Кама с утрА. Картинки к Фрейду

— Дитер, ну сколько можно, — пропела я, не выдержав, — сказал, что не долго, а сам… хочу мороженое…

— Меня ждут, потом… — коротко бросил он, но я разошлась и, схватив его за рукав, заныла:

— Хочу домой, хватит, я устала… мне жарко…

Я стояла около машины, из которой только что вылезла. Дитер глянул на меня, потом оглянулся, будто искал кого-то… и снова посмотрел на меня, явно раздражаясь. Я начала скулить не на шутку, требуя везти меня домой.

Грубо толкнув, он посадил меня на заднее сиденье машины. Я не успела даже ахнуть, как щёлкнул замок. Дитер ушёл быстрым шагом в сторону представительного господина. Они подали друг другу руки и скрылись в здании. Я просидела в закрытом салоне Дитерова Мерседеса почти два часа. Машина была очень высокого класса с кучей всякий примочек, заказанных Дитером в дополнение к тому, что сделано заводом изготовителем. Одним из них было умение машины перекрывать двери и окна так, что их нельзя было открыть ни снаружи, ни изнутри.

— Это для того, — объяснял Дитер, радостно демонстрируя новшество, — чтобы если всё-таки влезут воры, вылезти не смогли бы.

Теперь в мышеловке оказалась я. Через два часа я была на грани глубокого обморока. Скорее всего, так бы оно и случилось. Мысли уплывали лёгким дымком. В глазах засверкали чёртики.

— Во, галюники уже, — мелькнула мысль и я начала валиться на бок.

Вскоре вернулся Дитер и, ничего не говоря и даже коротко не глянув в мою сторону, завёл машину. Я услышала, как загудел мотор, и открыла глаза, оставшись лежать на мягком кожаном сиденье.

— Злой какой-то, накрыло… — думала я, решив не выступать. — Ладно, отойдёт…

Но пытка удушьем, устроенная мне мужем, была не главным наказанием в тот день.

Так и не проронив ни слова, ни во время обратной дороги, ни пока мы ужинали, он, не поднимая глаз, наконец, выдавил:

— Иди, мойся и быстро в спальню… Я сейчас приду к тебе.

Мне не понравился тон, каким было это сказано. Но беды я не ожидала.

— Подумаешь, мороженого попросила, — рассуждала я, обмываясь под душем. — Но ведь он и правда мог не таскать меня по городу. Наверное, был тяжёлый день, вот и срывается теперь… — попыталась успокоиться я.

Скользнув тенью по длинному коридору, я юркнула к себе и нырнула в постель. В доме стояла тишина. Укутавшись одеялом, я ждала… но он не приходил и я задремала, считая, что пронесло. Сквозь полудрёму я, скорее чутьём, ощутила, что в комнату зашёл Дитер.

Щёлкнул выключатель, сверкнул яркий верхний свет. С трудом я разлепила веки и, щурясь уже привыкшими к темноте глазами, непонимающе посмотрела на него. Он выключил свет. Комната снова погрузилась в полумрак. Я скорее расслышала, чем увидела, как он поставил стул и уселся на него…

— Встать! Слышишь? Встать! — неожиданно крикнул он высоким фальцетом, срываясь до визга.

Я не на шутку испугалась и подскочила с кровати, как ошпаренная.

— Подойди ко мне. Ближе! — скомандовал супруг. — Ты сегодня вела себя отвратительно. Слышишь? Нет, ты не слышишь… Ты ничего не слышишь, мерзавка. Ты просто не желаешь слушать! Встань на колени.

Я продолжала стоять.

— На колени, дрянь, — он опять кричал.

Я плюхнулась на ковёр.

— Так, хорошо, — успокаиваясь, произнёс Дитер, — ближе… ещё ближе…

В такой позе передвигаться было непросто, но я поползла в его сторону, пока не упёрлась в него лбом. Он, как всегда, приходя ко мне в это время, был в своём длинном халате. Но теперь, когда он сидел, халат разъехался в стороны, оголив его широко расставленные ноги. Я оказалась между них.

— Сегодня ты не слушалась папочки. Совершенно невыносимая девчонка, мерзавка… — шипел Дитер, наклонив ко мне своё красное лицо. — Я должен тебя проучить, ты плохо воспитана. Слышишь, дрянь?!

Я всё еще стояла на коленях, опустив голову. Он схватил меня за волосы и запрокинул голову — теперь мы смотрели друг на друга в непосредственной близости. Казалось, из его ноздрей вот-вот рванёт дым, как из под сорвавшейся с кастрюли крышки. Мой дражайший муж взбесился не на шутку.

