Обрученные с Югом

— Газета у нас дешевая. Издателю не по карману даже унитазная крышка из красного дерева, не то что письменный стол. Амелия, пригласи на встречу с Шебой ее поклонников из отдела новостей, а потом проинтервьюируй ее в библиотеке. А я тем временем закончу свою статью и зайду за Шебой. Веди себя хорошо, Шеба.

— У Лео с ранней юности сексуальный аппетит, как у гориллы, — сообщает Шеба.

Эллен Уокенхат, которая пришла работать в газету в том же году, что и я, а теперь является редактором по науке, слышит эту реплику, проходя мимо. Она засовывает голову в дверь и спрашивает:

— Сексуальный аппетит, как у гориллы? Что еще ты скрывал от нас все эти годы, Лео?

— Что водился в школе черт знает с кем.

— Как можно одним словом охарактеризовать Лео-школьника? — спрашивает Эллен.

— Съедобный, — подумав, отвечает Шеба.

— Позовите Натали! — кричит Эллен. — Где редактор по кулинарии, когда мы обсуждаем такие темы?

— Это газетный юмор, — поясняю Шебе. — Он быстро приедается. Уведи Шебу отсюда, Амелия.

— У тебя отличные люди, я хотела бы с ними работать, — говорит Шеба.

— Это журналисты, Шеба. Несчастные, заблудшие души. Пашут за гроши, которых тебе и на косметику не хватило бы.

Шеба встает со стула и говорит, красуясь перед Амелией:

— Я никогда не пользуюсь косметикой, дружок. То, что ты принимаешь за косметику, просто-напросто дар природы.

Разделавшись с работой, я встречаюсь с Шебой на парковке для сотрудников газеты. Открываю пассажирскую дверцу и бросаю на заднее сиденье банки из-под напитков, упаковку от фастфуда, полупустые пакеты с попкорном, бейсбольные перчатки. Освободив таким образом переднее сиденье, я театральным жестом приглашаю Шебу садиться. Она окидывает машину быстрым взглядом и усаживается с видом путешественника, которому предложили прокатиться на осле.

— Какой марки твоя машина? — спрашивает она скорее из вежливости, чем из любопытства, когда я поворачиваю на Кинг-стрит.

— Это «бьюик лесабр».

— Что-то слышала. Среди моих знакомых никто не ездит на «бьюике» и не собирается. По-моему, это машина для прислуги, разве нет? Или для тех, кто получает социальное пособие.

— Понимаешь, я фанатик «бьюика». Мой дедушка зарабатывал на жизнь продажей этих автомобилей.

— Ничего не знала об этом. Какая скучная история.

— У меня в запасе куча скучных историй. А на чем ездишь ты по нашей благословенной, будь она проклята, Калифорнии?

— У меня шесть автомобилей: «порше», «мазератти» и еще какие-то.

— Похоже, ты не очень увлекаешься автомобилями.

— Зато мой последний муж обожал их. Он разговаривал с ними, когда натирал полиролью.

— Он был славный парень? Пока не начал путаться со старлетками?

Шеба наклоняется и пожимает мне руку ласково, по-сестрински.

— Я никогда не выхожу замуж за славных парней, Лео. Пора бы тебе уже это усвоить. Да и ты не блещешь умением выбирать жен.

— Ох уж да, — киваю я.

— Ты давно видел свою жену? — Шеба пристально смотрит на меня.

— Она приезжала в прошлом году. Пожила пару месяцев. Потом снова исчезла. Мы с ней неплохо провели время.

— Тебе нужна другая девушка. Тебе нужен раз-вод. — Последнее слово Шеба пропела.

— Я дал клятву в церкви. И отношусь к этому серьезно.

— Я тоже давала разные клятвы — миллион раз. Все это чушь собачья. Про сумасшедший дом в этих клятвах ведь ничего не говорится?

— Я знал, что у Старлы есть проблемы с психикой, когда женился на ней. Так что шел на этот брак с открытыми глазами. Просто я верил тогда в силу любви.

— Ты был наивен, Лео. Все мы были наивны тогда. Но все же не до такой степени, как ты.

— Теперь я стал очень опытным и мудрым. На меня в этом городе смотрят чуть ли не как на титана Возрождения.

— Как поживает твоя матушка, сестра Мэри Дракула Годзилла Норберта? — спрашивает Шеба.

