Личное дело игрока Рубашова

— Рубашов, балда, — сказал Виш, когда они ехали по пустынным улицам, — они могли тебя убить! В такое время, да ночью, да еще с еврейской бородой! Зачем это все?

— Не знаю, ефрейтор.

— Не знаешь? Это не ответ. О, Господи… Познакомься с моими друзьями: господа Боулер и Брак.

Сзади сидели двое. Он пожал им руки.

— Погляди на себя в зеркало, Рубашов! Ни одной целой тряпки. Если ты до потасовки и не был похож на еврея, то теперь очень даже похож.

Виш так и не избавился от дурной привычки чересчур щедро пользоваться парфюмерией. На этот раз он пах амброй.

— Ну да ладно, — сказал он, — все наладится. Товарищи по оружию друг друга в беде не бросают. У меня теперь совершенно новые и очень широкие полномочия.

Поэтому я провозглашаю тебя почетным арийцем!

Один из сидящих сзади, тот, кто представился Боулером, наклонился вперед.

— Наш друг Эйхман говорит, что их всех надо выслать на Мадагаскар, чтобы здесь, дома, было хоть чуть-чуть поспокойней. А Эйхман знает, о чем он говорит, он жил среди них, даже говорит на их языке.

— Может ли кто-нибудь мне объяснить, — сказал Брак, — что им вообще здесь делать? В нашей стране? И в то же время они ведут против нас войну на всех фронтах! В средствах не стесняются, даже детей используют. Этот самый Грюнспанн, о котором так много говорят… ему же было не больше семнадцати!

— Господа нашего Иисуса Христа распяли, — сказал Боулер, — мало этого: они утверждают, что он был евреем! Христос был евреем!

Они ехали на запад, мимо Тиргартена. Шофер, по-видимому, знал, куда они направляются.

— А разве нет? — спросил Брак.

— Ни в коем случае! Христос был галилеянин. Из Галилеи. Ассирийская кровь, как показали расовые исследования. Стопроцентный ариец! К тому же есть убедительная версия, что отцом его был вовсе не плотник Иосиф из Назарета, а германский солдат, служивший в римской армии. Германец, у него было прозвище Пантера, он крутил с девкой по имени Мария. Даже могилу его вроде нашли — у нас, в Германии.

Виш достал свой блокнот. Он что-то записал и теперь изучал написанное в монокль.

— То, что движет этими мальчиками, — сказал Боулер, — не что иное, как здоровый расовый инстинкт. Вы когда-нибудь слышали о коричневых крысах, Рубашов? Они победили черных буквально в каждом деревенском сортире! Почему? Да потому, что у них сильнее воля к жизни!

— Что я могу для тебя сделать, Рубашов? — спросил Виш. В голосе его звучала неожиданная грусть. — Тебе нужны деньги?

Рубашов покачал головой.

— Работа? Синекура в каком-нибудь полузабытом департаменте? Три желания, Рубашов! Для меня, в моем теперешнем положении, ничего невозможного нет.

Миновав Тиргартен, они остановились перед виллой на тихой улице. Виш открыл дверь подъезда, и они поднялись по лестнице в большую комнату, похожую на конференц-зал, украшенный темными дубовыми панелями.

— У вас чрезвычайно интересная форма черепа! — сказал Боулер, усаживаясь в кресло. — Вы немец, хотя и с Востока, не так ли? Скорее всего, из Зибенбурга — я правильно догадался? Это объясняет славянское звучание вашего имени. А френология, друг мой, — едва ли не самая интересная в мире наука.

Брак утвердительно кивнул.

— Вы правы, Филипп, — сказал он. — Несомненно, форма черепа изысканная. Скульптурная, я бы сказал. Непонятно, как его могли принять за еврея. Впрочем, все может случиться в темноте.

— Если вы позволите, — сказал Боулер и достал из портфеля инструмент, напоминающий большой кронциркуль. — Инструмент у меня всегда с собой — бывает, совершенно случайно наткнешься на редкостный череп!

— Обратите внимание на этот красивый прямой нос, — продолжил он, снимая размер за размером с рубашовской головы своим инструментом, который, как выяснилось, назывался психографом, — а эти изысканной формы тонкие губы! Превосходный изгиб шеи, а глаза! Ваши предки были, по-видимому, крестоносцами? Радуйтесь, молодой человек! Вы — безупречный экземпляр расовой чистоты!

