Живая очередь

— Благодарю. Вы уж не обижайтесь, что я вам все рассказал. Подумал, раз не пишете больше, значит, одумались.

— Да я и не обижаюсь. Просто думал, что помогаю людям, а оказалось, что… Впрочем, ладно. Я, и правда, этим уже переболел.

— Ну и хорошо.

«Вот и подтвердились печальные прогнозы Андрея, — подумал Дмитрий Петрович. А я ведь еще не верил ему, сомневался! Вот старый дурак!»…

Покачав головой, пенсионер медленно побрел дальше. Все вокруг казалось унылым и даже каким-то никчемным. Посмотрев вниз и увидев на земле два пустых пакета из-под фисташек, Дмитрий Петрович остановился. Он вспомнил, как раньше радел за чистоту и бесился, когда молодежь развлекалась от души, даже не задумываясь о том, что за собой неплохо и убрать. В последнее время он не замечал грязи — как-то не до того было, а сейчас, посмотрев под ноги, наклонился и хотел было уже взять пакеты, чтобы выкинуть их в мусорный контейнер, как вдруг…

— А что это вы делаете? — обратился к нему молодой человек в спецухе и с метлой в руках.

— Как что? Вот мусор выкинуть хочу, грязно ведь.

— А для этих целей теперь здесь я есть, — улыбнулся парень. — Так что можете себя не утруждать.

— Да? А я и не знал. И давно вы здесь работаете?

— Да вот уже четыре дня. Как предшественника моего погнали за пьянку, так я и приступил.

— Все ясно. Ну что ж, хорошо, тогда я пойду?

— Конечно, идите, я все уберу. Вернетесь — не узнаете свою улочку.

Не знал Дмитрий Петрович, то ли плакать ему, то ли смеяться. «Не нужен. Никому я не нужен, — думал он. — Ни одному живому существу. Как же это? Почему?». Было так обидно и так больно… И как же раньше он этого не понимал? Каким же наивным он был все эти годы. Но сейчас, когда поликлиника навсегда вычеркнута из его жизни, эта бессмысленность навалилась на него с новой силой. Неужели весь остаток жизни будет именно таким? Столь же серым и блеклым? Но зачем тогда вообще жить? Зачем каждое утро вставать с постели, завтракать, обедать и ужинать? Зачем выходить из дома, читать газеты или книги?…

Его мысли прервал пронзительный детский смех. «А вот и школьники возвращаются домой», — подумал старик. Он заставил себя остановиться и повнимательнее приглядеться к ним. Узнает ли он кого-нибудь из них? Есть ли среди них ребята, за которыми он время от времени так внимательно наблюдал из окна своего дома? Которым приветливо махал рукой, а иногда корчил забавные рожицы. Но только тогда, когда этого не мог увидеть никто из взрослых.

Мальчишки и девчонки с ранцами за плечами весело смеялись, прыгали и гонялись друг за другом. Их было не слишком много — девять или десять человек, но сколько же в них было энергии, сколько жизненных сил! Вот они подошли к старику совсем близко, и Дмитрий Петрович мог легко различить их лица. Некоторых он легко узнал. Например, вон ту девочку с двумя косичками или удалого мальца с веснушчатым носом или очаровательного толстячка с оттопыренными ушами. Дмитрий Петрович улыбнулся. Он был уверен, что дети узнают его, поздороваются, помашут рукой. «Они ведь, наверняка, помнят меня, — думал пенсионер. — А как же иначе. Я ведь столько раз видел их, да и они меня тоже. Я даже помню их родителей. Вон у того веснушчатого, к примеру, мама — очень деловая. У нее даже машина своя имеется. А вот у толстячка, наоборот, родители довольно простые, но зато премилые люди. Пылинки со своего чада сдувают»…

Дмитрий Петрович уже занес для приветствия руку, широко улыбнулся, приготовился услышать в свой адрес «Здравствуйте» или «А я вас знаю»… Но каково же было его удивление, когда дети пробежали рядом с ним и даже не заметили. Они все так же бежали, прыгали, смеялись, но были заняты исключительно собой. На пенсионера никто из них даже не посмотрел, не улыбнулся, не схватил за руку. Улыбка Дмитрия Петровича резко исчезла, превратившись в страшную гримасу боли. «Неужели и здесь я обманывался, — подумал старик. — Неужели мне только казалось, что эти дети знают и любят меня»… Пенсионер оглянулся им вслед. Дети расходились по своим подъездам, и их группа постепенно редела.

