Убить двух птиц и отрубиться

— Я буду говорить медленно, — начал Фокс, — чтобы вы успевали следить за моими мыслями и задавать вопросы. Первым делом мы должны вывести из строя туалет, все остальное потом. В понедельник, в первый день работы кофейни, перед самым закрытием, я зайду в их единственный женско-мужской сортир и приведу его в состояние не исправности. А именно: спущу в унитаз вот эти две скатанные в рулон губки, в трубе они расправятся, и унитаз, таким образом, засрется. Кроме того, я обмотаю клейкой лентой сидение на унитазе, причем клейкой стороной вверх. В результате этих действий первую жертву поноса встретит весьма приятный сюрприз. Представили? Ты хочешь что-то спросить, Уолтер?

— Да. У тебя тут целая аптечка. Ты уверен, что все эти снадобья принесут желаемый результат и при этом никто от них всерьез не пострадает?

— Отличный вопрос, Уолтер. Объясняю: никакая комбинация этих продуктов не наносит серьезного ущерба здоровью, но при этом каждый из них по отдельности вызывает мгновенную и крайне неприятную реакцию организма. Клайд подмешает их в сахар, сливки и сиропы — как раз в то время, когда я буду занят туалетными работами. Итак, Клайд, смотри. Вот это порошок александрийского листа, он производит острые желудочные спазмы. Его ты положишь в сахар. А это называется каскара саграда. Пищевая добавка, сделана из высушенного корня кактусов, растущих в Аризоне и Нью-Мексико. Куплено в магазине товаров для здоровья. Если принимать в чистом виде, то вызывает почти мгновенный приступ поноса. По нему наш маленький проект и получил свое звучное название: операция «Диарея».

— Очень симпатичное название, — заметила Клайд.

— Еще симпатичнее будет выглядеть «Старбакс», когда все это сработает. Теперь третий продукт. Сильнодействующий сироп ипекакуаны, сокращенно — ипекак. Будет добавлен в их сиропы и вызовет то, что в медицине называется внезапная рвота фонтаном. Итак, я вывожу из строя туалет, Клайд распределяет пищевые добавки, а ты, Уолтер, займешься тем, к чему ты уже показал выдающиеся способности. Ты будешь отвлекать внимание кофеварщиков, или как они там себя на фиг называют. Ты не обижайся, Уолтер, но из нас троих ты больше всех похож на нормального посетителя «Старбакса». Короче, ты занимаешь тружеников прилавка рассказами о своем последнем путешествии на Суматру с целью попробовать настоящий кофе — или чем хочешь еще, я тем временем работаю в туалете, а Клайд добавляет приправы. И во вторник, в первый же день после открытия, дело будет сделано. Из всех утренних клиентов воздействия операции «Диарея» сумеют избежать только те, кто будет пить черный кофе без сахара. Ну, а затем любители кофе, как и положено настоящим ньюйоркцам, соберут солидную шайку адвокатов, чтобы вытрясти из «Старбакса» все дерьмо — в этом случае в буквальном смысле слова. Это, скорей всего, не приведет фирму к банкротству, но заставит их хорошенько почесаться. Ну, и посмотреть будет на что.

— А как ты думаешь, они потом закроют эту кофейню? — спросила Клайд.

— Сомневаюсь, — ответил Фокс. — Но учтите, что это будет всего лишь наш первый предупредительный выстрел. Точнее сказать, первая битва великой войны. Все, что происходит на войне или в жизни, не имеет никакого значения до тех пор, пока не кончилась последняя битва или последний жизненный урюк. Если операции «Диарея» окажется недостаточно, то мы прибегнем к операциям «Слоновье дерьмо» под номерами один, два и три. А кроме того, у нас в резерве есть операция «Ля кукарача». Вы знаете, что означает по-испански «кукарача»?

Ни я, ни Клайд не знали. Прежде чем просветить нас, Фокс выдержал генеральскую паузу:

— «Кукарача» означает «таракан», — объявил он.

— Фу! — поморщилась Клайд. — Надеюсь, до этого не дойдет. Терпеть не могу тараканов.

— «Старбаксу» они тоже не понравятся, — ответил Фокс. — Но будем действовать по порядку.

Он покопался в волшебном кофре, вытащил оттуда какой-то широкий плоский предмет и развернул его перед нами. Это оказалась складная доска объявлений, вроде тех, которыми пользуются военные в кинофильмах. Фокс огляделся, прикидывая, куда бы ее повесить. Потом он с нашей помощью водрузил доску на дальней стене и разукрасил ее разноцветными флажками и чертежными кнопками. Доска приобрела вполне официальный и военный вид.

