Aprositus (Ненайденный)

Андрей лежал связанным уже вечность. Так ему казалось. Он не помнил того, как он здесь оказался и отключение сознания объяснял каким-то наркотическим средством, которое без его ведома ввели ему в кровь. Уже оказавшись здесь, он несколько раз приходил в себя, затем снова терял сознание, но в итоге голова окончательно прояснилась, и он пришел в чувства. По ощущениям, он находился в этом помещении не более пяти-шести часов.

Челюсти сводило от того, что рот был занят большим тугим кляпом. Кляп мешал дышать и раскалился от горячего дыхания и тяжелой слюны. Больше всего хотелось пить. К счастью, всякий раз, когда Андрей издавал стон, его надзиратели реагировали и давали ему глоток воды. Рассмотреть их лица он не мог: на его глазах была плотная непрозрачная повязка. Скотчем за спиной в один узел были связаны руки и ноги. Запястья были прочно примотаны к лодыжкам, и Андрей лежал в положении пловца, прыгнувшего с трамплина в какой-то замысловатой неудобной фигуре. Как профессионал, Андрей не мог не отметить, что связали его такие же профессионалы, как он сам.

Главное открытие, которое сделал Андрей, заключалось в том, что он каким-то совершенно необъяснимым образом вернулся в цивилизацию. События последних дней не поддавались никаким разумным объяснениям и развивались с головокружительной быстротой. Все приключения на неведомом острове казались сном. Несколько часов назад он засыпал на козьей шкуре в первобытной пещере и вот сейчас его щека лежит на мягком ковролине, а нос чувствует запах кофе и стоящей где-то поблизости кожаной мебели. Непонятным оставалось только одно: почему цивилизация оказалась к нему настолько враждебной?

Больше всего ему не нравилось, что рядом не было Германа. Он не мог даже предположить, что с ним могло произойти. Любые попытки заговорить с надзирателями заканчивались кляпом во рту.

В последние часы у Андрея работали только уши и нос. Глаза не видели ничего. Прежде всего, он определил, что находится на каком-то плавучем средстве. Судя тому, как оно покачивалось на волнах, размеры плавучего средства были невелики.

«Большой корабль – вряд ли. Яхта или катер, – рассуждал сам с собой Андрей. – Судя по запаху кожи и ковролину – не из дешевых.»

Кроме того, Андрей периодически слышал звук клавиатуры компьютера и знакомый ещё со времен работы в спецслужбах писк радара и зуммер военного спутникового телефона. Вывод был однозначный: плавсредство оборудовано всей современной техникой и, скорее всего, принадлежит военным.

«Теоретически, испанцы могли поднять армию на поиски останков затонувшего самолёта, – не переставал анализировать Андрей. – И наверняка это сделали. Но если они сюда пришли, чтобы нас спасти, зачём все эти связанные руки и залепленные глаза и рот?»

Кроме всего прочего, Андрей определил, что его тюремщиков трое. Он ясно различал их всех по голосам. Один из них говорил по-английски и был у них явно главным. Именно он с кем-то связывался по спутниковой связи, и именно ему затем звонили в ответ. Двое других говорили либо по-испански, либо по-английски, но с жутким акцентом. При всёх своих никудышных способностях к языкам, Андрей мог отличить английский от любого другого иностранного языка и даже мог завернуть что-нибудь вроде «ху из он дьюти тудэй» и «Лондон из зе кэпитол оф Грейт Бритн» – остатки его бездарной школьной программы. Ну, а учитывая то, сколько раз он в последние годы бывал в Испании, испанский язык тоже был у него на слуху. Как оказалось, понимал он много больше, чем думал.

– Объясните, в чём дело? Кто вы такие? – пытался он несколько раз по-английски докричаться до своих охранников в паузы между глотками воды, но в ответ вновь получал склизкий кляп и меньшую порцию воды в следующий раз.

В эти последние минуты пребывания на плавсредстве он стал свидетелем того, как какое-то внешнее событие нарушило спокойствие его тюремщиков. Очень хотелось верить, что нарушитель спокойствия – это Герман и что он старается Андрея освободить. Однако пока это оставалось загадкой. Один за другим из помещения, в котором он находился, поспешно исчезли двое, оставив с Андреем самого молчаливого из троих.

