Целитель

Надо жить, надо верить в то, что наступит момент, который уже не будет подвластен земному притяжению, и мы с ними увидимся вновь. Ибо жизнь у всех оканчивается одинаково – странствием. И в это Странствие отправится всякий.

Жизненный цикл человека отработан до мелочей и никаких случайностей не бывает. И когда вам говорят, что мы – хозяева своей судьбы, не верьте. Всё давным-давно расписано, и не нами.

Но мы, упрямые создания, вновь и вновь идем по прежнему пути.

И каждый человек индивидуально проходит его с неистовством обреченного.

Но мы забываем о том, что чудный дивный мир, нарисованный воображением человека, как дар высших сил, был определен нам здесь, на этой земле. И он не фантастичен, он был уготован для нас изначально – первые поколения представителей человеческой расы жили именно в нем: цветущие сады, пахучие травы, отсутствие одежды. В ней просто не нуждались. Человек был в своем доме. Попробуйте сегодня пуститься в путешествие куда-нибудь на север, или пройтись голым по сибирскому краю зимой. Но ведь всё это – наша земля, наш родной дом. И в этом дому мы чувствуем себя как в осажденной крепости.

Чьими стараниями всё утрачено? Человека же. Первое преступление было совершено не тогда, когда Ева решила вкусить со Древа Познания, а когда Каин убил своего брата Авеля, выясняя, кто главней? То есть, кто более влиятелен и могуществен. И с тех пор человек систематически и методически истребляет себе подобных: он находится в постоянной конфронтации со всеми живыми организмами планеты.

Какие животные, которых мы называем «дикими», подпускают близко к себе человека?.. А почему? От него исходит потенциальная угроза. Эта угроза постоянно подпитывает тёмные силы, которые уже готовы торжествовать свою победу над самым агрессивным существом всех времен и цивилизаций. Его же руками. В его же стремлении к материальному стяжательству, ради которого все средства хороши: убийство, шантаж, подкуп. Десять Заповедей завещаны не нам, а какому-то другому живому организму. Мы забыли о том, что для достойного существования надо совсем чуть-чуть. Но, если судить по накопленному богатству, то многие люди намеряли себе сотни – тысячи жизней.

И теперь, когда везде и всюду поднимается вопрос о гибели мироздания, об уничтожении земли, о победе тёмных сил, здравый рассудок человека должен победить и реставрировать землю: сделать её такой, какой она была когда-то в древности. Надо всего лишь вернуться в несколько тысячелетий назад, и не телом, а сознанием. Надо почувствовать боль земли, ежесекундно истязаемой, насилуемой и уничтожаемой. Надо вернуть ей первоначальный вид. Возможно, все новшества техники, совершенствование приспособлений и механизмов даются нам свыше ради того, чтобы освежить землю, сделать её пригодной для житья и перестать выкачивать из неё жизненные силы.

Надо уважать планету, ведь она – живой организм. Но когда терпение Земли будет переполнено, а вера в эту наглую, нахальную, тупую человеческую расу окончательно потеряется, – тогда жди беды. В принципе, беда давно должна была грянуть, но её приближение сдерживают Подвижники человечества, пророки, мессии, которых мы сажали на кол, распинали на кресте, сжигали на кострах. Они, своими «бредовыми» идеями, бессребреничеством, наивностью и верой отодвигают, замедляют день конца света.

…Но они ещё приходят, они ещё стучатся в наше сознание; они ещё говорят о том, что мы способны противостоять Тьме. Они – это те, кто способен сбрасывать с себя материальное, кто может при земной жизни стать частью духовного мира. Ведь миры связаны и только материя мешает нам общаться с Тем Миром, куда ушли в Странствие наши дорогие и близкие; куда отправится всякий человек. Ведь только там и именно там перед ним откроется возможность искупления, восстановления и обретения Света. Нет никаких наказаний за Той Чертой, даже для самых отъявленных негодяев. У всех есть возможность начать всё с начала. Нет ни ада, ни рая, есть Свет и Тьма; есть возможность выбора: опять и опять, в который раз…

Глава 2. Зрим и прелестен

«Самым страшным были эти вечера, тошные, одинокие, беспросветные. Мы думали, что это будет вечный бой, яростный и победоносный.

