Постскриптум. Дальше был СССР. Жизнь Ольги Мураловой.

— Они раздели меня и ребенка догола, они рылись у меня во рту и в волосах, — рыдала Катя, содрогаясь от отвращения.

— Они уже ушли, их нет. А Вам нельзя так убиваться — молоко пропадет, Настеньке плохо будет, — продолжал уговаривать Николай.

— И почему все беды сыплются на мою голову? Почему я такая несчастная? — причитала она.

— Екатерина Дмитриевна, Вы неправы! Все хорошо, и даже отлично! Сережу арестовали — так мы же с Вами знаем, что он не брал этот треклятый бриллиант, а раз так, он рано или поздно докажет, что невиновен, а мы ему в этом поможем. Правда, ведь?

Катя кивнула.

— И потом и Сережа, и Вы, и Настенька живы и здоровы, а это — самое главное. Все остальное — пустяки в сравнении с этим. Согласны?

Она снова кивнула.

— И, наконец — у Вас есть верные друзья, которые не дадут Вам пропасть. Это тоже неплохо. Правда?

Катя благодарно взмахнула мокрыми от слез глазами, и тень улыбки коснулась ее губ.

— Вот, что мы сейчас сделаем, — продолжал Николай. — Вы оденетесь, и Настеньку оденьте хорошенько: там к ночи похолодало. И погуляйте с ребенком часа полтора — два. Только далеко не уходите — на улицах к ночи тревожно. А мы с Амалией Карловной попробуем навести тут некое подобие порядка. Вы пока одевайтесь, я колясочку вниз отнесу.

После их ухода начался аврал. Был мобилизован Кеша с молотком и гвоздями, ведром и шваброй. Роль командира операции была единодушно отдана Амалии Карловне, которая сразу начала распоряжаться. Кеша получал задание заткнуть ощерившего пасть дракона, приколотив отодранные половицы,

— Да не там! — кричала она. — На кухне потом прибьешь. Начинай в комнате.

Николай начал было собирать разбросанные книги и документы, но тоже не угодил привередливой даме.

— Это потом, сначала собери верхние вещи и белье. Да осмотри их получше. Порванную и распоротую одежду отложи в сторону, я потом ее починю. Белье тоже осмотри — то, что затоптано — отложи, я потом постираю. Детское — в верхний ящик комода, Катино — в средний, остальное — в нижний.

Себе она оставила самую сложную часть работы: вооружившись «цыганской» иголкой, она старалась заштопать распоротые подушки и матрацы, собрав насколько возможно выпотрошенные внутренности. Когда половицы были приколочены, а мебель поставлена на место, Кешу отправили на кухню, собрать и вынести на помойку барханы продуктов, кучами вываленных на пол. Работа под надзором строгой дамы кипела и спорилась, и к возвращению хозяйки был наведен относительный порядок, даже пол успели вымыть.

— Вы волшебники! — воскликнула Катя. — Я думала, что этот бедлам вообще не истребим.

— Волшебница — Амалия Карловна, а мы у нее подручные. В ближайшие дни всем нам еще придется немало потрудиться, чтобы исправить испорченное, — возразил Николай.

— Кстати, в комнату Сергея пока не ходите, там первозданный хаос. Я завтра вернусь, и мы продолжим начатое. А сейчас хорошо бы выпить чайку всем вместе, дружной компанией.

Женщины захлопотали вокруг стола, мобилизуя скудную наличность. У Кати остались неиспорченными баранки и сахар-рафинад, а Амалия Карловна принесла булку с маслом и оставшуюся от обеда жареную треску. Проголодавшиеся после трудов, дружно налегли на припасы. От мрачного, угнетенного состояния не осталось и следа.

Уходя, Николай пообещал Кате завтра утром зайти к следователю, чтобы договориться о передаче и свидании с Сергеем, а потом вернуться к ней, чтобы продолжить уборку и обсудить, чем можно помочь сидельцу. Прощаясь, Катя прижала его ладонь к своей щеке:

— Я так Вам благодарна... Как хорошо, что Вы у нас есть! Что бы я без Вас делала?

Этот день сблизил их больше, чем годы знакомства. Она для него превратилась из несбыточной мечты в земную женщину, к которой можно прикоснуться, ее можно обнять, приласкать, утешить. И от этого она стала еще желанней и дороже.

Глава 5. ЗАДАЧА ОСЛОЖНЯЕТСЯ

Поутру, отказавшись от чая, Николай отправился к следователю Тарасову. Тот не поднимая глаз от бумаг, ткнул пальцем-сосиской в стоящий рядом стул и снова углубился в свое занятие. Однако, выяснив, кто его посетитель, он заметно оживился и даже как будто обрадовался:

-— Я только что собирался послать за Вами, а Вы тут как тут. Присаживайтесь. У меня к Вам есть несколько вопросов.

— Поскольку инициатива моего визита принадлежит мне, я позволю себе покорно просить Вас сначала ответить на мои вопросы.

Тарасов выпрямился в своем потертом кресле, его оплывшие веки раскрылись как створки раковин, откуда, как два рака-отшельника, выглянула пара черных блестящих зрачков. Он помолчал, потом пожевал губами, пошевелил толстыми пальцами и, наконец, разрешил:

— Спрашивайте!

