команды, вдруг раздающиеся в наушниках летчика: я вынужден был схватить газету, чтобы удостовериться, что сегодня – это сегодня, а не вчера. Мне же казалось, что вернулся вчерашний день и что мне предстоит еще раз пережить разговор с Хойлейком и эту беседу с Бобом по телефону.

Я закурил сигарету и взял «Экономику» Бенхэма. Прочитав с полглавы, я остановился. Я не понял ни единого слова, а все потому, что сам я получил недавно недурной урок по экономике. Рассмотрим для начала, кто же такой Джозеф Лэмптон. Родился в январе 1921 года в Дафтоне. Отец – Джон Лэмптон, профессия – мастер. Окончил дафтонскую среднюю школу. 1937 год – младший клерк в казначействе Дафтона. 1940 год – сержант-наблюдатель. 1943-1945 годы – лагерь для военнопленных № 1000, Бавария. В настоящее время – бухгалтер в муниципалитете города Уорли. Жалованье – по второй категории. Накопленный капитал – 800 фунтов: военное жалованье, пособие по демобилизации и страховая премия за родителей. Перспективы на будущее – со временем может стать казначеем в Уорли. Скажем, если ему очень повезет, может к сорока годам добиться жалованья в тысячу фунтов в год. Конечно, Лэмптон взобрался очень высоко, принимая во внимание, с чего он начал, но, по нашему глубокому убеждению, он не обладает такими способностями, которые позволили бы ему преуспеть в нашем понимании этого слова. Он выходец не из той среды, у него нет должного умения вести себя, должного воспитания,- словом, он вульгарен и не обладает талантами, которые позволили бы забыть об этом его недостатке.

К нашему великому удивлению и ужасу, мы узнали, что Лэмптон тайно встречается с молодой особой, принадлежащей к категории № 2. Молодая девушка, о которой идет речь,- натура страстная и порывистая, и ей не хватает жизненного опыта, чтобы с достаточной твердостью противостоять человеку типа Лэмптона, а потому наше вмешательство становится необходимым.

Непреодолимая пропасть, отделяющая категорию № 8 (это еще в лучшем случае!) от категории № 2 (а может быть, даже № 1), уже сама по себе является достаточным основанием для того, чтобы немедленно положить конец этим отношениям. Но для этого есть и более веская причина: существование Джона Александра Уэйлса. Он примерно ровесник Лэмптона, но обладает всеми теми достоинствами, которых так явно не хватает его сопернику. В настоящее время он заканчивает свое обучение в Кембридже, приобретая не только специальные знания, которые позволят ему в конечном счете занять пост директора Объединенных предприятий Уэйлса, но и необходимый лоск, привычку приказывать, манеру держаться со спокойной уверенностью и превосходством, каковые являются неотъемлемой принадлежностью (не будем бояться этого слова) настоящего джентльмена.

Для того чтобы составить себе достаточно ясное представление о характере этих двух молодых людей, рассмотрим их поведение во время второй мировой войны.