Мы считали, что всегда будем сохранять ясные представления о добре и зле, о враге и друге».

А. и Б. Стругацкие «Трудно быть богом»

1

Новая жизнь постепенно захватывала и даже начинала нравиться.

В редакции я был активен, суетлив, подвижен. Но, когда выходил из стен и погружался в незнакомый шумящий мир, меня охватывало иное чувство.

Город переставал казаться радостным и светлым, как будто с моим появлением здесь что-то изменилось, либо слишком быстро миновала эйфория новизны.

Город внушал опасение, он становился враждебным и подвластным недобру; он был насквозь материальным, то есть злым по самой сути, потому что в материи, созданной из ничего и остающейся ничем, напрочь отсутствует благо.

Город к чему-то готовился. И недаром, ой, недаром на некоторых пятиэтажках, невидимые ещё вчера, но проступившие сегодня, ясно бледнели зловещие слова «легион» и «проклятие». А по городу открыто разъезжала обычная транспортная «Газель», на которой, вверху лобового стекла, багрово алело слово «тьма».

Она была уже здесь. Она скрывалась в подъездах и дворах, в тёмных закоулках, где орудовали бледные наркоманы; она вываливалась наружу с приходом ночи.

Я это чувствовал. И оттого они были особенно мучительны – часы ночного одиночества и бездействия. Когда сон не наступает, а физическая усталость настолько велика, что поддавливает в поясницу и ноги; глаза поневоле смыкаются и ни писать, ни читать – невозможно.

Дом погружается в одинаковую серую тьму, и только сквозь полузадёрнутые шторы пробиваются яркие блики заезжающих во двор машин; да берёзка под самым окном, берёзка, которую посадил мой отец, тихо перекатывает налитые зеленью листья.

К полуночи оживал ресторан, расположенный бок о бок с нашим домом, таранил беспорядочными звуками музыки весь микрорайон.

Из пивного бара в цокольном этаже этого злополучного ресторана, вываливались покурить и оправиться осоловелые люди, их нетрезвые разговоры были тоже слышны далеко.

Шума извне хватало, но одиночество давило железной пятерней, сбросить которую недоставало сил и желания. Я всегда был одиноким волком, хотя и общества не чурался. Но лучше работается и мечтается только вдали от всех.

Такова моя судьба.

Я даже болел так, чтобы никто не заподозрил. Молча, не по-детски переносил температуру, кашель, головные боли. В худшем случае уходил к бабе Моте (маме отца), и отлеживался в одной из комнат её огромного дома. Бабушка приходила чёрной тенью, принося очередной отвар или настойку, молча уходила.

Всё дело в том, что я с раннего детства невзлюбил недуги и…хворых людей.

Толчком этому чувству послужила мама, которая всё время «болела». Не стану утверждать, что она притворялась – работа сельского учителя нервная и сложная. Но наш дом детства был самым тихим в посёлке: мы никогда не прибавляли громкость радио и телевизора выше планки обозначенной мамой (болит голова), пластинки тоже слушали на тихом звуке (мама спит, она устала), к нам очень редко приходили гости и друзья…

Мама «болела» всё моё детство.

Я устал бояться за её жизнь и здоровье, устал от вечной тишины в доме, устал оттого, что не могу пригласить к себе приятелей.

И я просто возненавидел и болезни, и вечно больных людей.

О том, какова мама стала в старости, говорить не буду. Скажу одно: вечно здоровая больная, изводящая всех разговорами о недугах и способах лечения. И ещё, как это ни прискорбно, но именно на примере своей матери я отчетливо понял, как безобразна, навязчива и безжалостна старость.

Я дал себе слово, что у меня дом будет совсем иным.

Я дал слово: никогда не болеть. А если и случится, то болеть так, чтобы никого этим не обременять.

_________________________

Одиночество… Мы с ним – старые приятели.