— Дрянь, непослушная дрянь! — снова заговорил он. — Постой, я научу тебя слушаться…

— Да он разыгрывает строгого папашу, — догадалась я, немного расслабившись. — Придурок! Вошёл в роль и забыл из неё выйти…

— Ты должна просить у меня прощения… Ну, проси… — тем временем заявил Дитер, наконец, выпустив мои волосы.

Игра заходила слишком далеко и я, решив, перестать ему подыгрывать, встала с колен и раздражённо сказала:

— Оставь…. Плохо вела… а ты… запер меня в такую жару… да я чуть концы там не отдала… идиот…

Я стояла рядом с мужем, подбоченившись, и возмущалась. Дитер с силой дёрнул меня за руку, от чего я снова рухнула на пол.

— Не Дитер, мерзавка. А папа… сколько можно повторять? За это ты ответишь по полной, — сказал он совершенно спокойно и глядя мне прямо в лицо.

Пренебрежительно цикнув, я дёрнулась, пытаясь снова подняться на ноги, но Дитер одной рукой крепко держал меня за плечо, придавливая к полу. Вторая его рука лежала на животе, скрытая халатом.

— Ах, ты ещё будешь огрызаться, — недовольно проронил он и рванул за ворот тонкой шёлковой ночнушки, ткань которой с треском разорвалась до самого подола. Рубашка, превратившись в два куска ткани, легко слетела с меня и упала на ковёр. Однако я ловко вывернулась, оказавшись к мужу спиной… и почувствовала резкую боль. Он хлестнул меня кожаной плёткой.

Всё ещё не веря в происходящее, я обернулась, пытаясь что-то сказать, но Дитер хлестнул снова. Конец плети полоснул лицо, рассекая бровь. По коже потекла горячая капля. Я с ужасом смотрела на мужа. Он продолжал сидеть, улыбаясь.

— Что? Не нравится? Так будет всегда, когда ты не будешь слушаться… проси прощения, дрянь!

— Дитер, я же…

Он не дал договорить. Плеть взметнулась в мгновение и теперь уже дважды стегнула меня по телу. Автоматически, желая прикрыться, я сжалась и отвернулась, подставляя спину… Плеть прошлась по спине… я рухнула на пол.

— Встань на колени, — спокойно сказал Дитер. — Делай же то, что тебе говорят… — чуть повысив тон, сказал он, видя, что я не шевелюсь. Не придуряйся, я вижу, ты слышишь меня прекрасно, ну же…

Я приподнялась и подползла к Дитеру.

— А теперь… что хорошая девочка должна сказать теперь? А?

Я стояла на коленях между его, широко расставленных ног.

— Смотри мне в глаза…

Я подняла голову и посмотрела.

— Вот, хорошо, теперь говори… ну же, не зли меня, проси прощения.

— Папуля, прости, я больше не буду, — выдавила я.

— Хорошо, умница… Ещё проси… говори…

Я вдруг заметила, что одна рука, которая всё время была под халатом, двигается. В комнате было темно, а я была так испугана происходящим, что не заметила этого раньше. Он двигал рукой всё сильнее. А говорил всё бессвязнее:

— Давай… говори… ну… — обрывочные слова перемежались со стоном.

— Прости, не буду больше, — тихо говорила я, но, по-моему, он уже не слышал.

Рука стала дёргаться с остервенением, он захрипел. Пояс, сдерживающий фалды халата, развязался… перед самым моим носом была та самая рука, в которой был зажат член… вверх, вниз… вниз, вверх… я замерла, не зная, что делать. И в этот момент прямо мне в лицо брызнула сперма.

Дитер еще какое-то время продолжал сидеть, словно в беспамятстве. Я тоже замерла, даже боясь стереть с себя липкость вязкую массу… Наконец, он встал, запахнул халат и, ни слова не говоря, вышел из моей спальни.

Всю ночь я не могла заснуть. Тело ныло, лопнувшая от удара кожа, саднила. Но больше этого, меня беспокоили мысли. Я не могла понять, что случилось, почему Дитер так себя повёл. Ведь он действительно меня любит…

Утром, за завтраком Дитер был беспредельно внимателен, опять сюсюкал, опуская глаза. Когда мы переместились на диваны, чтобы выпить по чашечке кофе, он, тупя взор, взял меня за руку.

— Деоточка, прости меня… — забормотал Дите. — Я был вчера не в себе. Ты должна меня понять. Мне трудно… Я переутомляюсь…