— Ленка, а ты будешь делать домашку? — донеслись до старика обрывки их разговора.

— Буду, конечно! А ты?

— А я у тебя завтра спишу! Сейчас гулять пойду!

— Ну тебя, Макаров! Ничего я тебе не дам!

«У них у всех своя жизнь, — подумал Дмитрий Петрович. — Они любимы своими родителями, им весело. Для них все только начинается. А для меня? Никто из этих крохотных созданий даже не посмотрел в мою сторону, не оглянулся. Просто пробежал рядом, как будто меня и нет. А может, меня и правда нет? Ведь если тебя никто не знает, не любит и не ждет, разве ты можешь сказать, что ты живешь?»…

Неожиданно закружилась голова и защемило сердце. Почти как в тот раз, в поликлинике, когда он прочитал прощальное Катькино письмо. Вот только рядом с ним сейчас никого не было. Помощи ждать неоткуда. Он хотел было подойти к подъезду, добраться до скамеечки, но не смог. Страшная слабость окутала все тело, а боль из груди постепенно передалась в левую руку. Пенсионер медленно осел на землю. Он захотел крикнуть, позвать на помощь, но не смог произнести ни слова. Старик вдруг отчетливо осознал, что это конец. Печальный конец печальной жизни. От этой убийственной логики стало еще больнее. Он распластался на земле, но душа не спешила покидать его бренное тело. Он лежал и смотрел в небо своими большими карими глазами. Почему-то пригрезился кот Васька, который плавно шагает по облакам и тихонько мурлычет…

— Эй! Там человеку плохо! Надо скорую вызвать, — раздались крики.

— Скорее! У кого есть мобильник?

Но ничего этого старик уже не слышал. Он в безмолвии лежал на холодном асфальте, закрыв глаза, когда ослабевшие веки отказались служить ему. Но даже сквозь них Дмитрий Петрович видел любимые и бережно хранимые в сердце образы. Вслед за котом Васькой по облакам проскользнуло доброе лицо бабы Дуни, виляющий хвостом Шарик, Софьюшка с подносом аппетитных пирожков, Катька, обхватившая руками луну, Степан, поддерживающий на стадионе любимый ЦСКА, Андрюха в черном пиджаке с орденами, Кирилл с томиком медицинской энциклопедии, балагур Илья, хлопающий себя по массивному животу, Серега, задумчиво стоящий в очереди…. И от этих образов стало вдруг так уютно, так спокойно. Куда-то ушла боль. Все замерло. Наступила тишина…

Глава 21

Первое, что услышал Дмитрий Петрович, когда очнулся — были чьи-то голоса. Пока они звучали не слишком отчетливо, как из трубы, но все же нечто неуловимо знакомое в них присутствовало. Старик не знал, где он, и что вообще происходит. Последнее, что он помнил — это острую боль в сердце и холодную асфальтовую дорожку. Все остальное являлось для него полнейшей загадкой. Дмитрий Петрович попробовал пошевелить рукой, и это ему удалось. Нехотя, но рука отозвалась на команду и повиновалась.

— Очнулся, очнулся! — раздались голоса, и над кроватью пациента склонилось несколько человек.

Кто-то гладил его по голове, кто-то ободряюще и в то же время очень осторожно трепал по плечу. Дмитрий Петрович не мог разобрать, кто это был — перед глазами стояла пелена. Но рука, перебирающая его седые волосы, почему-то показалась женской и до боли знакомой. Пенсионер очень хотел открыть глаза и взглянуть на тех, кто стоял рядом. Но он не смог этого сделать — все было как в тумане.

— Так! Освобождаем палату! Больному нужен покой, — послышался строгий голос. И Дмитрий Петрович снова погрузился в небытие.

Когда он очнулся во второй раз, то почувствовал себя уже лучше. Старик с трудом разомкнул тяжелые веки и огляделся. Перед его взором открылась типичная больничная палата, только вот кроме него здесь никого не было. На письменном столе в вазочке находились цветы, на подоконнике лежали фрукты. Дмитрий Петрович попытался приподняться на локтях, но не смог, все-таки он был пока еще слишком слаб. Оставив бесполезные попытки, пенсионер попытался понять, как долго здесь находится. Но сделать это было весьма затруднительно — часов на руке не было, а до газет и журналов, лежащих на столе, старик не мог дотянуться при всем желании. Он хотел было уже позвать медсестру, но в этот момент женщина в белом халате сама вошла к нему в палату и приветливо улыбнулась.