Дела семейные (сборник)

Потом бетонку перешла девушка-таджичка. Она поднялась от берега и стояла с большим кувшином на плече, нарочно отвернувшись, чтобы Вася не видел ее лица. А он все-таки высунулся из кабины и позвал громко и ласково:

– Эй, апа!

Девушка не шевельнулась. Солнцем промелькнуло мимо Васи ее ярко-желтое широкое платье.

В кишлаке у чайханы Вася просигналил. Заскрипели двери кибиток: таджики, пожилые и молодые, выходили, первым движением обратив лицо к востоку и будто что-то отряхивая со своих рук.

– Салам, мужики! – ответил Вася на их приветствие. – Садитесь давайте.

Он повез их по змеистой дороге, вверх по Нурхобу, на створ будущей Лангурской плотины. Громыхали лопаты на дне кузова, громко переговаривались таджики. Вася кое-что понимал, но мысли сейчас у него были заняты своим.

Он отвез утреннюю смену, повез домой ночную. Потом поставил машину, сбегал купил молока для себя и для тетки и две лепешки прямо с огня. Пока горячие, они были очень хороши: пахли кислым тестом, напоминали деревенские овсяные блины.

Мимо Васи прошли девчата-маляры в синих, забрызганных побелкой штанах. Они живо разговаривали, и им не было никакого дела до Васи. Они и не заметили, как он проводил их глазами, словно забыв о горячей лепешке, зажатой в кулаке.

«Поеду в отпуск, женюсь…» – в который раз сам для себя решил Вася.

Была у него когда-то в деревне подружка ребячьих лет, та самая курносая, деловая Нюрка Рязанова, которая мечтала стать медсестрой. Вася, пожалуй, сманил бы ее сюда, но Нюрка, поступив в техникум, зубами держалась за среднее образование. С полгода присылала она Васе письма с припиской: «Лети с приветом, вернись с ответом», а потом Вася узнал, что она вышла замуж за преподавателя физической подготовки…

Крутилась пыль над бетонкой, слепило солнце. Вася ехал порожняком за послеобеденной сменой. И вдруг притормозил: по пыльной обочине шагала Галка. Он ее сразу узнал, хотя на ней вместо черного свитера была теперь пестрая рубашка-распашонка. А в руке сумочка из порипласта.

– Здравствуйте, – сказал Вася, остановившись. – Вы далеко?

– В Кокшар за сигаретами, – улыбнулась ему Галка и отбросила со лба прямые черные пряди. – У вас в Лангуре одна эта дрянь – «Север».

Вася сам курил «Север», и Галкино замечание смутило его.

– Ну, садитесь, – после короткого молчания предложил он.

Галка проворно села рядом с ним и не переставала улыбаться. Может быть, эту улыбку вызывали лучи солнца, от которых некуда было спрятать лицо.

– Скажите, а ваша тетя все еще здесь? Мне показалось тогда, что она немного причудистая.

– Нет, почему, – смутился Вася. – А вы как? Устроились в смысле работы?

– Да нет пока, – неопределенно сказала Галка.

Он чувствовал, как она все время шарит по его лицу своими быстрыми, цвета пива глазами. Ему хотелось бы спросить и про то, как у нее со Славкой протекает семейная жизнь. Но он не решался, а Галка, будто догадавшись, о чем он думает, усмехнулась довольно игриво и вместе с тем неопределенно.

На развилке она спрыгнула, махнула Васе рукой и быстрыми шажками направилась в желтеющий неподалеку кишлак. А Вася поехал дальше в горы. После Галки в кабине повис дым каких-то духов. Вася невольно потрогал то место, где она сейчас сидела. Уж очень эта Галка была непохожа на девчат, которых Вася видел здесь, в Лангуре.

Смена у Васи выдалась в этот день сплошь суматошная: после обеда возил по стройке группу практикантов. Потом в кабину ему подсунули какого-то фотокорреспондента. Тот через каждые сто метров просил остановиться, ползал по камням, снимал Нурхоб и сверху, и снизу, и с навесного, колеблющегося над провалом мостика, и с корявой дикой яблони, повисшей в ущелье. У Васи все время было желание ухватить его покрепче за полу, оттащить от пропасти.

– Если вниз сыграете, крышка будет, товарищ фотограф, – заметил он. – Вы уж поаккуратней.

В довершение фотограф уронил под кручу один из своих аппаратов и сумку с пленками, и пока он охал, Вася притащил веревку, обвязался и слазил вниз, благо аппарат и сумка зацепились за какой-то корявый мертвый куст.