— Выпускаю ее в морг каждую ночь порезвиться. Ты не хочешь заехать повидать свою мать?

— Я завтракала сегодня с ней. Ситуация ухудшается, Лео. Как ты и предсказывал полгода назад.

— Давай отложим разговор о матерях. Наши друзья собрались у Молли, к югу от Брод-стрит, и ждут нас, чтобы отпраздновать твое возвращение в Святой город.

Мы проезжаем мимо Мэрион-сквер с Цитаделью и статуей Джона Кэлхауна, [45] который мрачно взирает на гавань с самого высокого в городе пьедестала. Шеба требует открыть окно, чтобы насладиться букетом городских ароматов, и я соглашаюсь, хотя считаю изобретателя кондиционера человеком столь же великим, как изобретатель колеса. Шеба чихает, втягивая в себя запахи порта, снова чихает.

— Пахнет жасмином, — комментирует она. — А вот повеяло водой, сейчас отлив. Теперь запахло илом.

— Все, что ты вдыхаешь, не что иное, как запах окиси углерода. Так всегда пахнет в час пик.

— Куда подевался романтик в тебе? — смотрит на меня Шеба.

— Он повзрослел.

Мы быстро проезжаем мимо магазина морепродуктов «Химанс сифуд» и бывшего рынка рабов, где толпятся туристы в шортах-бермудах, футболках и шлепанцах. Останавливаемся на красный свет у перекрестка, называемого «Четырехугольный ковш». Наискосок возвышается епископальная церковь Святого Михаила, сияющая белизной и самодовольством, которое хороший вкус может вложить в культовое здание. У меня случился конфликт с епископом Римско-католической церкви Чарлстона из-за того, что в газете я обратился к нему с просьбой пригласить английских архитекторов, когда он захочет возвести еще одно нелепое сооружение на окраине Чарлстона. Мои единоверцы, которые молятся в этих напоминающих поганки храмах, не один месяц забрасывали меня возмущенными письмами, но их злоба отнюдь не способствует украшению их церквей.

Загорается зеленый свет, я поворачиваю на юг от Брод-стрит, и тут слышится вой сирены, мигают синие огни полицейской машины. Я недоумеваю, инстинктивно смотрю на спидометр — скорость не превышает пятнадцати миль в час. Я быстро перебираю в уме все пункты, соблюдение которых необходимо, чтобы считаться законопослушным гражданином штата Южная Каролина: страховка, регистрация, квитанция об уплате налога, продленные права. У меня нет ни малейших сомнений, что я своевременно обо всем позаботился и в данный момент все мои документы в полном порядке, — такое у меня не часто бывает.

— Шеба, может, ты соблазнила копа, который теперь преследует нас? — спрашиваю я.

— Если бы я кого-нибудь в Южной Каролине соблазнила своей божественной задницей, тут не обошлось бы без аварии со смертельным исходом.

— Сэр! — обращается полицейский, поравнявшись с моей машиной. — Положите руки на руль. Теперь медленно выходите из машины.

— Офицер! Что случилось?

— Вопросы буду задавать я! — Его интонация не предвещает ничего хорошего. — Положите руки на крышу машины. Расставьте ноги пошире. Поступило сообщение, что местный сексуальный маньяк похитил известную актрису.

— Шеба! Это же Айк Джефферсон, будь он неладен, сукин сын!

— Айк! — кричит Шеба и выскакивает из машины.

Они сжимают друг друга в объятиях, Айк кружит Шебу к восторгу дамочек с аккуратными корзинками, которые продают зелень туристам и местным жителям. Айк давно, со времен юности, является кумиром чернокожей общины Чарлстона, и леди с корзинками ничуть не удивляются тому, что он кружит в своих объятиях самую главную чарлстонскую знаменитость. Поскольку во мне живет первобытный страх перед полицией, перед перспективой быть задержанным, независимо от степени виновности, то мне требуется время, чтобы успокоить дрожь в ладонях. Я снимаю руки с крыши автомобиля, и тут мне в почки упирается дубинка другого полицейского. Это женщина, понимаю я, услышав горячий шепот:

— Стоять, белый мальчик! По-моему, ты получил законный приказ от представителя власти положить руки на крышу своей долбаной развалюхи!

— Не бей меня своей дубинкой, Бетти! А то мы подеремся посреди Митинг-стрит.