Дороги Катманду

Оливье отсутствовал гораздо дольше, чем ему хотелось. Даже самые небольшие, самые удаленные, самые заброшенные храмы, к которым приходилось добираться по едва заметным тропам, почти никогда не пустовали не только днем, но и ночью. Непал был не той страной, где Бога запирают на ключ после окончания рабочего дня. В любой момент кто-нибудь обязательно оказывался в храме, чтобы общаться с божеством, молиться ему, выказывать свое обожание. Беседа между богами и людьми не прерывалась ни солнечным днем, ни ночью при свете масляных ламп. Оливье буквально сходил с ума от нетерпения и беспокойства, когда думал о Джейн. Ему никак не удавалось заработать ни гроша, а она тем временем, конечно же, продолжала опускаться на дно, по-прежнему отравляя себя и подходя к опасной степени истощения.

Наконец ему удалось остаться в одиночестве ночью в небольшом храме, в котором он днем приметил бронзовую статуэтку богини с распростертыми во все стороны шестью руками, с чарующей улыбкой и восхитительной грудью. Статуэтка была небольшой, и ее можно было без особых усилий отделить от основания и спрятать в рюкзак.

Храм находился высоко на склоне горы, снизу к нему вела лестница, казавшаяся бесконечной. Оливье спрятал мотоцикл в долине. Луна ярко освещала пустынную лестницу и внутренности храма. Он достал из рюкзака молоток и зубило и принялся за работу. Чтобы избежать лишнего шума, он обмотал молоток тряпками.

Очень быстро он обнаружил, что под слоем хрупкого цемента скрывались толстые бронзовые стержни, укрепленные в отверстиях, просверленных в скалистом основании. Это была основательная работа древнего мастера, добившегося при строительстве храма монолитного единства божества и храма.

Ругаясь сквозь зубы и проклиная всех богов вселенной, Оливье достал из рюкзака ножовку по металлу, хорошенько смазал ее и через узкую щель между каменным основанием и статуэткой принялся пилить первый стержень.

Но едва он сделал несколько движений, как до него донеслись звуки музыки. Какую-то поп-мелодию исполнял нестройный оркестр флейт и гитар. Взглянув вниз, он увидел поднимавшуюся к храму группу хиппи, освещавших себе дорогу самодельными факелами, бумажными и электрическими фонариками.

При виде этих придурков, этих мерзавцев, притащившихся сюда словно только для того, чтобы он не смог спасти Джейн, Оливье охватило холодное бешенство. Он кинулся им навстречу и налетел на поднимавшихся первыми, раздавая направо и налево удары тяжелым рюкзаком. Одних он отшвырнул в сторону, других сбил с ног и повалил на находившихся ниже. Он орал, наносил удары кулаками и ногами, сбрасывая не ожидавших такой встречи хиппи вниз по лестнице вместе с их дурацкими фонариками и гитарами, вбивая им в глотку флейты вместе с зубами. Несмотря на то, что их было не менее трех десятков, хиппи посыпались вниз по лестнице, не помышляя о сопротивлении. При желании Оливье мог перебить их всех, одного за другим, словно стадо баранов. После того, как все незваные гости оказались у подножья лестницы, вытирая разбитые носы, потирая синяки и ссадины и хромая, они, даже не пытаясь понять произошедшее, двинулись дальше, к другому священному месту, другому храму, другому более доброжелательному божеству. Некоторое время Оливье смотрел, как удаляются, постепенно слабея, светлячки уцелевших после схватки фонариков. Потом он возобновил работу.

С последним, четвертым стержнем ему удалось справиться перед самым рассветом. Спрятав обмотанную тряпками богиню в рюкзак, он спустился к мотоциклу. Он долго катил его вниз по склону, по едва различимой тропе, не заводя двигателя и не включая фары, напряженно всматриваясь в темноту и чудом избегая в последнее мгновение опасных провалов и свалившихся сверху каменных глыб. Только добравшись до автомобильной дороги, он завел мотоцикл и помчался в Катманду.