— Это структурная схема наших операций, — объяснил Фокс. — Кроме шуток. Если кофейню прикроют, мы, разумеется, снимем эту схему и довольные разойдемся по домам. Но помните, если кампания будет длиться долго, то с каждым разом будет все труднее и труднее действовать внутри помещения. Если сейчас там нет камер наблюдения, то они их установят. Они узнают, как мы выглядим, выставят охрану и будут нас поджидать. Возможно, нам придется поменять внешность, но все равно риск останется в любом случае. И не забудьте о том, что у фирмы «Старбакс» — или семьи «Старбакс», как они сами себя называют — денег куры не клюют. Поэтому мы будем вынуждены вести партизанскую войну — как Джесси Джеймс, как Робин Гуд, как Че Гевара и как Хо Ши Мин. Это будет война на истощение, на разрушение, это будет война нервов. Не надейтесь, что первая же атака закончится полной победой. Но мы будем упорны, умны, смелы, и мы победим! Поверьте мне, товарищи: операция «Диарея» заставит их почесаться!

Я ошарашенно посмотрел на структурную схему операций, потом на Фокса, а потом оглянулся, чтобы увидеть реакцию Клайд на эту речь. Клайд спокойно встала и пошла на кухню. Через несколько секунд она вернулась с маленьким подносом в руках:

— Кто-нибудь хочет кофе? — спросила она.

XXV

Мне не стыдно признаться: понедельника я ждал так, как дети ждут Рождества. В меня словно влили новую кровь — это чувство возникало всякий раз, когда души и сердца нашей троицы сливались воедино, чтобы приняться за новый опасный проект. И если Фокс был прав в том, что сила добровольно выбранного врага прямо пропорциональна величию человеческого духа, то мы были уже почти святыми. Поищите-ка врага сильней и коварней, чем «Старбакс»! Да как три человечка вообще могут надеяться не то что победить, а хотя бы поцарапать броню этого громаднейшего из одноглазых великанов? А впрочем, поживем — увидим.

Каждый раз, когда рядом со мной появлялись Клайд и Фокс, у меня в душе все начинало петь, я чувствовал, что живу по-настоящему. И вследствие этого, к некоторому моему замешательству, я стал воспринимать их как одно лицо. Клайд и Фокс — это была единая сила, способная встряхнуть мою осторожную, скучную и потрепанную душу. Правда, при этом я, в отличие от них, понимал: то, что мы делаем, — это неправильно. Хотя нет, погодите, «неправильно» — это не то слово. Все, что мы делали, было неправильно только в узком юридическом смысле. «Неправильно» — это неправильное слово, беру его обратно. Наши поступки не были неправильными — их можно назвать несерьезными, обреченными на неудачу. Мы привыкали к ним, как к наркотикам. Мы всегда балансировали на опасном крае дозволенного человеку.

Я ловил себя на том, что жду не дождусь вечера понедельника. В двадцать два часа, как мы выяснили, закрывалась та самая кофейня. Конечно, не было большой разницы между этой кофейней и другими щупальцами «Старбакса» — все они были ядовиты, как у всех этих цепных учреждений. Разницы между ними было не больше, чем между большинством людей. Люди по большей части похожи не на Клайд и Фокса, а на меня. Мы живем в мире осмотрительных, осторожных, благонамеренных Уолтеров Сноу — типичных посетителей «Старбакса», как правильно подметил Фокс. Я отличаюсь от такого посетителя только одним качеством: я ненавижу себя за это и свою ненависть выплескиваю на бумагу.

Утром в понедельник в Нью-Йорке установилась холодная и ясная погода. Проснувшись, я сразу принялся размышлять о том, как это, в сущности, нелепо и смешно — быть счастливым от того, что участвуешь в столь идиотской затее, как операция «Диарея». Ничего хорошего из этого выйти не может, убеждал я сам себя, и в то же время понимал, что меня тянет к этому делу какая-то непреодолимая сила. Вот так, должно быть, чувствует себя наркоман или наркоманка, когда отмеривает себе чуть-чуть больше зелья, чем вчера, и при этом прикидывает: а насколько я еще смогу увеличить дозу, прежде чем сдохну? Но, как бы там ни было, семена посеяны, урожай взошел, хочешь не хочешь, а убирать его придется.