Исповедь. Пленница своего отца

Сладкие йогурты были единственным лакомством, которое я когда-либо пробовала…

Я обгоняла один за другим ехавшие впереди меня автомобили и смело выезжала при этом на соседнюю полосу, почти не глядя, едет ли кто-нибудь мне навстречу. Я пребывала в состоянии полного отупения, целиком поддавшись своей навязчивой идее. Встав рано утром после бессонной ночи, я, твердо решив покончить с собой, побежала к грузовичку как к своему избавлению.

Я не могла жить без Старика.

Он меня ждал, и мне надлежало отправиться вслед за ним.

Я стремительно приближалась к мосту (мне, однако, казалось, что это он приближается ко мне). Я уже могла различить черную воду, сквозь слезы казавшуюся мне поблескивающим жидким зеркалом.

Заехав на мост, я крутанула руль, и грузовичок резко свернул влево. Я увидела приближающиеся перила, увидела похожую на черную дыру воду и… надавила на педаль тормоза. От резкой остановки меня бросило вперед, на руль, и хорошенько тряхнуло, и я, больно ударившись головой о дверцу, потеряла сознание.

Когда я пришла в себя, то прежде всего увидела черную воду — воду, которая меня так и не поглотила. Затем я обратила внимание на то, что стало очень тихо: двигатель заглох. В кабине чувствовался запах горячего металла. Я ощупала свой висок и посмотрела на пальцы: на них была кровь. Затем, с трудом открыв дверцу, я вылезла из кабины. Неподалеку остановилось несколько автомобилей. Ко мне подбежали какие-то люди.

— С вами все в порядке? Вы не сильно ушиблись?

— Мы уже позвонили в полицию. Старайтесь меньше шевелиться. У вас на голове кровь.

— Сейчас приедет скорая помощь!

Кто-то взял меня за плечо и вытер мне лицо бумажной салфеткой. Какая-то женщина посоветовала мне присесть, пока не приехали полицейские. Еще кто-то громко разговаривал по мобильному телефону.

Я села прямо на асфальт и заплакала.

Это был первый в моей жизни случай, когда незнакомые люди проявили ко мне интерес.

Моя попытка покончить жизнь самоубийством была принята за простое дорожное происшествие.

— Вы еще легко отделались, — вот и все, что сказал мне по этому поводу полицейский, оформляя протокол.

Когда я вернулась домой, Марианна сжала мою руку и посмотрела мне прямо в глаза.

— А теперь давай-ка прекращай свои глупости! — сказала она. — Ты должна сама за себя бороться, черт тебя побери!

— Ну что ж, именно это я и собираюсь делать. Причем начну прямо сейчас…

Период депрессии, начавшийся у меня после смерти Старика, сменился периодом лихорадочной деятельности. Меня охватило непреодолимое желание покончить со всем, что было в прошлом.

Я решила распродать за бесценок все вещи Старика — как будто, избавившись от принадлежавших ему предметов, можно было вычеркнуть его из своей жизни.

Я начала с печатного оборудования — всех тех агрегатов, которыми он так гордился и которые — точнее, некоторые из них — использовались для истязаний. Я поспешно избавлялась от мерзкого наследия Раймона Гуардо. Мне предлагали за эти агрегаты смехотворно маленькую цену, и я тут же соглашалась, требуя, однако, чтобы их забрали немедленно.

Дети, которые раньше не осмелились бы даже прикоснуться к предмету, принадлежащему их отцу, тоже приняли участие в распродаже его имущества. Раймон-младший быстро заметил, что коллекции марок Старика вызывали интерес у различных торговцев, главным образом его бывших клиентов. Они друг за другом являлись к нам, чтобы унести под мышкой один из альбомов с марками, купленный у нас по сходной цене.

Мы стали шарить по всем углам, разыскивая припрятанные Стариком «сокровища», и затем с ликованием выносили или выметали метлой эти предметы из дому. Нас всех охватила эйфория, и эта радость по поводу растранжиривания «наследия» Старика была своего рода местью ему.

Старушка пыталась вмешиваться, но ее уже никто не слушал.

