Убить двух птиц и отрубиться

— Сию минуту! — откликнулась бариста. — Двенадцать фраппуччино! — крикнула она негру, который выскочил откуда-то, как черт из табакерки. Этот парень напомнил мне молодого Лайонела Ритчи.

— И товарный чек, пожалуйста, — потребовала Клайд. — Мне должны все оплатить.

Сделав заказ, она переместилась туда, где стояли сахарницы, молочники и все прочее для самообслуживания. Высокие термосы заслоняли ее от взглядов баристы, а кроме того, перед стойкой толклось еще несколько человек, желавших взять кофе на вынос в последний момент. Было почти десять часов, и за столиками уже никого не оставалось. Клайд взялась за свои пузырьки.

— Будьте любезны, двойной эспрессо, пожалуйста! — услышал я очень обходительный мужской голос у себя за спиной.

— У нас это называется «доппио», — поправила его бариста.

— Ах, вот как! Тогда, пожалуйста, доппио. И еще, будьте добры, могу я попросить ключ от туалета?

Девушка с кольцом в брови крикнула Лайонелу Ритчи «Один доппио!», а затем протянула клиенту ключ. К ключу была прикреплена красная бирка размером с большую пасхальную корзинку. Я не решился оглянуться, и видел только, как прямо у меня под носом Фоксова рука цапнула ключ.

— Прошу прощения, чуть не задел, — сказал мне Фокс, и при этом еще и вежливо кашлянул.

Он явился за минуту до закрытия, но ключ ему в любом случае обязаны были дать. Он, без всякого сомнения, оказывался последним посетителем туалета на сегодня. А следующего посетителя, — подумал я с усмешкой, — «Старбаксу» придется ждать довольно долго. Во всяком случае, посетителя, который действительно воспользуется туалетом.

— Ну так вот. Мой приятель попросил ребят из Корпуса Мира прислать ему кофейных зерен, — продолжал я. Теперь приходилось вешать лапшу сразу на три пары ушей: к стойке подошли еще две баристы. Все они были заняты: готовили двенадцать фраппуччино, подсчитывали выручку и прибирали за стойкой. Мой монолог был уже, в общем-то, ни к чему. Клайд заканчивала колдовать над сахарницами и молочниками. Похоже, на нее никто не обращал внимания. На мой рассказ тоже внимания не обращали, но я подавил писательскую досаду. Надо было доиграть свою роль.

— К тому времени, когда привезли кофейные зерна, — продолжал я бубнить, — среди местных племен начались волнения. Мой приятель рассказывал, что когда он вез эти зерна на своем джипе, над ним пролетали кучи стрел. У него был «Лэндровер». То есть, вообще-то это был не его «Лэндровер», а соседнего богатого плантатора, у которого была дочка, роскошная блондинка. Так вот, это был «Лэндровер» ее папаши. Мой приятель всегда был большой ходок. Так вот, когда дочка вернула джип своему папаше, у машины торчало копье прямо из кенгурятника, вы представляете? А другое копье торчало у моего приятеля прямо из члена…

Я не задумывался, что я несу — тем более, что никто из работников «Старбакса» меня и не слушал. Они были заняты сразу двумя серьезными делами: закрытием заведения и вежливым выдворением моей особы. Клайд тем временем оплатила свои фраппуччино и получила товарный чек, который ей должны были оплатить в кооперативе — столь же реальном, как мой приятель с его кофейными зернами. Я дождался, когда она выйдет за дверь, и двинулся вслед за ней — к большому облегчению молодых и перспективных сотрудников «Старбакса».

Я догнал Клайд через квартал от кофейни, и мы остановились на углу, чтобы перевести дух и поздравить друг друга. Мы были очень возбуждены — простите мне это выражение — и даже раскраснелись. Операция была проведена успешно.

— А куда Фокс подевался? — воскликнул я. — Сколько можно ждать!

— Ты не волнуйся, солнышко, Фокс не пропадет. Кстати, я всегда хотела спросить у тебя одну вещь…

— Какую, дорогая?!

— Скажи, ты любишь фраппуччино?

