Никелевая гора. Королевский гамбит. Рассказы

— Саймон, — младший полицейский, даже не повышая голоса, перебил Генри. — Вы видели когда-нибудь дьявола?

Генри, осекшись, замолчал, не понимая толком, куда тот клонит, и опять его охватили растерянность и страх.

Саймон кивнул.

— Много раз его видели? — спрашивал невинным тоном полицейский, как бы из чистой любознательности.

Саймон снова кивнул.

Полицейский посмотрел на Генри, и взгляд его не выразил торжества, скорей обескураженность.

— Ну что, нормальный он, такой вот человек?

Джордж Лумис все это время стоял молча, прислонившись к притолоке. Внезапно вспыхнув, он сказал:

— Что за черт! Конечно, нормальный. Дьявола видит множество людей. Чуть не каждый день. А вам не случалось когда-нибудь видеть Страшного Гостя? Мне — да. Я в него верю. Страшный Гость — отличный малый.

— Не паясничай, Джордж, — сказал Генри.

Джордж подошел к стойке, шаркая по линолеуму металлической скобкой, мотая пустым рукавом. Наверное, на взгляд Саймона Бейла, он выглядел как сам дьявол: изувеченный, с треугольным лицом, ядовито насмешливый циник; но Саймон лишь растягивал в жалостной улыбке трясущиеся губы да пригибал вниз голову, будто боялся, как бы Джордж Лумис не ударил его.

Джордж спросил:

— Что тут творится, Элли?

Элли ответила, почти не разжимая губ:

— Они думают, Саймон… — Внезапно она залилась слезами, и Джордж испуганно посмотрел на нее. Генри бросился к ней, разъяренный не только на нее, но и на Саймона Бейла, и на себя.

— Ну, ну, не надо, — сказал он. — Ну, вообще-то все в порядке…

Полицейские сидели преспокойно, с терпеливым и невозмутимым видом — мол, нам, конечно, помешали, но мы подождем.

— Послушайте-ка, голуби, оставьте вы Генри в покое, — сказал Джордж.

— Они просто выполняют свои обязанности, — сказал Генри. Теперь уже он злился на полицейских. — Извините, я погорячился, — сказал он. Он продолжал неуклюже поглаживать тещу по плечу. Элли плакала навзрыд, пряча лицо в передник; он был короткий и не доставал до глаз. Она тонким голосом всхлипывала и бормотала:

— Мне, право же, так неловко.

Полицейские все переглядывались, и в конце концов тот, что был помоложе, мотнул головой.

— Что ж, просим прощения за беспокойство, — сказал он. Снова посмотрел на старшего, и оба поднялись. Тот, что постарше, положил на стойку два десятицентовика, после чего оба направились к дверям. Старший спросил, кивнув в сторону Саймона, однако глядя на Генри:

— Он тут будет, если нам понадобится?

Генри, подумав секунду, кивнул.

Саймон вдруг прочувствованно произнес:

— Извините меня.

Они взглянули на него, как обычно глядят на какого-нибудь уродца из цирка — не без любопытства, но слегка смущенно. Младший улыбнулся Генри и покачал головой; потом они пошли к машине. Генри и Джордж проводили их машину взглядом. Когда она скрылась за гребнем горы, Генри вытер лоб рукавом. Теща высморкалась в бумажную салфетку и, шмыгая носом, принялась насыпать спичечные картонные книжечки в стоящую возле кассы коробку.

— Не знаю, что такое на меня нашло, — сказала она.

— Да ты просто об этом не думай, вот и все, — посоветовал Генри.

Джордж Лумис плюхнулся на табурет возле Саймона и пригнул голову, заглядывая ему в глаза.

— А опиши-ка мне, Саймон, в деталях, как выглядит дьявол, — сказал он.

— Ну, хватит, Джордж, — вмешался Генри.

Генри вступился за Саймона Бейла не для того, чтобы снискать его любовь и благодарность; вовсе нет. И все же безразличие Саймона его поразило. Когда он сказал, протягивая Джорджу кофе:

— Не беспокойтесь, Саймон, мы вас больше не дадим в обиду, — Саймон просто отмахнулся, перекосив лицо все той же идиотской улыбкой, и ответил:

— Это несущественно.

Руки его теперь лежали смирно, скрещенные на коленях. Генри спросил:

— Несущественно, засадят ли вас в тюрьму?

— А… ладно, — сказал Саймон. Он поднял взгляд к потолку.

Джордж Лумис сказал:

— Если вы думаете, мистер, что находитесь здесь по воле господа бога, то вы заблуждаетесь. И бог, и дьявол сейчас где-то там заботятся о малой пташке, и вам остается сосредоточить свое внимание вот на этом человеке. — Он указал на Генри.

