В середине дождя

Она помолчала, потом спросила:

— Ты не работаешь?

Я покачал головой. Таня затянулась, выпустила дым и сказала:

— Это счастье, что ты можешь только учиться, и тебе не нужно думать над тем, как заработать на кусок хлеба. Поверь, это действительно счастье.

Я молчал и слушал ее.

— Мы с мамой кушали раз в день, а Женька с Сережкой — по два раза. Вечером сидели в темноте — экономили электричество. А днем я пыталась подрабатывать: продавщицей, курьером, уборщицей, и даже грузчицей. Мне было всего 15 лет. Мать же пыталась заняться бизнесом. Тогда многие начали им заниматься. Она хотела продавать дешевую посуду… — Таня глянула в окно, потом вновь на меня. — Я говорила, что тот год был ужасным? В июне мама заняла большую сумму денег. В долларах. А в августе случился дефолт.

Таня взяла вилку. Сказала:

— Извини. Я поем?

— Конечно.

Она зацепила вилкой кусок сэндвича и отправила себе в рот, затем — второй. В зале продолжали крутить музыку без слов. Кажется, здесь считали, что слов в этом кафе и так достаточно.

Таня расправилась с сэндвичем быстро, оставив тарелку в идеальной чистоте. Потом вновь взяла сигарету. Снег за окном прекратился. Разноцветные огни фар машин перестали быть похожими на светлячков. Казалось, что кончилась сказка.

Таня продолжила:

— Мать начала пить сразу после смерти отца. Так, понемногу. А после дефолта запила сильно. Очень сильно. Мы с ней ссорились каждый день. Я отбирала у нее бутылки с водкой, но все было бесполезно. Это нестерпимо больно — наблюдать, как родная мать превращается в алкоголичку. Я не верю в Бога, но что такое ад, я теперь знаю.

— Ты не веришь в Бога? — спросил я.

— Не получается. Никак.

К нам подошел официант и убрал пустые тарелки со стола, поменял пепельницу.

— Нужно было отдавать эти деньги. На мать надежды было мало. А еще Женька с Сережкой… Я с ума тогда сходила.

Таня докурила сигарету и достала вторую.

— Когда работала на рынке, мне порой делали недвусмысленные предложения. Черт знает, что там имелось в виду на самом деле. — Таня помолчала. — Я познакомилась с ним случайно. Он был заведующим рынком, а я принесла ему какие-то бумаги. Он сказал, что знает о моей нужде. Не знаю, откуда. Пообещал помочь с долгами. Я стояла и молчала, не зная, что и думать. А потом он сказал, что поможет при одном условии. Если пересплю с ним. Я была девственницей. Я знала, что, наверно, буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Но мне нужны были деньги — и никакого выхода не было. Это был вопрос жизни и смерти. Я выбрала жизнь.

Официант подошел и принес еще по чашке кофе. Когда он ушел, Таня сказала:

— Не знаю, зачем рассказываю тебе это. Я никому об этом не рассказывала раньше. Думаешь, стоит продолжать?

Она курила и время от времени глядела в окно. Как пару дней назад там, где я ее встретил.

— Неужели у вашей семьи не было друзей? Тех, кто мог бы помочь… — сказал я.

— Были. Но в нужный момент никого из них не оказалось рядом. Это жизнь. Так бывает. И очень часто. Когда никто никому не нужен. Я в этом убедилась давно.

"Никто никому в этом мире не нужен" — вспомнил я слова Вадима.

— Я не сказала маме, откуда деньги. Но она, скорей всего, догадалась. И запила еще сильней. А мне было все равно. Мне нужно было жить — ради себя, ради братьев, ради семьи. Смотрел "Унесенные ветром"?

Я кивнул. Она сказала:

— Я думала, как Скарлетт. Я убью или сворую, но никогда не буду голодать. И никогда не будут голодать мои братья. Я повзрослела резко и бесповоротно. Стала жестче и циничней. У меня не было другого выбора.

Таня взяла чашку и сделала глоток. Опять взяла сигарету.

— В 16 лет я сделала аборт. Тот заведующий о предохранении не заботился. Он давал мне деньги, очень большие деньги. Я была с ним только из-за этого. Когда он узнал, что я беременна, сказал, что знать меня не знает. Я этого ожидала. Я всегда надеялась только на себя.

Она потерла большим пальцем свой лоб. И сделала еще одну затяжку.

