Жизнь моя - Армия(СИ)

Савицкий похлопал друга по плечу, ободряя, хотя сам этой бодрости не испытывал. Оба вошли в палатку. Разделись и улеглись на походных койках. Савицкому почему-то вспомнилась жена и оладьи на ужин, которые ел накануне. Немного поворочавшись, с этой мыслью он и заснул. Ночь прошла спокойно. Патрули спавших солдат видимо не нашли. Утром капитаны доложили о нормальной обстановке и отправились отдыхать.

Где-то в районе десяти часов начались приготовления к первому пуску учебной ракеты. Она была не большой, закрепленной на здоровенном МАЗе. Установку вывели на позицию. Вокруг суетился расчет, что-то доделывая на ходу. Под навесом долго орали по установленным телефонами, переговариваясь таким образом с ближайшей авиабазой. Солнце между тем постепенно набирало силу. На улице становилось все жарче. Тент медленно нагревался. От него шли потоки тепла. Где-то в двенадцать с территории авиаполка ответили, что радиоуправляемый беспилотный самолет пошел. Савицкий, едва заметив самолетик в пределах видимости, скомандовал:

— Пуск!

Сержант нажал нужную кнопку. Из стартовика полыхнул огонь и… стоящий МАЗ поехал по полю, а ракета не взлетела. Горела трава и вслед за машиной тянулся грязно-черный шлейф. Расчет брызнул в разные стороны, разбегаясь зайцами и прячась кто куда. Машина без шофера непостижимым образом развернулась и поперла на командный пункт! Ракета дергалась на грузовике и ревела, словно от злости, что не может взлететь. МАЗ громыхал, словно локомотив.

Все вначале остолбенели, а затем молча рванули в сторону бункера. Мнение было удивительно единодушным. Савицкий успел прихватить с собой кучу карт со столов и трубку от телефона, которую так и не выпустил из руки. Лишь опешивший генерал-лейтенант, смотревший в бинокль на небо и таким образом ждавший ракеты, не сразу сообразил, что происходит.

Увидев надвигавшуюся беду, он зигзагом кинулся к бункеру, но тот, рассчитанный всего на десяток человек был уже переполнен. Забились тридцать офицеров и забетонированный бункер неожиданно стал резиновым. Из дверей торчал чей-то зад, обтянутый пятнистыми брюками и две ноги в берцах последнего размера. Ни головы, ни торса не было видно. Они скрылись под телами впереди.

Генерал задумчиво посмотрел на этот вызывающе отшляченный зад. Собрался хорошенечько пнуть и сразу оглянулся на треск ломаемых столов. Машина была в каком-то десятке метров от него и упорно ползла вперед. Требовалось срочно менять позицию. Стало не до пинка. Брезент над командным пунктом полыхал из-за продолжавшего гореть топлива. Елистратову страшно захотелось жить. Он поглядел еще раз на эту задницу в проеме и с воплем:

— Если я… кого-нибудь… после этого… забега… когда-нибудь… за что-нибудь поймаю! То это будет его конец!!!

Кинулся бежать сломя голову. Ракета продолжала тащить МАЗ за ним. Генерал забыл о важности и своем статусе. Скинув на ходу китель, он улепетывал по полю, играючи перескакивая окопы с замершими там солдатами. Те тут же брызгали в разные стороны, пропуская машину и сразу высовывали головы в касках, чтобы посмотреть на лампасы, мелькавшие на поле.

МАЗ с ракетой упорно скакал за растрепанным генералом с вытаращенными от ужаса глазами и не желал отставать. А у Василия Федоровича даже ругательства уже закончились. Он несся по полю, забыв о жаре. Фуражку потерял значительно раньше. Сзади слышался грохот и рев, это заставляло не молодого генерала бежать быстрее. Он скинул галстук с заколкой и успел расстегнуть рубашку, собираясь сбросить, когда шум за спиной внезапно затих.

Мужчина оглянулся, продолжая бежать по инерции. МАЗ стоял посреди зеленого лужка с черной полосой позади. Видимо топливо у ракеты наконец-то закончилось. Елистратов остановился и обернулся, чуть покачиваясь на дрожавших ногах. До разгромленного командного пункта было больше километра и оттуда бежали люди. Генерал-лейтенант почувствовал свой возраст и сел на землю. Ласково провел руками по жесткой траве, не веря, что жив. Вновь поглядел на подбегавших подчиненных слезившимися то ли от радости, то ли от злости глазами.

