Брак по-эмигрантски

Увидев мой лицо, Гарик подошёл ближе, взглянул на «сногсшибательный» подарок, сразу же понял что к чему и злобно схватился за сигарету.

— Мне наплевать, Гарик, что сколько стоит и как семья из пяти человек приходит в ресторан за тридцатку! — взъярилась я. — Но зачем посылать меня на позор в Блюмингдейл, я, Гарик, не понимаю! Можешь ты мне это объяснить? — Первый раз за время нашей семейной жизни я заорала во всё горло. И тут же осеклась. А Гарик-то в чём виноват? Зачем я ору на него?

— Прости меня, Гарька! — уже виновато пробормотала я и обняла его за шею. — Я не должна была срываться на тебе. Но уж очень обидно! Что я сделала Нине плохого? Почему такое отношение?

— Потому что она — сука! — вздохнул Гарик. — Я тебе это сто раз говорил. Забудь ты этот проклятый сервиз, чёрт с ним!

— Конечно, забуду! Тем более, он такой страшный, топорный, тяжёлый! Не о чём говорить! Забыли! — И я пошла лечить дочку, которая жалкая, несчастная и больная свернулась у телевизора в температурной полудрёме.

На следующий день ни свет, ни заря Гарик уехал в банк, а я побежала на работу. Мы встретились вечером. До отхода в гости оставались считанные часы, а карнавальных костюмов у нас ещё не было. Пока мы ехали в магазин, где можно было взять напрокат какие-нибудь наряды, я вслух придумывала нам роли, но Гарик всё отвергал, сетуя на моё легкомыслие.

— Но ведь должно быть весело! — настаивала я.

— Я не могу быть смешным! — упорствовал Гарик.

— Ну, давай, как два идиота, придём в таксидо! — язвила я.

— Таксидо, смокинг, что угодно, всё лучше, чем быть посмешищем! — упрямо твердил Гарик.

В магазине нас отвели в заднюю комнату, где висели всевозможные карнавальные костюмы. Я безнадёжно перебирала тряпки, стараясь найти что-то маскарадное и несмешное. И вдруг меня осенило! Красный плащ Дракулы. Маленькая красная шапочка, типы еврейской кипы, но почему-то с пропеллером на макушке, который я моментально сорвала. Широкий красный кушак… Я тут же примерила всё на Гарике… Передо мной стоял вылитый кардинал Ришелье. Тонкие очки и скептическое выражение лица были как никогда к месту.

Гарик посмотрел на себя в зеркало, одобрительно хмыкнул и кивнул! Полдела было сделано! Я повеселела и быстренько выбрала себе бальное платье, длинные белые перчатки и маленькую корону.

«Если нельзя быть смешными, будем величественными, что смешно уже само по себе», — решила я.

Мы собрали свои костюмы, расплатились и понеслись домой.

Дочка я завистью наблюдала из постели за нашими лихорадочными сборами. Жалко её было безумно! Если бы не Гарик, я бы ни за что никуда не пошла! Но об этом я даже боялась заикнуться. Кроме того, я столько лет одиночества в Новый год страдала от своей неприкаянности, что упустить шанс покрасоваться со своим мужем, которым я так гордилась, в такой интересной компании, да ещё и на карнавале, мне самой ужасно не хотелось, и поэтому я чувствовала себя виноватой. К дочке собирались придти друзья, с едой из ресторана, со всякими украшениями, она одна не будет! Я утешала себя сама, но чувство вины сидело внутри и грызло, несмотря на само уговоры. Мы с дочкой раньше никогда не расставались, и привыкнуть к новому образу жизни, даже к хорошему, было нелегко!

Прощаясь, дочка всхлипнула мне в плечо.

— Только не плакать! — грозно скомандовала я, еле сдерживая слёзы. Когда-то, в таком же примерно возрасте, как моя дочь сейчас, я закатила в Новый год истерику за то, что меня не пустили в компанию, которая не нравилась моим родителям. Назло всем я прорыдала всю ночь, и в тот страшный год мы похоронили полсемьи — маминых родителей — бабушку и дедушку, а потом и моего папу. С тех пор я панически боюсь слёз в новогоднюю ночь, и моя дочь об этом отлично знала!