Когда-то в спецшколе, работая со своей группой, Андрей любил повторять такую фразу: «Иногда судьба даёт человеку один единственный шанс исправить ситуацию в свою пользу. И этот шанс упускать нельзя!» Видимо, в его теперешней ситуации пришла пора претворить свой собственный девиз в жизнь. План спасения созрел сам собой.

Подождав, пока наверху затихнут шаги, а его охранник успокоится и усядется на прежнее место, Андрей застонал, сделав вид, что пришел в себя. Поскольку никаких звуков, кроме стонов и мычания он издавать не мог, он начал недвусмысленно двигать ногами и ворочаться, давая охраннику понять, что ему понадобилось в туалет. Тем более, что в туалет Андрей ещё ни разу не просился.

Кляп был рывком выдернут из его рта.

– Тойлет! – просипел Андрей, не узнав собственного голоса. – Ай ниид тойлет.

Мгновение, подумав, невидимый противник поднял его с пола на колени. Встать на ноги Андрей не мог, потому что лодыжки были примотаны к запястьям. Узел охранник разрезать не стал. Не снял он и повязку, закрывающую Андрею глаза. Охранник подтолкнул Андрея в спину, и, держа его за плечо, направил по нужному пути к туалету.

Сейчас оставалось ждать, что произойдет дальше. Андрею нужна была всего одна ошибка, хотя бы одно необдуманное движение или действие охранника. Андрей не знал, с кем имеет дело – с профессионалом или любителем, поэтому решил терпеливо ждать. Следующий шаг его конвоира должен был прояснить ситуацию и послужить сигналом к действию.

По правилам содержания пленных, в подобной ситуации профессиональный конвоир должен был создать пленному условия для справления собственных физических нужд без предоставления ему свободы. Он знал, что у любого охранника-любителя с этим всегда возникали проблемы: либо психологический барьер перед вторжением в интимность постороннего человека, либо чувство брезгливости. Ведь любому мужчине сложно даже представить, что он расстёгивает брюки другому и проделывает последующие необходимые манипуляции. У профессионального охранника подобных комплексов быть не должно.

Расчёт Андрея оказался точным. Андрей чувствовал, что его конвоир действительно был в замешательстве, соображая, что ему следует сделать. По всей видимости, помогать Андрею ему не хотелось. В конце концов, в охраннике всё-таки возобладал мужчина.

«Так я и думал – любитель», – пронеслось у Андрея в голове. Мышцы напряглись. Он был собран и готов к действию, подобно пуле, досланной в ствол пистолета.

Вначале он почувствовал усилие на запястьях: охранник перерезал скотч на его левой руке. Затем, одновременно с тем, как онемевшая рука обрела свободу, к сонной артерии прикоснулось холодное лезвие ножа. Видимо, охраннику казалось, что он нашел компромисс: сделать свободной одну руку пленника, но не снимать с глаз повязку. В этой ситуации пленник мог справить нужду без посторонней помощи. Будь перед охранником кто-то другой, возможно, так бы всё и произошло. Натренированному для таких ситуаций Андрею потребовались два движения, чтобы нейтрализовать своего конвоира.

Освободившаяся рука молниеносно взлетела вверх, ударяя охранника в челюсть и отбросив его голову назад. Одновременно Андреев затылок пронзил солнечное сплетение конвоира. Охранник отлетел от пленника, сложившись пополам и мгновенно потеряв сознание. За спиной Андрей больше не слышал ни звука.

«Рэмбо канарский, – снисходительно резюмировал Андрей и свободной рукой сорвал с глаз повязку. – В свою команду я бы тебя не взял».

За его спиной неподвижно лежал конвоир. Одеждой он ничем не отличался от прочих гуанче, которых Андрей видел на острове, разве что ногти у него были аккуратно подстрижены, и он был причёсан. Он был невысокого роста, довольно щуплый и по виду походил на типичного испанца. Проверив его артерию, Андрей убедился, что охранник жив.

«К чему только весь этот маскарад с нарядами гуанче?» – в голову снова закралась мысль о съёмках кино.