Мы устроили самый настоящий грабеж.

То, что не смогла продать, я попросту выкинула на помойку. То, что не смогла до нее дотащить, я сожгла. То, что нельзя было сжечь, я разломала на куски.

Я не знала цену деньгам, и они потекли у меня между пальцев. Открыв для себя сокровища супермаркета, я восторженно набросилась на них, покупая все, что попадалось мне на глаза. Марианна показала мне отдел нижнего белья, и я совершила на него опустошительный набег, покупая женскую радость всех видов и не обращая при этом внимания на ее размеры. Я набросала в свою тележку банки с консервами, лифчики и плитки шоколада. Еще я сгребла с полок множество быстрозамороженных продуктов и баночек с десертами (их я потом опустошала одну за другой, будучи не в силах остановиться)…

За несколько недель я поглотила столько еды, сколько недодавал мне Старик в течение пары десятилетий, и все никак не могла насытиться.

Я ела до тех пор, пока у меня не начиналась рвота, но как только она проходила, я снова принималась за еду.

У мальчишек каждый день превратился в канун Рождества. Они дарили друг другу подарки, которые Старик в свое время безжалостно у них отнимал. Их внимание привлекли красивая одежда, компьютеры, видеоигры, и они стали покупать себе то, о чем мечтали годами. Они наверстали это многолетнее отставание за несколько месяцев.

У нас дома стали накапливаться целые кучи различных предметов. Мы все впали в какое-то потребительское безумие. Беспредельная анархия сменила тиранию, более двадцати лет давившую на эти стены и на живших тут людей.

Ничем не ограниченная свобода возымела на меня разрушительный эффект. Марианна, к советам которой я раньше всегда прислушивалась, уже не могла меня контролировать. Да я и сама не могла это делать. Мне хотелось насладиться жизнью, которая была для меня незнакомой и которую я не умела правильно организовать. Поскольку я этой жизни еще и боялась, то бросилась в нее как в омут с головой.

Я не интересовалась уже ни своими детьми, ни домашним хозяйством. Я покупала себе сумочки, обувь, одежду, не задумываясь о том, подходят ли мне эти вещи: за предыдущие годы жизни у меня не было возможности выработать у себя хороший вкус.

Иногда я, правда, замыкалась в себе, придя в ужас от осознания беспредельности своей свободы, и боялась выйти на улицу.

Во время одного из таких периодов добровольного затворничества Марианна, с тревогой наблюдая за моим состоянием, предложила мне пойти прогуляться. К тому моменту я, по-моему, уже целый месяц не выходила из дому.

— Сегодня мой день рождения, и я хочу развлечься. Пойдем в пивной бар!

— Нет, я не пойду. Иди одна…

— Нет, ты пойдешь со мной. Сегодня мой день рождения, ты не можешь мне отказать!

Подчинившись настояниям Марианны, я пошла в тот вечер с ней.

После смерти Старика я с удивлением открыла для себя эти магические заведения, в которых пьянела от алкоголя, музыки и присутствия других людей. Мне нравилось ходить в пивные бары: я не задумываясь платила не только за себя, но и угощала выпивкой окружающих, легко тратя деньги, которые буквально жгли мне руки.

Именно в тот вечер я его и встретила.

Я немножко потанцевала, немножко выпила. А вскоре заметила его. Он и его приятель болтали с группкой девиц. Мужчина он был на вид крепкий. Это было первое, что я о нем подумала. «Крепкий парень…» Я еще не видела его лица, но уже влюбилась в его плечи.

Он танцевал с Марианной и еще одной девушкой, с которой, по-видимому, был хорошо знаком.

Это заставило меня нервничать.

Я стала его ревновать, хотя еще ни разу даже не разговаривала с ним.

Он потанцевал со мной, затем опять с Марианной. Она, знавшая меня лучше, чем кто-либо другой, почувствовала, что он мне нравится. Тут же перестав танцевать, она сказала:

— Я больше не могу… Потанцуй с моей подружкой!

Весь оставшийся вечер мы с ним провели вместе.

Я не хотела его отпускать, и он остался со мной.