— Не плакать! — твёрдо повторила я, проглотив комок в голе, поздравила дочку с Новым годом и решительно закрыла за собой дверь. Ещё минута — я бы осталась с дочкой и пропади оно всё пропадом!

Около дома Марата машин было видимо-невидимо. Мы с трудом нашли стоянку. Марат, в женском платье, в белокуром парике с кудряшками, стоя с трудом на высоких каблуках, встречал гостей у входа, кокетливо хихикая и строя накрашенные глазки. Это было так смешно, что я сразу забыла свои огорчения. Увидев Гарика в роли кардинала, Марат оглушительно заржал.

— Мадам, вы смеётесь мужским басом! — напомнила я ему. — Не выходите из образа!

На шум прибежала Иринка, одетая медсестрой. Вся прелесть её костюма была в коротенькой юбочке и огромной накладной, но чрезвычайно аппетитной попке, которую Иринка, красуясь, гордо оттопыривала.

Мы вошли в гостиную. Навстречу нам поднялись разнаряженные гости в красочных костюмах. Сам Чарли Чаплин стоял, окружённый толпой пёстрых клоунов и чертовок, и гордо помахивал тросточкой. Увидев Гарика, кто-то взвизгнул:

— Глядите, Его Преосвященство Ришелье! — и толпа заржала, точно как Марат минуту назад.

Чем серьёзнее старался держаться Гарик, тем громче хохотали гости, думая, что он талантливо исполняет свою роль. А я смеялась потому, что одна знала правду, что хмурится Гарик не по сценарию, а из-за своей гордыни и смущения.

Перед тем как сесть за стол, я побежала в другую комнату позвонить домой, узнать, всё ли в порядке. Дочкины друзья пришли без опоздания. Стол накрыли. Комнату украсили. Дочка рыдала навзрыд в телефонную трубку.

— Что ты плачешь? Не надо, пожалей меня! — умоляла я. — Ты же знаешь, как я боюсь этих слёз! Пожалуйста, доченька, не плачь!

— Не могу! — горько всхлипывала она. — Я не могу остановиться!

— Прими валерьянку! Умойся холодной водой! Ну, перестань, я прошу тебя!

Я бросила трубку и удручённо сидела у телефона. Возвращаться в шум, к гостям, не было никаких сил.

— Ты чего тут? — просунул голову в дверь Марат. — Давай — быстро к столу! Начинаем!

Я вернулась в гостиную. Все уже сидели за длинным столом, вплотную уставленным изысканными закусками. Я заняла своё место рядом с Гариком. С другой стороны от него посадили очаровательную блондиночку, карнавальный костюм которой состоял из кружевного нижнего белья, похожего на то, что мы видели в интересном магазинчике во время нашего свадебного путешествия. Её такой же, как она, полуголый муж сидел с ней по другую руку. Он работал у Марата помощником. Соседство с Гариком блондиночке явно пришлось по вкусу, и она услужливо предлагала ему положить что-нибудь на тарелку, но Гарик её не слышал. В этот момент он наполнял тарелку мне.

— Спасибо, дорогой! — проворковала. — Теперь моя очередь за тобой поухаживать! — Я по-хозяйски взяла тарелку Гарика, бросив победный взгляд на его соседку. Та подчеркнуто заботливо взялась предлагать закуски своему мужу. «Так-то оно лучше!» — стервозно подумала я, а Гарик всей этой бабской возни даже не заметил.

— С Новым годом! С Новым годом! — закричали все.

Гарик обнял меня и прошептал:

— С Новым годом, дорогая! — и я просто сомлела от счастья! Эх, если бы ещё дочка была здорова и не плакала!

Чарли Чаплин раздал листочки, и на мотив известной песенки «Пять минут» из «Карнавальной ночи» мы хором запели:

ОЙ ВЕЙ^[1]

(Еврейская новогодняя)

Мы проводим старый год сейчас, ой вей!

Унесёт пускай с собой он поскорей

Все болячки, неудачи, все долги к чертям собачьим,

Чтобы жить нам стало веселей!

Старый год —  алтер ёр, за тебя мы пьём с охотой,

Что не хуже прошёл, чем а зо хан вей

^[2]

  прошёл ты!

Если валят года,

Как евреи в синагогу,

Значит будет тогда

Толк от них, и слава Богу!