До города он добрался только во второй половине дня. Было слишком поздно — или слишком рано — для встречи с Тедом, и он отправился в гостиницу Бориса. Приняв ванну гигантских размеров, в которой вполне мог выкупаться взрослый слон, он поменял белье, побрился и отправился на поиски Джейн. Не решаясь оставить статуэтку в номере, он захватил с собой рюкзак с драгоценной добычей. Обслуживавший его бой, непалец лет сорока, имя которого он никак не мог запомнить, постоянно улыбающийся и предельно услужливый, постоянно дежуривший на своем посту за дверью номера в ожидании какого-нибудь поручения, был, несомненно, человеком честным, но наверняка не лишенным любопытства.

В отеле тибетцев в комнате Джейн и Свена он никого не застал. Исчезли и валявшиеся на полу рюкзаки. Он заглянул в соседние комнаты, где на полу сидели или спали грязные хиппи, но не смог узнать ничего путного ни от них, ни от тех, кого он повстречал в саду. Тогда он направился в ресторанчик, где видел марсельца. Того на месте не оказалось, но блондинка с высоким шиньоном была на своем посту. Хотя нет, на этот раз она переместилась на скамью прямо напротив входа. Уставившись ничего не выражающим взглядом на двери, она не шевелилась и, похоже, не видела входящих. Сильно отощавшая, она держалась не так прямо, как раньше;

большая прядь волос свисала с шиньона, закрывая часть лица. Ее щеки, еще недавно такие розовые, побледнели, лежавшие на столе руки были грязными, со сломанными черными ногтями.

Два бородача, сидевшие поблизости за шахматной доской, то и дело поглядывали на девушку. На протяжении часа, в течение которого Оливье находился в ресторане, они явно что-то оживленно обсуждали, и никто из двоих так и не передвинул ни одной фигуры. Наконец, хозяин ресторана, запомнивший Оливье по прошлому посещению, подошел к нему и жестом указал на группу хиппи, сидевших в стороне, не проявляя признаков нетерпения, и, похоже, даже не сознававших, что они ждут, когда появится кто- нибудь, способный заплатить за блюдо риса.

Хозяин спросил:

— Rice. Riz. You pay?

— Чтоб они сдохли! — с отвращением бросил Оливье.

Забросив рюкзак за спину, Оливье вышел на улицу. Лямка сильно резала плечо, богиня была весьма увесистой. Ей, наверное, было не меньше тысячи лет, если не больше. Он собирался потребовать за нее хорошую цену.

Опустилась ночь, улицы обезлюдели; изредка попадались куда-то спешившие непальцы и неизвестно куда тащившиеся группами по двое или трое хиппи. Гораздо чаще в темноте мелькали желтые псы, сновавшие по городу в поисках съестного. Повсюду можно было увидеть лежавших где попало коров.

Оливье подошел к конторе «Тед и Жак» с задней стороны. В переулке не было ни души; ни одно из выходивших на мостовую окон не светилось, если не считать окно на втором этаже в конторе Теда.

Оглядевшись еще раз, Оливье достал из кармана ключ. Замок щелкнул и открылся без малейшего сопротивления. В прихожей со стены напротив дверей на посетителя тупо смотрела огромная голова буйвола. Осторожно захлопнув за собой дверь, Оливье поднялся на третий этаж. Ступеньки громко скрипели под его ногами. Тед должен был понять, что он пришел.

Действительно, едва он успел водрузить свою добычу на письменный стол, как появился Тед и сразу же накинулся на него с упреками за появление в столь ранний час. Это крайне неосторожно с его стороны; если он и дальше будет вести себя таким образом, Тед будет вынужден разорвать с ним контракт. Он замолчал на полуслове, как только заметил бронзовую богиню. Подойдя к столу, он взял статуэтку, прикинул ее вес и внимательно осмотрел обрубки торчавших снизу стержней. Затем он потребовал от Оливье подробного рассказа и внимательно выслушал все, что тот мог сообщить ему. Когда Оливье высказал свои соображения о вероятной большой древности статуэтки, Тед скорчил презрительную мину. Он заявил, что храм был наверняка построен всего лет пятьдесят тому назад, что статуэтка была выполнена в широко распространенном стиле и в ней хорошо просматривалось влияние одновременно индийской и китайской культур. В общем, это было весьма обычное изображение сравнительно позднего происхождения, за которое он мог заплатить не более десяти долларов.