Кама с утрА. Картинки к Фрейду

— Она такая же мразь, как моя мамаша… ты видела, какие у неё огромные сиськи? Она душит ими своих детей, как моя мать душила меня, — Дитера передёрнуло, — ты не спрашивала её, она их кормит молоком?

— Но её детям уже пять и семь лет… — промямлила я, посчитав, что мой муж совсем сдурел.

— Ну и что… моя мамаша заставляла сосать её грудь, пока я не пошёл в школу, — ответил Дитер. — Меня выворачивало от её толстых мерзких грудей. А коричневые соски снились мне по ночам. Потом отец отправил меня в интернат. Но я ненавижу… ненавижу… — Дитер задрожал и, сорвавшись на противный фальцет, закричал, — раздевайся, немедленно… я должен тебя наказать. Ты противная девчонка… дрянь…

Поняв, что Дитер болен, психически болен… я всё чаще думала, что от него пора уйти. Стало ясно, что его поведение не случайно. Его игры в папу и дочку не развлечение, а форма извращения. И как я не буду стараться, всё равно время от времени он захочет почувствовать себя сильным мужчиной и снова превратит меня в маленькую девочку. Ему нравилось, что я не отпускаю волосы. Нравилось, что у меня нет груди. Нравилось, что голой я напоминала ребёнка. Моя современная одежда — вечные джинсы и шорты, свитера и майки, тоже делали своё дело. Когда я помадой обводила губы и надевала юбку и туфли на высоких каблуках, Дитер бесился. Он морщился и называл меня дешёвой проституткой, заставляя смыть краску с лица. Ему нужна была такая жена, как я. Женщина-подросток, с которым он чувствовал себя сильным.

Через три года я получила вид на жительство. И знала, что, уйди я от Дитера, смогу не только остаться в Германии навсегда, но и получу от него приличные алименты. Но я вдруг отчётливо поняла, что не хочу этого делать. Меня устраивала жизнь с мужем-извращенцем.

Я смогла уменьшить количество его приступов и облегчить их качество. Для этого нужно было не убегать, когда он шлёпал меня по попе, а униженно просить пощады, обливаясь слезами. Он быстро приходил в чувства и всё дело этим и кончалось. Стоило же мне начать сопротивление, вырываться и убегать, как он разъярялся сильнее и сильнее. Поэтому немного для виду, поартачившись, я быстро соглашалась с Дитером, умоляла простить меня и пускала слезу. Я научилась устраивать целый театр, с поцелуями его рук и обниманием его колен. Он достаточно быстро успокаивался, кончив с помощью собственной руки. Сперма, брызнувшая мне в лицо и пара шлепков по голой попе больше не доставляли мне отвращения. Зато утром я получала порцию своих удовольствий за принесённый ночью ущерб. Я так втянулась в это, что когда мне от Дитера хотелось получить что-нибудь особенное, например, новый спортивный автомобиль, я провоцировала большую порку, сама напрашиваясь на битьё. И чем сильнее зверел Дитер, тем больше на следующий день вымаливал прощение и тем дороже покупал подарок.

Со временем я вошла в роль. Мне даже нравилось изображать девочку. Ведь у меня не было отца и Дитер исправно восполнял нехватку тех отцовских чувств, которые я недополучила в детстве. Я капризничала, ныла, просилась на ручки. Дитер укачивал меня, рассказывая перед сном сказки. Мы нашли друг друга и были по-своему счастливы. Но жизнь моя была скучной. Кроме того, сама я не получала того сексуального удовлетворения, которое требовал мой организм. Дитер удовлетворялся сам. С помощью руки. Или насилуя меня. Но мне хотелось другого… ночами я металась по кровати, вспоминая Веронику.

Чтобы занять себя, я стала ходить на теннис и в школу бальных танцев. В клубе я встретила Риту. Она сразу бросилась мне в глаза. Яркая и стильная. Услышав её фамилию, когда она диктовала свои данные для внесения в членскую карточку, я поняла, что она русская. И это обстоятельство стало решающим. Я решила непременно познакомиться с ней. Отстукав ракеткой положенное, я разделась и пошла в сауну. Там я увидела Риту. Она сидела на пластиковой скамейке совершенно голая и беззащитная. Я подошла и, слегка хлопнув Риту по ноге, сказала какой-то комплимент.

