Лицо порока (СИ)

— Где мы? — спросил я старика, борясь с головокружением.

Он лежал рядом со мной, широко раскинув руки и наполовину закрыв глаза.

— Это склон горы, — ответил Устин сдавленным голосом и я понял, что он чувствует то же самое, что и я.

Грудь его высоко вздымалась, ноздри расплющенного носа раздувались, на морщинистом лбу блестели крупные капли пота.

— Вам нехорошо, дедушка?

— Нет, наоборот! Здесь так же прекрасно, как у нас на Алтае, — он медленно сел, подвернув под себя ноги, и заулыбался.

Я огляделся. Мы находились на широкой поляне, усеянной мелкими голубыми цветами. А спереди, сзади, по бокам — куда ни глянь, — как стена, стоял густой хвойный лес и дышал жизнью.

— Почти, как в Карпатах! — заметил я, задирая вверх голову.

Яркая, позолоченная лучами нежаркого солнца синева, казалось, вот-вот засосет и меня, и Устина, и эту сказочную поляну.

— А ты бывал в Карпатах? — поинтересовался старик и тоже подставил лицо под ласковые языки далекого светила.

— Приходилось. Правда, всего один раз.

— Красиво?

— Не то слово! Поразительно, великолепно!

Устин вздохнул:

— Эх, Ванятка, увидел бы ты наш Алтай! Вот где рай земной!

Легкие, наконец, приспособились к необычайной резкости воздуха, и грудь перестала болеть. Только все еще слегка кружилась голова, и непроизвольно закрывались глаза. Приходилось прилагать определенные усилия, чтобы они оставались открытыми.

— Любуетесь? — громкий баритон прозвучал позади нас неожиданно, как выстрел. Вслед за ним зашуршала трава.

Я повернулся. На фоне изумрудного леса стоял, скрестив на груди руки, высокий улыбающийся мужчина лет тридцати с небольшим. Откуда он взялся?

Мужчина был одет довольно простецки: серая рубаха, черные узкие брюки, на ногах — короткие сапоги с узкими голенищами. Талию перехватывал кожаный пояс с медными заклепками. Сбоку, в ножнах, болтался короткий кинжал.

— Ты ходишь, как пума, Террион! — проворчал Устин вместо приветствия. — У меня ухо чуткое, но я не услышал, когда ты подкрался.

— Я и не подкрадывался, а просто подошел, — засмеялся мужчина, взирая на нас с легкой добродушной иронией. — А что тихо, так это у меня охотничья привычка.

Вид у Терриона был весьма миролюбивый. Даже, пожалуй, благодушный. На круглом, скуластом лице все время светилась улыбка, светло-карие глаза излучали задор, что свойственно всем жизнерадостным людям, всем оптимистам.

— Не будем терять время? — обратился он ко мне. — Вперед?

Я развязал свой узелок, и только теперь оделся. В висках монотонно постукивало, будто изнутри в голове действовал маятник.

— Идите! — бросил Устин и прилег на траву, опираясь на локоть.

Мы с Террионом побрели по густой траве вверх склона. Мой провожатый легко ступал впереди — стройный и ладный. Его черные, словно вороново крыло, волосы вьющимися локонами спадали, развеваясь на ветру, до плеч.

Едва мы достигли леса, Террион остановился. Повернул ко мне голову, глаза смотрели участливо:

— На третий горизонт ведут сходни, их тысяча четыреста двадцать. Представляю, как ты устанешь, пока мы спустимся. А тебе ведь предстоит еще немало походить там, у нас…

Я молча пожал плечами. Террион с хитрецой улыбнулся.

— Поэтому мы не станем спускаться по лестницам, а воспользуемся подъемником. Это что-то наподобие лифта, вроде, как клеть в шахте. Мне разрешили…

— А что, на это нужно разрешение? — спросил я, уловив в его голосе горделивые нотки.

Он кивнул:

— Подъемником пользуются лишь командиры стад, которые живут на четвертом горизонте. Ну, и их заместители, обитающие на третьем. Это их привилегия. А я — пока только сотник. Нам открывают доступ к подъемнику в исключительных случаях. И не каждому! — последнюю фразу мой провожатый произнес со значением.

— И много у вас сотников? — не удержался я от вопроса.

— Шесть тысяч.

— Шесть тысяч сотников?!