– Замечательные у вас здесь люди! – благодарил фотокорреспондент и сфотографировал Васю тут же в рост для республиканской газеты. – О таких людях нужно легенды создавать!

– Вы лучше карточку мне перешлите, – попросил Вася.

Его уж тут несколько раз снимали в Лангуре – и как первопоселенца, и как ударника. Но дальше пленки дело почему-то не пошло. Хотя бы уж проявили и ему на память оставили. Зря только он делал значительное лицо, когда смотрел в объектив.

…Апрель стоял спокойный и теплый. В одну из ночей пролил дождь, пыль села, с гор запахло травой. И спать по вечерам не хотелось. При свете фонарей сидели у палаток, стучали в домино.

– Вася! – услышал он из сумерек. – Это вы? Подите сюда.

Вася положил костяшки, ступил вперед несколько шагов и узнал Галку. На ней было узкое красное платье с большим вырезом. Но шею по-прежнему прятали черные пряди волос. Длинная челка почти касалась бровей.

– Здравствуйте, Вася, – сказала Галка. – Хотите, погуляем немножко? Сейчас хорошо…

– Неудобно, ребят бросил…

– Ну пожалуйста, пойдемте! – попросила Галка. И она, словно невзначай, дотронулась до его руки ласковым кошачьим движением. Вася растерялся.

– Чего же с мужем не гуляете? – спросил он грубовато, потому что волновался.

– А вы что же, боитесь? – улыбнулась Галка. – На вас не похоже.

Она взяла его за руку и повела за собой на единственный освещенный фонарями проспект, где гуляли другие пары. Неужели она хотела, чтобы ее увидели с Васей?..

Они медленно шли, скрипя песком. Потом Галка спросила:

– Вы всегда так много говорите? У вас заболит язык.

…Когда Вася вернулся домой, тетка уже спала. У нее был ощутимый недостаток: она громко и неприятно храпела, как закипающий чайник. Первые ночи Вася даже не спал, потом переборол себя. Только приходилось накрываться с головой.

«Не иначе, не поладила со Славкой, – думал Вася о Галке. – На ком-то утешиться хочет…»

На минуту, перевернувшись на другой бок, прекратила свой храп Полина. Вася поднялся на локте. За окном висела смоляная чернота. В комнате было душно, и, хотя почти не было мебели, казалось, что тесно, надвигаются стенки. Хотелось уйти отсюда, уехать домой в деревню, на скрипучее крыльцо, посидеть в прохладе под черемухой, как когда-то сидел со спокойной курносой Нюркой. Только какая уж теперь Нюрка! Васе мерещилась черная длинная прядь Галкиных волос.

Он лег и закрыл глаза. И опять увидел Галку, ее белую, тоненькую шею и карминовый, отчетливо подкрашенный рот.

Утром Вася встал суровый. И когда получил наряд на дальний рейс, в республиканский центр, решил, что это и лучше. Тетка его состояния не разгадала. Она только попросила, чтобы Вася ей там достал какое-то хитрое лекарство от повышенного давления.

Дома Вася не был три дня. А когда вернулся, его ждала новость. Полина, которая уже вполне обжилась в Лангуре, сообщила:

– Знаешь, Вася, ту-то, черненькую, говорят, муж выгнал. Наверное, хороша птичка! И зачем едут сюда? Только людям дело делать мешают.

Вася в первый раз резко сказал тетке:

– Не лезьте вы, тетя Поля, в чужие дела! Тут еще разобраться нужно…

Вечером Вася отправился искать Галку. Стараясь, чтобы не заметили, прошел в женское общежитие.

– Кого тебе? – спросила комендантша, категорически настроенная против мужских визитов.

Вася не знал даже Галкиной фамилии. Но комендантша почему-то догадалась. И так как Вася еще ничем себя не скомпрометировал, то она показала ему комнату.

Галка сидела на койке, подняв колени к подбородку. Когда Вася вошел, она тряхнула волосами, и лицо ее открылось. Под левым глазом синел небольшой отек.

– Видите, как мне досталось, – грустно сказала она Васе.

Никогда и никого Васе еще не было так жалко. Он и причины не знал, может быть, Галка кругом была виновата. Но ему стало очень ее жалко. Нельзя бить таких маленьких, у которых тоненькая шея и лицо беленьким яичком, даже если они виноваты… Вася загипнотизированно глядел на Галку. Удивительно, почему ее не трогал загар? Ведь сам-то он стал уже почти черный.