Саймон оглядел Джорджа точно с таким же любопытством, как несколько минут назад полицейские разглядывали Саймона.

Джордж сперва не обратил на это внимания. Он вытряхнул на стойку одну сигарету, скомканную пачку сунул обратно в карман комбинезона и вынул спички. Но так как Саймон продолжал таращить на него глаза, Джордж раздраженно повернулся к нему и сказал:

— Ну, знаешь что, Саймон, кончай. Мы тут все свои. И нечего тебе разводить бодягу о господе боге и всех его легионах. — Он закурил.

— Джордж, я серьезно говорю, оставь его в покое, — сказал Генри.

— А чего ради? Разве Саймон Бейл кого-нибудь оставляет в покое? Саймон Бейл, я принес тебе отрадную весть. — Джордж затянулся и выпустил вверх к потолку мощную струю дыма. Саймон проводил ее глазами. — Саймон… — Джордж нагнулся к нему. — Бога нет. Улавливаешь? Это не подлежит сомнению, и люди, утверждающие, что бог существует, делают это по одной из двух причин — они либо дураки, либо мерзавцы. Хлопни два раза в ладоши, Саймон, если понял.

Элли снова приняла оскорбленный вид: казалось, она вот-вот взорвется. В другое время, может быть, это бы насмешило Генри, но сейчас он ей сочувствовал, и ему стало ее жаль.

— Джордж, заткнись, — сказал он. — Нельзя же так не считаться с людьми.

— А что такое? — Он поднял взгляд и, когда Генри кивнул на тещу, досадливо понурился и, отвернувшись, свирепо посмотрел на свою чашку с кофе. — Кой черт, — сказал он, — Элли знает, что я шучу.

— Да простит тебе господь богохульство, — произнес Саймон тихо и как бы рассеянно, провожая взглядом струйку дыма, поднимавшуюся от сигареты Джорджа.

И вдруг, сперва поразмыслив немного, Джордж Лумис бахнул кулаком по стойке и сказал:

— Черта с два! Если ты не обязан выслушивать правду от меня, то и я не обязан слушать твою белиберду. И заткни свое поганое поддувало.

У Генри перехватило дыхание.

Теща сказала:

— Это называется, он шутит. Ну и фрукт ты, Джордж.

Появилось двое новых посетителей. Они со смехом вошли в дверь и, проходя за спиной Джорджа и Саймона к кабинке, расположенной в дальнем конце зала, окинули на ходу взглядом всех четверых и, казалось, ничего особенного не заметили. Элли подошла к ним, поджав губы.

— На улице погода, прямо лето, — сказал один из них. Элли хмуро улыбнулась.

— Я тебя вот что спрошу, — негромко сказал Джордж. — Ты-то почему так терпеливо от него выслушиваешь всю эту муть? — Он бросил взгляд на Генри и снова опустил глаза. — Я скажу — почему. Потому, что считаешь его слабоумным. Если бы ты считал его не дурей остальных, ты бы попробовал ему вправить мозги, а ты и не пытаешься. Или вот она, — сказал он еще тише, ткнув большим пальцем в сторону Элли, которая в этот момент обслуживала посетителей. Джордж почти до шепота понизил голос. — Ведь она такая же чокнутая, как Саймон; скажешь, все это не чок — и пение псалмов, и остальные ее штучки. И если она чем-то лучше Саймона, то только потому, что она хуже. Он, идиотик, печется о нашем спасении, она уверена, что все погибнут, и говорит: «А мне начхать». — В это время Элли подошла к жаровне, и он прикусил язык.

— Джордж, что с тобой творится? — спросил Генри. — Я тебя сроду таким не видал. Ты, наверное, еще где-то раньше завелся. Из-за того, что тут у нас случилось, никто не стал бы так психовать.

— Какого черта, — сказал Джордж. — А если у человека есть убеждения — это недостаточный повод, чтобы высказаться? Если я протестую против уничтожения евреев в газовых печах, что же, значит, у меня разлитие желчи?

— Саймон не фашист, — сказал Генри.

Джордж обдумал этот довод, ссутулившись и свесив голову. Не поворачиваясь к Саймону, спросил:

— Ты знаешь, Саймон, что говорят евреи о Христе? Они называют его мошенником. Говорят, что у него мания величия — есть такой специальный термин. Может, то, что он говорил, очень умно и хорошо, только все же когда простой смертный воображает себя богом, сомнений нет — он псих. Вот что говорят евреи. Или, может быть, ты думаешь, он просто притворялся… ради блага человечества, поскольку философию легче протолкнуть, если ее приперчить суеверием?