— Три года назад мы продали квартиру в Иваново и переехали в Подольск, поближе к Москве. Сняли комнату в общежитии. У меня накопились какие-то средства, и оставаться в родном городе не имело смысла. Там была полная безысходность. Я заставила мать лечиться. Она бросила пить, стало немного легче. Я поехала в Москву искать работу, а Женю оставила за старшего. Сейчас ему 15 лет. Как мне когда-то…

Я сделал глоток кофе. Он был холодным.

— Поначалу снимала комнату на окраине Москвы. Почти бесплатно, по знакомству. Все-таки есть добрые люди на свете. — Таня смахнула пепел. — А спустя полгода я стала проституткой.

Таня смотрела мне в глаза, ожидая моей реакции. Я молчал.

— Я знаю, о чем ты думаешь. Думаешь, я не искала нормальную работу? Искала, еще как искала. Но мне было 17 лет. У меня не было ни образования, ни опыта работы, ни московской прописки. Меня брали только мыть полы за жалкие гроши. А мне нужны были деньги не только для себя. Денег ждали братья и мама.

Сигаретный дым завис над нами, как в замедленной съемке. За соседний столик села пара — парень с девушкой. Сев, он тут же накрыл ладонью ее ладонь, лежавшую на столе. Они оба улыбались.

Таня сказала:

— Не думай, я не оправдываюсь. И сам не пытайся меня оправдать. Хорошо?

Я не ответил. Когда я увидел ее в борделе, я воспринял это как ошибку, как какой-то разыгранный передо мной спектакль, где все ненастоящее. Я не верил, что она действительно этим занимается. Я и сейчас не верил. Таня не могла заниматься любовью за деньги.

— Я не верю, что ты можешь заниматься любовью за деньги. Со всеми подряд. Ты же не такая.

Она смотрела на сигарету. Сигарета дымилась, прижавшись к пепельнице. Таня сказала:

— Знаешь, чего я боялась, когда шла на встречу? Вот этих твоих слов… Ждала и боялась.

— Прости. Но у меня действительно не укладывается это в голове…

— Я понимаю. Наверно, было бы лучше, если бы ты меня не встретил. Я осталась бы для тебя той девочкой из лагеря. А теперь… Детский образ разрушен.

В глаза Таня уже не смотрела. Я сказал:

— Нет. Я очень рад, что встретил тебя. И ни о чем не жалею.

Таня потушила сигарету. В пепельнице, чуть касаясь друг друга, лежало два окурка. Бело-серые изваяния на черном постаменте.

— Если бы ты знал, как мне было плохо поначалу. Первое время на работе, когда оставалась одна, хотелось выть в подушку. Я почему-то все время вспоминала тебя. Мне хотелось поговорить с тобой. Мне хотелось поговорить хоть с кем-то. У меня так и не появилось настоящих друзей. И настоящих подруг. Да что там — у меня никогда их и не было.

Она покачала головой.

— Черт. Жалуюсь. Никогда себе этого не позволяла. Ни с кем. Не жалей меня. Хорошо? Не жалей.

Таня тронула чашку. Парень, сидевший за соседним столиком, взял свою девушку за другую руку. В музыке, звучавшей в зале, по-прежнему не было слов.

— Я насмотрелась всякого за это время. Вранье, что из проституток получаются отличные жены. Красивая сказка, не имеющая ничего общего с реальностью. Некоторые проститутки выходят замуж, а потом приводят в бордель своих мужей и ублажают вместе с подругой. Здесь все измеряется в деньгах. Здесь только и думают, как подцепить богатого клиента. Сделать его своим спонсором. И я видела, как некоторые девушки уходили, а потом все равно возвращались. Они уже не могут жить по-другому.

— А ты? Когда ты уйдешь оттуда? Ты же не такая, как они.

— Я тоже очень часто себе это повторяю. "Я не такая, как они". Иначе давно бы сошла с ума.

— Ты же не собираешься всю жизнь там работать?

— Нет. Мне просто нужно накопить денег. Достаточную сумму. У меня есть цель, поэтому я терплю. Терплю и жду.

— Тань, ведь разные клиенты бывают… Тяжело?

— Привыкаешь.

— Разве к этому можно привыкнуть?

— Можно. Это очень тяжело. Но я привыкла. Просто выключаешь в себе что-то. Щелк — и все. Ты не здесь, а где-то там, в другом месте. И происходит это в данную минуту не с тобой. Да, это можно назвать самообманом. Но без него не выжить.