— Да, именно так. Но я — один из самых молодых и перспективных! — Террион расправил плечи. — Если считать по вашему времени, мне двести девять лет.

Я смерил взглядом его стройную, но отнюдь не хрупкую фигуру и пошутил:

— Ну да, совсем пацан!

Он понял шутку, звонко рассмеялся.

— На самом деле мне только тридцать пять.

— А как становятся сотниками, командирами стад?

— Эту честь нужно заслужить! — отчеканил Террион, а затем невозмутимо прибавил: — Или родиться во влиятельной семье.

— В стаде сколько сотен? — продолжал я удовлетворять любопытство.

— Десять. То есть в каждом стаде тысяча полубесов, — бодро отрапортовал он. И тронул меня за локоть: — Давай спускаться?

— Давай.

Террион подвел меня к старому могучему кедру. Приблизившись к нему вплотную, повернулся и прислонился спиной к стволу.

— Становись рядом! — скомандовал мой провожатый, и в его голосе я уловил что-то похожее на благоговейный трепет.

Я встал подле Терриона, теряясь в догадках. Вдруг земля под нами задрожала. Послышался скрип, и мы медленно стали опускаться.

— Стой спокойно! — предупредил он, уцепившись рукой за полу моей куртки.

Мы погружались в землю. Правда, вокруг земли не было видно, мы опускались в шахту или колодец. Над головой со скрежетом сомкнулся свод. Кромешная тьма ударила по глазам.

— Сейчас станет светло, — прошептал Террион.

И точно. В тот же миг нас окутал вялый зеленоватый свет. Он исходил из самих стен шахты. Они просто светились! Я осторожно дотронулся до той, что была ко мне ближе всего. Холодная. Из чего она — из стекла, из пластика? Не понятно.

Остановившись на несколько секунд, помост, на котором мы стояли, вновь пришел в движение. Скорость спуска плавно нарастала. Но вскоре начала уменьшаться.

Остановка. Террион толкнул дверь из черного металла, которая неожиданно возникла перед нами, будто выплыла из тумана. Взору открылась панорама города, который посередине пересекала прямая широченная дорога, вымощенная гладкими коричневыми камнями. По одну ее сторону в неярком свете солнца ровными рядами стояли похожие на бараки четырехугольные трехэтажные здания серого цвета с большими окнами. По другую — аккуратные домики из красного кирпича, небольшие, но довольно высокие. Их крутые крыши были покрыты коричневой черепицей. Домики стояли очень густо, почти впритык друг к другу. Вдали виднелись дома, побольше и повыше. А еще дальше сияли белизной стен двухэтажные коттеджи с острыми шпилями.

— Вот это казармы, — начал объяснять Террион, указывая рукой на серые трехэтажные строения. — Часть из них — для мужчин, а часть — для женщин. Здесь живут те, кто не обзавелся семьей. Сюда же к одиннадцати вечера обязаны сходиться и все остальные. Начальство проводит смотр, ставит задачи, награждает и наказывает. А там, — сотник указал на домики, — обитают семейные. Самые большие дома, вон они, со шпилями, принадлежат заместителям командиров стад. Я и другие сотники занимаем жилища поменьше, они находятся сразу за казармами.

Не торопясь, мы двинулись по камням мостовой.

— Для начала приглашаю тебя в свои пенаты! — Террион то ли в шутку, то ли всерьез положил руку на сердце.

По дороге к ним, его пенатам, я рассматривал домики простых полубесов. Все эти жилища имели по четыре окна — по одному с каждой стороны, высокие двери, выкрашенные серебрянкой, и смотрелись, как близнецы. Нигде никаких оград я не увидел. Ровные, чистые улочки были пустынны. Лишь у одного домика на табуретке сидела грузная седая старуха и проворно орудовала спицами. Что она там вязала, рассмотреть мне не удалось.

А вот в кварталах жилищ, что побольше и побогаче, было людно. Мужчины и женщины, в основном преклонного возраста, группками сидели на длинных скамейках под стенами домов или в деревянных открытых беседках и чинно вели разговор. Некоторые увлеченно играли в карты. Стайки детей, часто голые или в одних коротких маечках, носились по улочкам, забавляясь какими-то играми, громко визжали и смеялись. Террион то и дело почтительно кивал головой, приветствуя стариков. И бодро шагал вперед. Я семенил рядом, стараясь как можно больше разглядеть.