Но в снах своих ты размышлял...

Отвернувшись от окна, я увидела маму, она стояла у меня за спиной. Печальный взгляд, ласковый голос.

Тебе лучше, душенька? — спросила она и потрепала меня по плечу.

Врач делал тебе уколы, чтоб успокоить нервы.

Волноваться мне противопоказано.

О Вольфганге она словом не обмолвилась. Когда я спросила о нем, она молча продолжала чистить картошку, а потом стала жаловаться на дороговизну. Пенсия, которую ей назначили после смерти отца, не больно-то велика.

Я была у твоего шефа, рассказала она, тебе дали больничный. Врач говорит, недели через три-четыре все пройдет. Как ты себя чувствуешь, душенька?

Мне хочется снова сесть к окну и глядеть на улицу. Невольно вспоминаю распахнутые окна Старого города, где женщины, положив на подоконник подушки, смотрят наружу.

Суббота, 13 июля

Вольфганг сидит в следственной тюрьме. До слушания дела, вероятно, пройдут месяцы. Сегодня меня навестил Мартин. Он нашел Вольфгангу адвоката.

Вы с Вольфгангом в последнее время не очень ладили, сказал он.

Мы перестали понимать друг друга, ответила я.

Слишком большая нагрузка, сказал он, вы просто надорвались, купив этот дом.

Он нас предупреждал: прыжок в ледяную воду.

Господи, нас снесло течением. Поначалу все казалось так просто. Я была уверена, что нам обязательно повезет. Ясное дело, звезды сами с неба не посыплются. Плавно и мягко войти в воду — вот как я это себе представляла. Вытянувшись стрункой, энергично, с задором. Откуда мне было знать, что течение затянет нас?

Если хочешь с ним повидаться, сказал его брат, проси разрешения на свидание. Тебе можно навещать его раз в две недели на пятнадцать минут. Поедешь?

Понедельник, 15 июля

Другим бывает и хуже. Пора и об этом подумать.

Четверг, 18 июля

Конечно, можно взять веревку и повеситься.

Суббота, 20 июля

Что толку, если я так сделаю?

Воскресенье, 21 июля

Брат Вольфганга сам напечатал на машинке прошение насчет свидания и привез мне. Не хватало лишь моей подписи. Он через стол подвинул ко мне бумагу и показал пальцем, где подписать. Я замешкалась, потому что едва не вывела свою девичью фамилию.

Но даже виду не подала, что растерялась.

На скорый ответ не рассчитывай. Им спешить некуда.

Он предложил мне съездить на озеро с его женой и детьми. Лето в разгаре.

Не представляю себе, чтоб я сидела на берегу, ныряла, плавала.

Мама стала меня уговаривать.

Нет, сказала я, это невозможно.

Нарочно не спросила сегодня Мартина о Вольфганге.

Голос у мамы по-прежнему очень ласковый.

Вторник, 23 июля

Вольфганг прислал письмо. Я его не распечатываю. Боюсь.

Пятница, 26 июля

Сегодня от Вольфганга опять пришло письмо. Не распечатывая, положила вместе с первым.

Мама все знает, но молчит. Один только раз вечером она сердито воскликнула: Что он с тобой сделал!

Мне стало жаль себя, а слез не было.

Мама говорить о Вольфганге не желает.

В понедельник выхожу на работу.

Такая пустота.

Понедельник, 29 июля

Будто сквозь строй прогнали. Все всё знают. В упор меня разглядывали, и если б только это!

За моим столом сидела новенькая.

Мы ведь не могли отложить вашу работу, объяснил шеф.

Вы долго болели.

И он послал меня в экспедицию: Пока не поправитесь окончательно. В такой ситуации вас нельзя перегружать.

Я бы не задумываясь подала на развод, сказала одна из сотрудниц постарше.

Девушка, которая раньше сидела напротив меня, спросила: Ты ведь разведешься, да?

Этот инцидент — достаточное основание для развода, они узнавали.

Ничего сложного, говорили они. Вольфгангу, вероятно, не разрешат даже появиться на бракоразводном процессе.