XXVI

Прекрасным утром следующего дня меня разбудили Клайд и Фокс. Разбудили так, как Гек Финн будил Тома Сойера: швыряя камешки в окно. А может, это Том Сойер будил Гека таким образом? Ну, неважно. Хотя для писателя — или литератора, как предпочитал называть меня Фокс, — плохо помнить такие вещи, наверное, непростительно. Фоксова лекция о Германе Мелвилле все еще не давала мне покоя — наверное потому, что я узнал из нее много нового. Правда, о Мелвилле никто ничего толком не знает. Вот она, писательская слава: создать нечто такое, что переживет твои кости, например, придумать огромного белого кита, маньяка-капитана, славного первого помощника — и тогда кто-нибудь когда-нибудь назовет в их честь сеть кофеен. Кто его знает, может быть, Гек Финн швырял камешки в окно Герману Мелвиллу? Как бы то ни было, Клайд и Фокс разбудили меня именно этим подростковым способом. Я вскочил, взглянул на часы и увидел, что сейчас шесть тридцать утра Пошатываясь, я доплелся до домофона и пустил их в дом.

Они влетели, как два гарпуна на пике скорости. Пока я пытался одеться, почистить зубы и причесаться, они расхаживали взад и вперед по квартире, словно молодые тигры. Энергии в них было хоть отбавляй, а я чувствовал себя взрослым, приставленным смотреть за двумя детишками.

— Эй, поторапливайся, — подгонял меня Фокс, — а то без нас начнут!

— Это будет круто! — кричала Клайд. — Если только сработает.

— Конечно, сработает! Уже началось, наверное. Ну, где ты там?

— Уолтер, давай живее! А то пропустим лучшее шоу года!

— Да можете вы подождать шпокойно? Я жубы чищу! — взмолился я.

Через пять минут мы, одевшись потеплее, потому что утро было промозглое, уже шагали к «Старбаксу», чтобы собственными глазами увидеть плоды своей гнусности. В этот рассветный час, когда большинство лавок еще закрыто и большинство людей еще спит, Гринвич-Виллидж выглядел почти красивым. Мы остановились у маленькой булочной, взяли кофе и пончиков и не спеша прошли последний квартал перед «Старбаксом». В шесть пятьдесят мы остановились на тротуаре возле кофейни, и в ту же секунду услышали звук первой сирены.

— Блин! — вырвалось у меня. — Они вызвали копов!

— Успокойся, — сказал Фокс. — Они не могут так быстро врубиться, в чем дело. Это просто скорая, она едет забрать пациента, у которого случился необъяснимый приступ какой-то неизвестной болезни.

— Мне особенно понравилось выражение «необъяснимый приступ», — сказала Клайд. — Может быть, Фоксу стоит попробовать написать книгу?

Она улыбнулась широкой бессовестной улыбкой, в которой не было ни тени сочувствия к возможным жертвам. Меня задело ее замечание, что Фокс может написать мою книгу, и потому я тоже не думал о людях, которые пострадают от нашей шуточки. Чтобы заметить бессовестную улыбку, нужен бессовестный глаз, — подумал я и тут же достал свой блокнотик.

— Уолтеру нас писатель, — сказал Фокс. — А я — завоеватель.

— А я подстрекатель, — закончила Клайд.

Прежде, чем кто-либо из нас успел сказать еще хоть слово, мы увидели, как из двери кофейни вывалилась огромная женщина в ярко-желтом синтетическом костюме и принялась блевать прямо на — тротуар. Несмотря на это, клиенты «Старбакса» продолжали заходить и выходить как ни в чем не бывало, совершенно игнорируя ее трудности, словно перед ними был бомж или просто мертвое тело.

— Узнаю тебя, Нью-Йорк, — сказал Фокс. — Чтобы остановить жителя этого города, нужны вещи посерьезней, чем толстуха в желтом, блюющая на тротуар.

Звук сирены становился все громче. Я заглянул в витрину кофейни и увидел, что внутри заведения дело тоже пошли поживее. Возле стойки стоял, перегнувшись пополам, парень, одетый как типичный клерк с Уолл-стрит. С первого взгляда было ясно, что у него сильнейшие желудочные колики, но, тем не менее, покупатели справа и слева от него продолжали делать заказы, как будто его не существовало.

— Отличная реклама для кофе-латте, — заметил Фокс, подходя к витрине справа от меня. На лице у него была счастливая улыбка, как у ребенка, который разворачивает свой подарок на день рождения.

Клайд подошла с другой стороны и приобняла меня за талию своей тонкой ручкой.