— Я хотел бы узнать, как получить разрешение на свидание с задержанным Сергеем Дмитриевичем Мураловым мне и его сестре.

— А Вы ему кто?

— Я его лучший, закадычный друг.

— Значит — никто. Вам свидание не положено. Сестра может получить разрешение после окончания следствия. Таков порядок, — заявил Тарасов безапелляционно.

— Но это теряет смысл: по окончании следствия Муралов вернется домой, ведь совершенно очевидно, что он невиновен.

— Вы очень ошибаетесь: домой он вернется нескоро, если вообще когда-нибудь вернется.

— У Вас нет, и не может быть никаких доказательств его вины!

— Ошибаетесь. Прямых улик, действительно, пока получить не удалось. Но совокупность косвенных улик настолько очевидна, что дело можно передавать в суд, и Муралов, безусловно, будет осужден.

— Но хотя бы разрешение на передачу можно получить?

— Это тоже по окончании следствия. Таков порядок, — отрезал Тарасов.

— Объясните мне, — не унимался Николай, — кто компенсирует ущерб, который нанесли Ваши подопечные при обыске в доме Мураловых. Они разнесли там все в пух и прах. Екатерина Дмитриевна Муралова с маленьким ребенком вынуждена жить на развалинах, хотя она не имеет никакого отношения к этому делу.

— За этот разгром ответственен Сергей Муралов. Ему советовали во всем сознаться и указать место, где он прячет похищенное. Он отказался, и у нас не было другого выхода, как учинить тщательный обыск. Кстати, возможно Вы знаете судьбу бриллианта. Учтите, что, помогая следствию, Вы тем самым окажете неоценимую услугу своему другу: я могу устроить так, что наказание будет значительно смягчено.

— Ни я, ни Сергей ничего не знаем о судьбе бриллианта. У Сергея не было никакой возможности заказать страз. Во-первых, он ездил к Куницыну всего один раз. А для того чтобы получить страз, надо было являться туда, по крайней мере, два раза: один — чтобы заказать, а второй — чтобы принять заказ, вернуть бриллиант, с которого делался страз и расплатиться за работу. Во-вторых, у Сергея не было средств, чтобы заказать хорошему ювелиру такую дорогую работу. Он приехал в Питер буквально без гроша в кармане. Моя мать ежедневно кормила его, чтобы он не погиб от голода. Я ссудил ему денег на покупку красок и материалов, а также на обратную дорогу. Он должен был получить изрядную сумму за реставрацию картин из коллекции Запрудских, но в связи с революционными событиями это ему не удалось. Потом он получил хорошие деньги за реставрацию иконы, командировочные и деньги от продажи своей картины. Но это было значительно позже.

— А Вы не думаете, что он мог быть в сговоре с ювелиром, и тот сам привез ему все, что следовало, а оплату отложили до реализации краденого? — возразил Тарасов. — Возможно, этот Вайсман ищет, а может быть, уже и нашел покупателя за рубежом.

— Никогда не слышал о Вайсмане. А сговор с малознакомым человеком по такому деликатному вопросу невозможен.

— Но в этом случае мог выступить гарантом Куницын: ведь он отлично знал обоих.

— Вы не находите, что все это досужие домыслы, и нет ни одного достоверного факта? — бросился в атаку Николай.

— Допускаю, что эта версия нуждается в доработке, но, согласитесь, и Ваши доводы зыбки, — парировал Тарасов. — А вот с достоверными фактами Вам полезно ознакомиться. Здесь перед нами лежат два документа. Один — реестр драгоценностей и документов, хранившихся в тайнике Запрудских. Реестр подписан князем в феврале 1916 года. А вот акт Художественно-исторической Комиссии, созданной Луначарским, которая изымала предметы искусства и драгоценности с целью их сохранности из дворцов и особняков богатых дворян. Так вот, этот акт, подписанный в марте 1918 года, свидетельствует об изъятии драгоценностей из тайника князя Запрудского. Перечень драгоценностей в акте отличается от реестра князя только одной строкой — в нем отсутствует восточный кулон с бриллиантом голубой воды, тот самый, который в 1917 году унесла княжна Запрудская. Если предположить невероятное, что после 1916 года князь зачем-то заменил бриллиант на страз, то бриллиант должен был находиться в тайнике. Известно, что князь вернулся за драгоценностями, но был арестован. Если предположить еще более невероятное, что драгоценности утаила комиссия, то одно только упоминание имен ее членов исключает такую возможность: это Василий Андреевич Верещагин, член Государственного Совета при царе-батюшке, Николай Грацианович Пиотровский, Александр Николаевич Бенуа, жизнь готовые положить во славу отечества. И, кроме того, в состав комиссии был включен комиссар Совета рабочих и крестьянских депутатов Ятманов, фанатично преданный делу революции. Ясно, что сговор между ними исключен. Вот их подписи. Таковы факты. Вывод первый: княжна унесла из тайника кулон с бриллиантом, а не со стразом. Далее. За те несколько дней и в тех условиях изготовить и подменить бриллиант на страз у княжны не было никакой возможности. Вывод второй: княжна передала игуменье бриллиант, а не страз. Тщательное поэтапное исследование показало, что ни у кого из фигурантов этого дела не было возможности подменить камень, кроме одного. Такая возможность была только у одного Мурадова. Вывод третий: бриллиант украл Муралов.