Рита оказалась замужем за обычным торгпредовским служкой, который ко всему был импотентом. Как-то, немного поддав, она рассказала свою историю и я поняла, что не одна живу с уродом. Риткин козёл был не на много лучше моего. Разве что не бил её. Но всё к тому шло. Сдвинутый на сексе Кирилл, у которого были желания, но не было возможности реализовать эти желания, не знал, что придумать, чтобы расшевелить свою полудохлую плоть. Ритка же, будучи бабой сексуальной, но не получающей никакой разрядки, не сопротивлялась мужниным фантазиям. Они накупили в сексшопе всяких вибраторов и видеокассет, прильнув к телику, одну за другой смотрели порнуху, чтобы раззадорить Кира и удовлетворить Ритку. Он перепробовал кучу всяких примочек и дело двигалось к садистским штучкам. Как-то Рита поделилась со мной, что Кир купил верёвки, кандалы и собирался заняться с ней садомазо.

— Этот придурок думает, что если жену прикуёт к кровати, наденет на неё наручники и завяжет глаза, то его сраный писюн встанет.

— Как бы ни так, — думала я, не понимая, как Ритка, умная баба, может верить в эти сказки.

Но тут появилась я. И показала Рите, что для оргазма не нужны все эти пластиковые члены, плётки и шарики. Чтобы удовлетворить её мне хватило рук и языка. Рита быстро сообразила, что к чему и, развернувшись в своих сексуальных пристрастиях на сто восемьдесят градусов — от импотента-мужчины к умеющей довести до высшего пункта наслаждения женщине. Она не только принимала мои ласки, но делала со мной тоже самое, охотно отвечая взаимностью. У нас возник милый дуэт, правда, почти всегда исполняющийся при зрителе, которым был, конечно, Кир. Это устраивало всех. Риткиному мужу нравилось наблюдать за нами. Он возбуждался, чему радовался как ребёнок. Да и нам не надо было прятаться от законного супруга. Это было удобно. Мы с Риткой перешли на легальное положение. Рита заменила мне Веронику.

Впервые, после нескольких лет супружества, я испытала оргазм. Все, включая Кира, были довольны. С Ритой нас связывала не только страсть, но и общие разговоры о том, о сём. Впрочем, может, это только казалось. Никаких серьёзных бесед мы не вели. Никогда не обсуждали проблему лишнего человека в русской литературе. Никогда не касались политики. Просто болтали, иногда, в минуты особой близости, рассказывали друг другу о своей жизни. Рассказала я и о Веронике.

— Понимаешь, Ритуль… Вероника самый близкий мне человек. Как сестра. Или даже мать. Трудно сказать. Если бы не Вероника, я бы пропала.

— А тебе не кажется, что пропадаешь ты именно теперь и благодаря своей Веронике, — спорила любящая противоречить Ритка.

— Ну, почему ты так говоришь? Разве я пропадаю… Дитер, конечно, не подарок. А что у других лучше? — с моего языка чуть не сорвалось — а что, твой Кир лучше?

Уж на мой взгляд такой муж, пусть и красавчик, и умница, но импотент, извращенец, да ещё не способный купить жене машину… Нет, конечно, Кир по совковым меркам был женихом завидным. Но я-то судила теперь со своей колокольни. С колокольни фрау Пфайфер.

Когда Рита сказала, что они возвращаются в Москву, я попросила её найти Веронику. К тому времени, я уже знала, что Вероника получила с Дитера в качестве выкупа за меня немалые бабки. Но ненависть к Дитеру была сильнее обиды за предательство. Да и время быстро выветривает плохое из памяти… впрочем, хорошее тоже. Честно говоря, я и с самого начала я не осуждала Веронику за этот поступок. Она осталась там, в маленькой квартирке в девятиэтажке с загаженным подъездом. Ей предстояло продавать своё тело, чтобы как-то существовать. И если она смогла раскрутить этого толстого извращенца на какие-то бабки, то и прекрасно. Может, эти деньги хоть чуть-чуть помогли ей пережить трудные времена. Я совсем не злилась на Веронику.

Нельзя сказать, что меня тянуло её увидеть… но узнать, как она живёт и с кем, хотелось. И Рита обещала найти Веронику.

Рита