— У нас есть проект, который, как мне кажется, должен вас заинтересовать, господин Рубашов, — сказал Брак.

— Единственное условие — вам должны нравиться арийские женщины, — улыбнулся Боулер. — И, конечно, участник проекта сам должен быть совершенно полноценным экземпляром. Это главное, чтобы сохранить чистоту расы. Может быть, как раз вы и есть наш человек, Рубашов. Великолепная форма черепа. Ветеран войны, награжденный за храбрость. И ни царапины, хотя эти идиоты прилично вас отмутузили! Вы, должно быть, сделаны из очень прочного материала. То, что нам надо! Брак, принесите нашего подопечного.

Брак вышел в соседнюю комнату. Слышно было, как он с кем-то разговаривает — мягко, но требовательно. Через мгновение он появился в дверях с младенцем на руках.

— Это Хайнц, — сказал Боулер. — Он родился на одной из наших ферм. Очень удачный экземпляр.

На мальчике была пижама. Он щурился от яркого света и тянул ручонку в партийном приветствии.

— Посмотрите-ка на маленького Хайнца. Очень любопытно. Его отец — немец из судетов, мать — тоже немка, но из Румынии. Поразительно, как в изгнании им удалось сохранить первозданную расовую чистоту! Разве это не еще один аргумент в пользу нашей теории?

Малыш зевнул и начал сосать палец. Его светлые волосики были взлохмачены.

— С этими манерами придется расстаться, Хайнц, — серьезно сказал Боулер. — Солдаты пальцы не сосут. Это разрешено только девочкам.

Он знаком приказал Браку унести ребенка.

— Заинтересованы? — спросил он. — Мой инстинкт говорит мне, что вы как раз тот человек, кто нам нужен. Не сомневайтесь, Рубашов! Вас ожидает превосходная жизнь!

Он поднялся, подошел к полке с книгами и достал фотоальбом.

— Посмотрите-ка сюда. Это снимки с одной из ферм. Новорожденный на снимке — Хайнц. Мать кормит его грудью. Отца, судетского немца, на фотографии нет. Он в соседней комнате.

Боулер перелистал альбом. Большая, во всю страницу фотография представляла нескольких голых парней, сидящих на койках в напоминающем казарму помещении. На стене висели графики, похожие на температурные кривые. На ночных столиках стояли цветы, над каждой койкой висел портрет Гиммлера.

— Это наши мальчики, — сказал Боуер. — Посмотрите только, какая потенция! Ржаные волосы, неподкупная расовая сознательность. Истинные солдаты. Но никаких донжуанов. Мы не открываем бордели на деньги налогоплательщиков. В зале номер девять происходит размножение. Мы измеряем у женщин температуру во влагалище, дожидаемся наиболее благоприятных условий для оплодотворения и только тогда даем им направление в зал номер девять. Эти жеребцы легко справляются с дюжиной за день.

Он вновь перевернул страницу. В саду, под большим зонтом, обедала группа юношей и девушек.

— Как только женщина понесет, ее переводят в другое здание. Тогда приезжают другие, вот как эти. Мы даем им возможность пообщаться с производителями пару недель, прежде чем они идут в дело. Создать настроение — далеко не последнее дело, Рубашов. Мы тщательно следим, чтобы они получали все самое лучшее. Добротное питание, хорошее вино. Свежий воздух, прогулки. В таких условиях у нас никогда не будет недостатка в доброкачественной продукции. Выводок Хайнца, например, один из образцовых. Он захлопнул альбом.

— Ну что, договорились, Рубашов? Только дайте нам знать. Виш говорит, что вы очень необычный человек.

Он позвонил в колокольчик, и в комнату вошел человек, одетый, как дворецкий, с подносом, уставленным бокалами с шампанским. Он обошел всех и остановился перед Рубашовым с последним бокалом.

Вдруг Николай Дмитриевич увидел, что на лице дворецкого не было кожи и не было плоти. Перед ним был череп, и череп этот приветливо ему улыбнулся и сказал:

— Прошу вас!

Он дважды зажмурился. Видение исчезло — совершенно обычное лицо, слуга, дворецкий, ничего особенного; он, поклонившись, покинул комнату. Николай Дмитриевич поглядел на остальных — они расположились в кожаных креслах. Боулер снял сапоги, а Виш раскуривал сигару. Он чуть не спросил — неужели они не видели?