Мария в поисках кита

— Ты имеешь в виду труп? — ВПЗР произносит слово «труп» с какой-то легкой, мечтательной ностальгией, как произнесла бы «Ты помнишь петушков на палочке из нашего детства?».

— Да. Его. И второго, который… который…

— Который не труп, а вполне себе живой человек? Кстати, ты заметила, что он был в куртке с капюшоном? — Она

ржет, как лошадь, вспомнив, очевидно, гипотетического островного принца, которого сама же мне и нагадала.

— Не вижу поводов для веселья, — вяло огрызаюсь я.

— Но и грустить особо не о чем. А то, о чем ты говоришь, произошло отнюдь не сегодня. Три-четыре дня назад, как минимум. И все это время мы совершенно спокойно засыпали и просыпались в добром здравии. Никто не покушался на наши жизни.

— Может, этот «никто» не знал о нашем прибытии. А теперь вот узнал, и…

— Не смеши меня, Ти! Остров слишком маленький, слишком. Просто крохотный. Любое прибытие, а уж тем более трехдневное пребывание на нем не осталось бы незамеченным.

— Но и о существовании того человека мы не подозревали.

— Не подозревали, потому что он прятался. А мы — не прятались.

В словах ВПЗР есть определенная логика. Которая не мешает мне вооружиться двумя ножами, взятыми из верхнего ящика кухонного стола.

— Не забудь про каминную кочергу, — издевательским тоном советует мне ВПЗР. — Тоже весьма эффективное оружие.

— Я учту.

Каминная кочерга и вправду может быть эффективной, и как только мне самой не пришла в голову такая простая мысль? В голове ВПЗР бродят совсем иные мысли:

— Ты занимаешься глупостями, Ти. Ведь ясно, что никто не собирается на нас нападать.

— С чего вы взяли?

— Нет, я просто поражаюсь! Как можно было, прожив рядом с хорошим… отличным писателем столько лет и основательно вникнув в его кухню, остаться такой тупой? Не заметить очевидного! Не определить жанр, в котором могут развиваться события?

— А при чем здесь жанр? Мы же не внутри книги…

— Ничто не мешает тебе представить себя внутри книги. Книги об острове, где произошло убийство неизвестно кого, неизвестно почему…

— Вы же не пишете детективов! — Наконец-то и у меня появилась возможность куснуть ВПЗР. — Вы давно их прокляли. И авантюрные романы заодно.

Все так и есть. Много лет назад ВПЗР зачистила территорию, выжгла напалмом литературную сельву, оставив нетронутыми лишь небольшое поселеньице «интеллектуальный квест» и деревушку «триллер-шарада». Это — весьма сомнительные населенные пункты, процент сумасшедших в них зашкаливает. А первая среди равных — сама ВПЗР. Едва ознакомившись с ее

потоком сознания, многие, — вполне здравые, — люди с негодованием отбрасывали книжку: в полной уверенности, что у автора не все в порядке с головой. До сих пор я не поддерживала мнение просвещенного и вменяемого большинства, но теперь… В свете ее интерпретации происходящего, как некоего литературного жанра, а тем более — сюжета, а тем более — книги…

Может быть, не так уж они не правы.

— …Считаешь меня сумасшедшей, Ти? — ВПЗР подмигивает мне.

— Считаю вас несколько… м-м… эксцентричной.

— Никакой эксцентрики. Ты опять неверно определяешь жанр…

— Да плевать мне на жанр! — не выдерживаю я. — Меня волнует только одно: как убраться отсюда, не подпалив задницу.

— Себе или другим?

— Себе.

— Так-то лучше. Будь точна в определениях, Ти. Тебе это очень поможет. Пока…

— Пока — что?

— Пока ты еще здесь..

Снова это чертово «пока»! ВПЗР издевается, определенно. И никакая она не сумасшедшая! Хитрая сволочь, экзекуторша — да, но не сумасшедшая.

— Нам нужно сообщить о трупе в полицию… И о пропаже с Талего остальных — тоже. Умышленное убийство — это вам не шуточки!

— Сообщай! — ВПЗР равнодушно пожимает плечами. — Вот прямо сейчас и телефонируй.

