Рабы «Microsoft»

• пластмассовый мостик «Энтерпрайз» [84] и сувенирная модель корабля

• йо-йо к сериалу «Глубокий космос-9» [85] (Мы еще не прониклись этим продолжением, так что игрушка лежит на журнальном столике)

Из услышанного: «Мак-юзер [86] дал ей четыре с половиной мыши!»

Мама зажарила на ужин индейку, надела нитку жемчуга и стала старательно изображать «маму из телевизора». Мы уселись за стол в «официальной» столовой. По традиции Рождество в нашем доме торжественное, но мы столько времени проводим вместе, что все было как обычно. Мы говорили о «маках» и софте для них.

На заднем фоне по телевизору шел повтор «Колеса фортуны». Раздалось громкое «динь-динь-дмнь!»

— Что это за звук? — спросила мама.

Сьюзен объяснила:

— Кто-то купил гласную.

И тут — вот это СЮРПРИЗ! — явился Эйб! Как в диснеевском фильме, посреди праздничного ужина, в белом авто (взял напрокат), доверху набитом продукцией Sony и бутылками. В коробке с внушительным бантом оказался шредер для Бага (Баг даже носом зашмыгал от благодарности: «Это лучший подарок в моей жизни!»). Остаток дня Баг сворачивал бомбочки из измельченных газет и бумаги, а потом сжигал их в камине. «Лабиринт» избавился от нескольких слоев гнездового материала, накопившегося за месяцы, и выглядит вполне презентабельно.

После ужина мы силком усадили Эйба в микроавтобус и поехали в круглосуточный за подарками. Мы накупили ему журналов, чизбургеров для микроволновки, арахисового драже и бечевки. Я наконец понял, как Эйб мне симпатичен. Интересно, повлиял ли на это мой отъезд из группового дома? Мне кажется, электронная переписка сблизила нас больше, чем любой личный контакт. Ирония судьбы!

Я чуть было не смастерил для отца картонную табличку с надписью «готов работать менеджером за еду», но потом подумал, что я очень, очень плохой сын. А потом огорчился за всех, кому больше пятидесяти. Я представил, как они стоят на углу Камино-Реал и Ренгсторф-авеню с такими же табличками. А Майкл подарил моему папе классный набор инструментов. Заботливый, блин.

ВОСКРЕСЕНЬЕ

26 декабря 1993 г

Все разъехались по родным.

Мы с Карлой решили посетить Syntex, место рождения противозачаточной таблетки. Если спуститься до Хиллвью-авеню, виден пустой технологический комплекс, напоминающий фантастику семидесятых, вроде «Штамма „Андромеда“». [87]

Мы посидели в заросшем травой амфитеатре под голыми березами, полюбовались садом скульптур и сделали вид, что мы Сьюзен Дей и Бобби Шерман [88] на свидании. Мы словно провалились в искривленное культурное пространство, в беззаботную телевизионную жизнь другой эпохи.

Между прочим, именно в лабораториях Syntex место работы стало «кампусом». До появления калифорнийских «научных парков» максимум, что корпорация давала сотрудникам, так это жилье, машину, возможно, медицинское обслуживание и скидки на бакалею. В семидесятых годах корпорации открыли душевые для любителей бегать трусцой в обеденный перерыв и расставили скульптуры для успокоения трудящейся души. Активный гуманизм — или первая полномасштабная интеграция корпоративного мира с частной жизнью. В восьмидесятых эта интеграция вылилась в кампусы невиданных масштабов, как в Microsoft и Apple, где грань между работой и жизнью практически стерлась. Отдай нам свою жизнь, а то не пустим работать над классными проектами! В девяностых корпорации перестали нанимать людей. Люди превратились в корпорации. Такой финал был неизбежен.

Мы с Карлой гуляли по пустырю и чувствовали себя последней парой на Земле. Или Адамом и Евой.