Савицкий несся первым, так и не выпустив оборванной телефонной трубки. Карт правда не было. Они остались в бункере, выдавленные из его рук многочисленными соратниками. Следом, вытянув шеи, неслось лошадиным галопом остальное командование. Генерал посмотрел на них и глухо завыл. От перепуга он забыл весь мат и мог лишь мычать. Сзади снова раздался грохот. Генерал подскочил, разом замолчав. Остальные затихли и тоже обернулись. Даже тяжелое дыхание стихло.

Оказалось, что у МАЗа отвалились дверцы. Машину всю перекосило на их глазах и выглядела она теперь, словно груда металлолома. Даже лобовое стекло покрылось трещинами. Иван Артемьевич мигом понял, что грузовик теперь годится лишь на запчасти. Достал фляжки со спиртом и водой, которые постоянно носил на учениях. Смешал в походном складном стаканчике и принялся отпаивать генерала.

Через двадцать минут, как Елистратов пришел в себя, Ласкин и Абреков выяснили причину не взлета ракеты. В походном положении ракету фиксируют на направляющих полозках два анкерных болта. Обслуга забыла их открутить. Болты выдержали силу ракеты, а машина развалилась…

МАССОВЫЙ ЗАБЕГ

Вернулись на разгромленный командный пункт. Савицкий и Аристархов поддерживали шатавшегося Елистратова под руки. Остальные собирали генеральскую одежду, тихонько пересмеиваясь. Нашли даже заколку от галстука. Никто и никогда до этого не видывал, чтоб генералы так бегали. Солдаты тушили огонь ветками кустарника и засыпали песком. Савицкий увидел веселые глаза рядовых и сержантов, бросаемые украдкой на охрипшего от ругани генерала.

Полковник готовился к худшему, но все же постарался объяснить разозленному начальству еще по дороге про устаревшее оборудование. Что ракеты с МАЗов давным-давно не пускают, а они вынуждены, так как новую технику не дают. Елистратов, забившись в палатку, постепенно успокоился. Правда минералки выпил почти пять литров. Настолько сильно сказался на нем вынужденный забег. Где-то через пару часов, после роскошного обеда с шашлычками и коньяком, он уже спокойно разговаривал о произошедшем и даже посмеивался над собой.

Тент над командным пунктом снова натянули. Обломки и обгоревшие остатки тщательно вымели и унесли. К вечеру привезли пять столов взамен разбитых и обгоревших. Связисты вновь установили телефоны. Раскинули карты. Генерал-лейтенант похвалил полковника за спасение карт при всех:

— Даже в таких трагических обстоятельствах Иван Артемьевич не растерялся и вынес карты. Для военного человека карта очень важна. Ведь попади она в руки противника и последствия могут стать ужасными. Так что, товарищи офицеры, не перевелись еще на Руси настоящие мужики…

В общем, неудачу замяли. МАЗ оттарабанили по частям в сторону. Ракету перегрузили на другую машину. Обслуге, чтоб не забывала, ротный Ласкин всыпал «по первое число», предварительно сам получив разнос от Савицкого. Полковник отвел его в сторонку, чтобы начальство не слышало и зло прохрипел:

— Капитан, вы, лично должны были проследить за расчетом! Проверить боеготовность от и до! Хотите помолодеть? Так я вам устрою — из капитанов в старлеи!

Ласкин предпочел промолчать, зная, что стоит ему начать оправдываться и командир приведет угрозу в исполнение. Когда полковник отпустил, он молча козырнул и ушел.

Два дня все было нормально, если не считать такой «мелочи», как подбитый солдатом-рядовым из обычного ПЗРК радиоуправляемый самолет-мишень. Парнишка подбил его играючи. Просто прицелился и выстрелил. Вонючий дым окутал его голову в каске на мгновение, а потом самолет в небе стал разваливаться на составляющие. Даже на авиабазе по не выключенной связи слышали рев Елистратова:

— Какой мудак этому ё… Чингачгуку боевую ракету дал?

Целые сутки солдаты собирали обломки разлетевшегося самолета в полиэтиленовые пакеты. Выяснилось, что ракета была учебной, только попала она самолету в воздухозаборник и у него тут же заклинило движок. Такого еще не бывало! Полковники с управления с каждым днем учений ходили все задумчивее и вечно «не в себе». Отвечали на вопросы сбивчиво, невпопад, постоянно что-то записывали в блокноты, общались лишь друг с другом, оглядывались по сторонам так, словно среди врагов находились и всем этим страшно беспокоили Савицкого.