— Вы же знаете не хуже меня… Телефоны на острове не работают.

— Отправь голубиную почту.

— Мы можем выбраться отсюда на катере… Я видела катер за океанариумом.

— Ты умеешь водить катер?

— Не думаю, что это так уж сложно… Во всяком случае, мы могли хотя бы попытаться…

— Что ж, рискни. Не зная направления, не зная, как маневрировать и справляться с волнами… Или ты была Туром Хейердалом в прошлой жизни? Ты была Жак-Ивом Кусто? Если нет — прыгать в лодку безумие.

— Безумием было бы оставаться здесь. И потом… Средиземное море — не Тихий океан. Судоходство здесь довольно оживленное. В крайнем случае, меня подберут…

— Буду молиться за то, чтобы тебя подобрали прежде, чем ты пойдешь на корм рыбам. — ВПЗР корчит такую рожу, что сразу становится ясно: молиться она не будет ни при каких раскладах. Ни разу, ни хрена. — В любом случае, я не могу тебя удерживать здесь. Поезжай.

— А вы?

— А я останусь.

— С трупом?

— Будем реалистами: трупы еще никому не причиняли зла. Если, конечно, не восставали из могил и не превращались в зомби, как в дурацких фильмах бездарей-режиссеров.

К вэпэзээровскому донжуанскому списку Великих это не относится. Великие никогда не марали свои безупречные, лилейно-белые одежды о прах и сукровицу зомби, — ни камерный Бергман, ни эпический Бертолуччи, ни даже идиотический Зиди.

— А… живой?

— Живой — не опасен, — ВПЗР снова врубает на полную мощность свой проклятый «радийный» голос. И он снова дразнит меня, кривляясь и высовывая язык.

— Вы уверены в этом?

— Абсолютно, Ти. Он и сам боится.

— Нас?

— Нас в частности. Мы ведь — незнакомцы. Чужие, которые вторглись на его территорию.

— И что же делать?

— Познакомиться, только и всего.

У меня нет никакого желания встречаться с человеком в капюшоне. И уж тем более — знакомиться с ним. Единственное мое желание — уехать с Талего. Проблемой отъезда, а точнее — бегства, я намерена заняться с самого раннего утра.

Пусть только ночь пройдет побыстрее.

Прошедший же день следует обвести жирным черным овалом (ноу-хау из найденного блокнота). Или нет, ничего обводить не надо. Надо просто постараться забыть о нем — когда мы покинем остров. Покинем же мы его когда-нибудь!..

Хотя в этой ситуации я могу говорить лишь о себе, планы ВПЗР мне неизвестны.

Боюсь, что и сама ВПЗР мне неизвестна. До сих пор мне казалось, что я хорошо знаю ее и могу предугадать все ее возможные реакции. До сих пор она была капризной и вздорной, не способной принять самостоятельного решения и впадающей в ступор от любой, даже самой незначительной, бытовой неурядицы.

И она никогда не была храброй. Вернее, я никогда не задумывалась о храбрости в контексте ВПЗР. Так же, впрочем, как и о трусости. Просто не было повода задуматься. Это только ее книги распирает от событий, каждое из которых способно лишить рассудка среднестатистического обывателя. Но в реальной жизни самой ВПЗР мало что происходит. А если и происходило когда-нибудь — то задолго до меня. Ее многочисленные путешествия исполнены комфорта; у всех гостиниц, в которых она останавливается, не меньше четырех звезд. Все перелеты и переезды осуществляются только в салонах бизнес-класса. И она не попрется в злачный район незнакомого города, чтобы поднабраться так необходимых писателю впечатлений. Она ограничится просмотром изданной крохотным тиражом полулегальной брошюрки «The dark side of Pnom Penh» [28](Saigon, Paris, Amsterdam) — на такие брошюрки у нее нюх, и где только она их находит? Не иначе, как покупает у ночных портье!.. ВПЗР всегда была туристкой, но выдавала себя за путешественницу. Перемещающуюся в пространстве без всякой цели, только из любви к чистому искусству.

Найденный сегодня труп к «чистому искусству» не относится.

Он — самый настоящий. Реальный, а не придуманный ВПЗР. И он… м-м… не первой свежести, если можно так выразиться.