Я рассказал Карле, что Итан не считает биотехнологию таким уж классным капиталовложением. Там все слишком ориентировано на рабочий день с девяти до пяти, сотрудники работают меньше, чем программисты, и по воскресеньям у них на стоянках никогда нет машин. Кстати, Итан так и не нашел ни одной биотехнологической фирмы, где работали бы в воскресенье. Говорит, как только найдет, вложит туда все деньги, расслабится и уйдет на покой. Правда, ему нечего вкладывать.

Карла сорвала несколько цветов мезембриантемума, или хрустальной травки — любимого растения в мире высоких технологий (оно очень быстро укрепляет склоны). Сказала, что благодаря своей неколючести этот цветок может считаться пластилиновой версией кактуса.

Мы решили делать все, что в голову взбредет. Например, взять и заглянуть в институт у двести восьмидесятой трассы, где живет горилла Коко с котенком. [89] Карла рассказала, что за следующим холмом, на Пейдж-Милл-роуд, рядом с головным офисом корпорации Interval Research, [90] был изобретен никотиновый пластырь. Живая история!..

Карла предложила заглянуть к ним на кампус.

— Если Syntex — семидесятые годы, Apple — восьмидесятые, то Interval — девяностые.

Головной офис Interval Research оказался похож на номер для молодоженов в гостинице среднего класса на Мауи в семьдесят шестом году. Правда, немного запущенный. Между корпусами поблескивали крошечные лагуны, как в сериале «Остров Гиллигана», [91] в вестибюле пахло чем-то стоматологическим или медицинским («Это здесь сдают мочу на анализ?»).

На стоянке были МАШИНЫ (что очень важно). Даже в воскресенье после Рождества.

Карла сказала, что здесь работает Лора, ее знакомая. Оказалось, что Лора на месте. Мы постучали к ней в окно с видом на лагуну в центральном дворе. Лора вышла и провела нас в здание. У нее IQ все восемьсот, как у Карлы. Лора пригласила нас поиграть в пул. (Стол для пула в девяностые — то же самое, что придуманные в Xerox PARC кресла с пенопластовой крошкой — в семидесятые).

Interval Research — странное место. Никто толком не знает, чем здесь занимаются. Все очень секретно и как-то связано с нейросетями.

Люди проецируют на отсутствие информации про Interval свои страхи — или надежду. Как только скажешь Interval, жди взрыва эмоций. Interval — это «мозговой трест», основанный Полом Алленом из Microsoft, когда ему поставили смертельный диагноз. Вскоре Пол выздоровел.

Миссия Interval в том, чтобы создавать интеллектуальную собственность, а не разрабатывать продукты. (В Кремниевой долине это кощунство.) Если идея достаточно хороша, то, по слухам, их собственный рисковый инвестор в лице Пола Аллена платит по счетам. Неудивительно, что все им завидуют: представьте, что не надо ни из кого выбивать деньги на стартап! Интеллектуальная свобода!

Эйб за то, чтобы чистая наука не была коммерческой. Он говорит, что Interval — такие же непрактичные, как кролики в «Обитателях холмов». [92] Периодически мы вынуждены ему напоминать, что правительство ушло из Большой Науки и что кому-то надо вести теоретические исследования. Эйб неохотно соглашается.

Раньше Лора работала в Apple, в группе продвинутых технологий, но год назад уволилась.

— Сначала на теоретические исследования был срок окупаемости от трех до семи лет. То есть за это время после запуска проект должен был окупить затраченные на него средства. В начале девяностых срок окупаемости снизили до года. Какие тут «версии один-ноль»! А здесь дают от пяти до десяти лет, и это здорово.

Мы спросили, какая разница между Apple и Interval. Она ответила, что в Apple пытались изменить мир, а в Interval хотят повлиять на мир.

— У нас более тонкий подход, все это знают. Возьмите те же работы Бренды Лорел в области гендера и интеллекта. Честное слово, это рай — можно заниматься чистой математикой, теоретическими программами. Или, если надо, смотреть «Шоу Рики Лейк». [93]