Слушая эти разговоры, я печатаю в экспедиции реестры.

От Вольфганга пришло третье письмо, читать его я не хочу.

Четверг, 1 августа

Прислали разрешение на свидание. Звонил Вольфгангов брат. Считает, что мне надо связаться с адвокатом.

Когда ты поедешь к Вольфгангу? — поинтересовался он.

Я ответила, что пока не решила.

Помолчав, он чуть ли не боязливо спросил: Ты ведь не бросишь его в беде?

А зачем же он это сделал? Просто в голове не укладывается. Такая пустота внутри, понимаешь? Все будто выгорело дотла.

Ты нужна ему, сказал его брат.

Суббота, 10 августа

Я все-таки поехала. Потому что не знала, какое принять решение. И это меня доконало. Сущий кошмар.

Мне велели сдать паспорт и сумку и пройти «просвечивание». Затем, в поисках комнаты для посетителей, я поспешила за другими женщинами.

Четверть часа, думала я, это ведь недолго.

Комната, где собрались посетители, была переполнена, и нас вызывали, как у зубного. Прислонясь к стене, я ждала, когда освободится стул, потом ждала своей очереди. На часы я не смотрела, но, вернувшись от Вольфганга, обнаружила, что пробыла в тюрьме два часа. Чиновник выкрикнул мое имя. Вместе с еще двумя женщинами я прошла в комнату свиданий. Искала среди чужих лицо Вольфганга. Страшно — вдруг я забыла его? Кругом людские голоса. Шумно.

Полицейского возле второй двери я заметила, только когда ввели Вольфганга. Он сразу меня увидал. А я не решилась пойти ему навстречу. Мы пожали друг другу руки, словно встретились впервые.

Четверть часа — это недолго, надеялась я.

Мы спросили друг друга, как дела. Сели за один из небольших столов. Вольфганг здорово похудел.

Тебе хватает еды? — спросила я.

И не спросила: Зачем ты это сделал?

Я боялась, что он до меня дотронется.

Я вышла на работу, сказала я ему.

Ты получила мои письма? — спросил он.

Получила.

Трудно разговаривать. Чужие голоса и лица смущают меня. Не зная, что сказать, я ждала, когда наконец пройдут эти пятнадцать минут.

Вольфганг потянулся ко мне рукой. Потянулся через деревянную столешницу, скользнул пальцами по тем местам, где лак облупился и кто-то из наших предшественников вырезал всякие буквы и знаки.

Я не решилась отпрянуть и почувствовала, что ладонь у него влажная от пота.

Он произнес мое имя и заплакал.

Воскресенье, 11 августа

Как бы я хотела снова вернуть защищенность и покой прежних дней! Печали своей я не стыжусь.

Я прочитала его письма. Теперь я уже не могу сидеть сложа руки, не могу прятаться. По-моему, это было бы предательство, и много ли ребячливости в желании достать звезды?

Это касается лишь нас двоих.

Чего проще — задним числом сообразить, как нам можно было поступить. Налет на банк — это своего рода мечта об острове, где жизнь свободна от мелких будничных невзгод.

Я скучаю по Вольфгангову пропотевшему свитеру, и боль эта благотворна.

Если б все осталось как раньше, мы бы давно разошлись.

Был ли у нас тогда хоть один шанс?

Течение несло меня к тому рубежу, который окончательно отрезал бы нас друг от друга, а я нисколько не противилась.

Нет, пишу я ему, не бойся, я тебя не брошу, ведь ты мне нужен.

Стоило тебе только заикнуться, и мы бы, конечно, пришли на помощь.

На самом деле, сраженные усталостью, мы гасили свет и поворачивались друг к другу спиной. И молчание доконало нас.

Мне плохо без тебя.

Спустя столько времени так трудно найти нужные слова и выстроить их по порядку, чтобы ты меня понял.

Здесь регулярные записи оборвались. Брат Вольфганга разгладил прочитанные листки и подложил их к вчерашним. В руках у него осталась стопка чистой бумаги. На верхнем листе отпечатались строчки письма, которое Ингрид отправила Вольфгангу.